Вторая рука помогла первой, освободив девушку от лишней одежды.
Прелестное создание обняло бычью шею сыщика, но он для более глубокого знакомства повернул барышню к себе спиной.
Поэтическое настроение Люси улетучилось, когда Коробочкин попросил ее в неэстетичной позе крепко ухватиться за ручки кресла.
Станислав Сергеевич считал, что, прибыв в Воробьевку по служебной надобности, осуществляет здесь гуманитарную миссию. Обманывать ожидания женщин было не в его правилах.
И самое главное: во время суетливых телодвижений с сестричкой майор все время отмечал, что, в отличие от своего предыдущего визита в психушку, действует по своей воле. Хотя и по воле Люси, конечно.
* * *
Ознобишин взял с Люси слово никому не рассказывать о его чудачестве: подумаешь, в задумчивости сжевал пригоршню снотворного! С кем не бывает!
На всякий случай Коробочкин уточнил у медсестры: не было ли в ординаторской кого‑нибудь, кроме доктора?
Нет. Но кто-то выходил оттуда, когда Люся еще сидела на посту.
— Псих? — спросил Коробочкин.
— Других не держим!
Сыщику вспомнилось временное умопомешательство господ Коровко и Засекина, не говоря уж про незабвенного Колюню, а Люсе — его собственное:
— Ты чего ко мне в трусы при всех полез?
— Озверел, — в задумчивости промолвил сыщик.
Польщенная барышня зарделась помидором.
Коробочкин пожелал поближе познакомиться с обитателями Воробьевки.
С психами у меня никогда ничего не было! — ни с того ни с сего заявила Люся.
— Не сомневаюсь!
* * *
Майору показали долговязого парня с испуганной улыбкой на детском лице.
— Это Игрек! — представила его Люся.
— Игорек? — глуховато переспросил Коробочкин.
Сестричка и парень обменялись заговорщицкими взглядами и засмеялись.
— Все говорят «Игорек», — пояснила Люся. — Игрек не помнит своего настоящего имени.
— Бывает! — кивнул сыщик.
* * *
Оказалось, с Игреком такое в самом деле бывает. В Воробьевку он угодил во второй раз.
Коробочкин помнил Игрека после первого попадания того в желтый дом, но сохранил непроницаемый вид. Лицо больного тоже не выдало узнавания сыщика.
«Обидно! — задумчиво посвистел сыщик дыркой в зубе. — Был такой фильм, когда женщина потеряла память. И муж вынужден вновь соблазнять ее, как впервые».
У Коробочкина с Игреком были, конечно, другие отношения. Поэтому майор даже Люсе не открылся. Профессиональная привычка слегка придуриваться, делать вид, что знаешь меньше, чем на самом деле.
Сердобольная сестричка охотно просвещала Коробочкина.
И тогда, и сейчас мозги мальчика были хорошо выстираны.
«Промыты», — уточнил сыщик про себя.
В голове у Игрека не осталось ни своего имени, ни воспоминаний о родителях, вообще ничегошеньки.
— Табула раса, — латынь Люсе очень нравилась.
— Терра инкогнита! — сделал ей приятное милиционер.
— Вот именно! — подхватила девушка. — Маугли какой-то!
Ни в тот раз, ни в этот никаким Маугли Игрек не был. В свои двадцать с чем‑нибудь он походил на пятилетнего ребенка. Коробочкин помнил, что нареченный Игреком мальчуган проник в тайну деторождения, научился читать и писать. У него появилась девушка… В конце концов Игрек стал отличаться от любого юноши его возраста разве что наивностью.
Люся долго искала подходящее слово, отличавшее Игрека от прочих обормотов.
— Он такой чистый был, просто ужас! — стыдливо промолвила барышня.
— Игрек, по-твоему, псих? — осведомился у нее сыщик, вспомнив, что Люся не дарит свою любовь только психам.
— Ну что ты! Он стал чудесным мальчишечкой.
«Боюсь, ты его все-таки испортила!» — хмуро засопел Станислав Сергеевич.
— И все ухнуло в какую-то дыру! Он родился на свет заново! В третий раз!
— Снова терра инкогнита!
— Мальчик думал, что его нашли в капусте!
Майор понял, что Люся не могла долго мириться с такой неосведомленностью.
— Хорошо бы, конечно, чтоб Игрека кто‑нибудь усыновил! — размечталась сестричка. — Но в таком возрасте…
— Какая‑нибудь бабенка может усыновить…
— Это пошло! — с презрительным фырканьем объявила Люся.
Майор вспомнил, что Люся не надела в ординаторской трусики, запихнула их в карман халата. Рискованный трюк для психушки!
— Сестра! — сурово произнес Коробочкин. — Вас срочно вызывают в ординаторскую!
— Кто? — опешила Люся.
— Я.
Этот диалог ничуть не удивил душевнобольных, но озадачил самого сыщика: что заставило его вновь захотеть Люсю? Только ли зов плоти?
* * *
Станислав Сергеевич скрыл от Ознобишина, что дело об убийстве санитара Колюни, став делом о его самоубийстве, благополучно закрыто. Поэтому мог, не возбуждая подозрений психиатра, появляться в его отделении.
О загадочной болезни глюка, нареченного Игреком, Иннокентий Иванович не мог сообщить сыщику ничего определенного. Душа Игрека — потемки.
«А мозг?» — хотел спросить Коробочкин, но вспомнил, что Для психиатра душа и мозг — одно и то же.
— Как же ты лечишь Игрека? — без обиняков спросил сыщик.
— Никак, — последовал ответ. — Я его наблюдаю.
— Почему у него всю информацию смыло из памяти?
— Понятия не имею!
— Может такое повториться?
— Разумеется!
— Тебе не кажется, что причины этого лежат вне больного? — с непривычной осторожностью спросил Станислав Сергеевич.
— Мне ничего не кажется! — с раздражением ответил доктор докучливому посетителю. О болезни Игрека Ознобишин мог бы прочитать профану часовую лекцию. Тот преисполнился бы к ученому почтением, а не смотрел бы на него с брезгливым недоумением. Без мистификации с невежами невозможно. — Я наблюдаю!
— Мне кажется, кто-то за нами наблюдает! — разоткровенничался сыщик. — Ставит над нами какой-то дьявольский эксперимент!
Ознобишин сочувственно закивал, одобряя словоизлияния приятеля. Он понял, что сыщик имеет в виду нечистую силу.
— Он не просто наблюдает за нами! Он вмешивается в нашу жизнь! Завтра он сотрет то, что у меня в голове! Ты положишь меня к себе в больницу и назовешь Иксом! Если сегодня он не подсуетится, чтоб ты выпрыгнул из окна!
Впервые доктор видел невозмутимого ментяру в состоянии аффекта.
Ознобишин обнял майора за плечи. Профессиональная ласка.
— Стас, ты дело говоришь! Ложись ко мне в отделение. Коечку у окна я тебе обещаю… Уход нормальный гарантирую… Витаминчики тебе поколем… Как в санатории…
Обходительность психиатра способна была свести с ума даже флегматичного бегемота.
Коробочкин отпихнул от себя доктора с такой силой, что тот с маху брякнулся на пол.
— Прости!
Ознобишин выдавил жалкую улыбочку.
— Больной всегда прав…
— Я не больной!
— Тогда ты не прав!
* * *
Напоследок сыщик попросил Люсю немедленно сообщить ему, если в отделении появится кто‑нибудь посторонний. И вообще тотчас докладывать обо всем подозрительном.
Добрая девушка не стала перечить очумевшему менту. Посторонним здесь был только он сам, а подозрительным ему казалось все. Нормальный сумасшедший.
5.
Жалостливые взгляды Люси давали Игреку понять, что положение его плачевно. Сам он этого не ощущал. Юное существо дважды переносило тяжкие потери. Игрек лишился дома, родителей, друзей… самого себя наконец, но не сожалел об утрате, не ведая, что потерял. Цыпленок, только — только вылупившийся из яйца. Вопреки всем законам эволюции, сделав круг, мальчик возвращался туда же, откуда начал свою жизнь. Голый человек на голой земле.
Зная о двух своих жизнях, Игрек не особенно стремился разузнать подробности предшествующих воплощений. Разве легкомысленная бабочка интересуется предыдущим унылым существованием в виде гусеницы? Да и человека не особенно занимает девятимесячное заточение в утробе матери.
Увидев на улице знакомое лицо, Игрек радовался ему, надеясь, что встретил старого друга. Приветливый мальчик пользовался всеобщим расположением.
Беспрепятственно покидать дурдом и возвращаться обратно мог не только безобидный Игрек, но и безумцы, одержимые манией преследования. Демократизация всего общества не могла не затронуть знаменитую Воробьевку.
«Кандалы и цепи для душевнобольных остались в коммунистическом прошлом!» — с радостной улыбкой заявил по телевизору главврач Воробьевки Гагаев. И прекратил кормить обитателей скорбного заведения, давая им возможность воспользоваться плодами обретенной свободы.
Воробьевская мафия заняла достойное место в криминальном мире. Недееспособная братва вгоняла в трепет видавших виды, но психически здоровых бандитов. На прежних авторитетов произвело тяжелое впечатление, как психи поступили с их предводителем. Они его съели.
