Прачеловек учится компенсировать недостаток силы специальными приспособлениями – орудиями труда. Пища добывается уже не с помощью упорства и агрессии, а с помощью ума и смекалки. Лысеющая кожа прикрывается шкурами менее сообразительных соседей по планете. В результате пралюди оказываются более жизнеспособными, их популяция разрастается, становясь все более и более многочисленной.
Следующим этапом на пути возникновения новой цивилизации становится еще одна случайность (или закономерность – как кому больше нравится). Увеличивая ареал своего проживания, человек-почти-разумный неожиданно сталкивается со стадами сородичей, не пострадавших от радиоактивного излучения. Пралюди в недоумении: кто это мог быть? Почему они так похожи и в то же время совсем не похожи на них самих? И что можно ожидать от этих странных существ?
Через некоторое время на смену удивлению приходит нехитрый расчет: раз обезьяны физически крепче, значит, их можно попытаться заставить выполнять вместо себя тяжелую физическую работу, предложив взамен еду и защиту. Сие историческое решение в дальнейшем легло краеугольным камушком в строительстве эксплуататорского общества.
– В самом деле! – восклицал Кока, прерывая в этом месте свой рассказ. – Вы где-нибудь видели, чтобы домашние или дикие животные заставляли друг друга рубить дрова? Да еще при помощи экономических методов принуждения?!
И так как никто не замечал за своими любимцами олигархических наклонностей, данный пункт макеевской теории проходил без возражений.
Однако в новом обществе не только низам, но и верхам приходилось несладко: мутации продолжались. У наиболее продвинутых особей мозг развивался до такой степени, что все остальное тело выглядело не более чем подпитывающим придатком. Буквально на глазах ухудшались физические показатели пралюдей: они хирели, размножались с трудом, их начинали одолевать бесчисленные болезни. И вот в этот критический для судьбы популяции момент кто-то из гомо-сверх-сапиенсов выдвигает прямо-таки мичуринскую идею: во имя сохранения будущего начать немедленное скрещивание со своими недоразвитыми собратьями.
Возможно, в этот момент последовала немая сцена почище, чем в последнем акте «Ревизора», а затем многие из тех, кто еще мог передвигаться самостоятельно, тут же высыпали на улицу, вооружившись плакатами: «Нет кровосмешению!» и «Спите сами со своими обезьянами!». Может, так, а может, иначе, но в доселе идеальном обществе происходит раскол – хилые, но гордые интеллектуалы, собрав пожитки, удаляются на некий остров (чтоб ни одна обезьяна не доплыла) в тщетной попытке сохранить свой интеллект в первозданной целостности, оставшиеся же предаются оргиям в надежде выжить.
Как не трудно догадаться, победили наши. На обломках чересчур умного, но физически абсолютно нежизнеспособного общества зарождается новая, как с социальной, так и с генетической точек зрения, цивилизация. Цивилизация не только сохранившая, но и развившая доставшиеся ей по наследству традиции расизма, социального неравенства и того, что принято называть религией.
– Я готов дать голову на отсечение, что именно в этот период появляются первые предания о сверхлюдях или Богах, как существах всезнающих и всемогущих, – запальчиво произносил Кока. – Именно здесь следует искать корни рассказов о богочеловеке: потомке Богов и земной женщины…
Далее Макеев сообщал, что гордые интеллектуалы обосновались на одном из отдаленных островов и превратили его в этакий научно-исследовательский изолятор. Сведения о том, чем они занимались, какими возможностями располагали, и сохранились в основе преданий и большинства религиозных верований. В самом деле, способности этих сверхлюдей казались новому поколению землян безграничными, ведь даже внешне они выглядели существами высшего порядка, существами небесными, неземными.
На самом же деле несчастные пралюди просто-напросто из последних сил пытались найти хоть какое-нибудь спасительное средство, которое остановило бы наконец мутации и продлило их существование: многие носили некое подобие скафандров, одни, чтобы защититься от болезненных бактерий, другие уже не могли обходиться без кислородных баллонов. Они сконструировали и построили летательные аппараты, вероятно, для обнаружения новых, более пригодных для существования мест. Сооружали астрономические и навигационные объекты, взлетные площадки. Именно пралюди научили новые поколения строить дома и писать друг другу письма, именно в их лабораториях были получены первые сплавы и осуществлены первые хирургические операции. Они, и только они, создавали те удивительные вещи, которые ныне неблагодарные потомки приписывают каким-то там мифическим инопланетянам или богам.
Нельзя сказать, что все окружающие воспринимали идеи Макеева благодушно. Своей теорией Кока заставлял людей набожных хвататься за крест, а коллег-обществоведов за «Капитал» Маркса. Наиболее слабонервная часть кафедры этнографии и первобытно-общинного строя впадала в транс, когда Кока требовал объяснения, почему у двухметрового кроманьонца вес мозга превышал не только мозг всех остальных современников, но даже – о, ужас! – вес мозга современного человека. Возражений он не принимал, особо упорствующих обзывал мракобесами. Любые несостыковки и провалы в дарвиновской цепи объяснял легко и просто: наличием в древности сверхцивилизации, образовавшейся в результате радиоактивного излучения.
Один только вопрос мучил Коку: вымерла эта працивилизация целиком или все-таки в последний момент успела ассимилироваться? Если да, то является ли какая-либо из существующих наций ее прямым потомком?
Сам Кока положительно отвечал на этот вопрос и отдавал приоритет евреям – как народу без определенного места жительства, повышенной одаренности и немотивированного противопоставления себя всем остальным нациям. Однако именно этот пункт порождал наибольшие разногласия, вызывая приступ ярости как у сионистов, так и у антисемитов. Первые вежливо, но твердо отрицали свое происхождение от каких-то там облученных африканских обезьян, вторым же идея Коки казалась аморальной и кощунственной. Кровно незаинтересованные пожимали плечами: «Чем черт не шутит?»
Однако теории теориями, но у Макеева так и не было самого главного: прямого доказательства наличия в прошлом древней цивилизации. Вечный поиск евреями своей исторической родины таковым вряд ли мог стать. Где, черт побери, находился этот замечательный остров? Остров, на котором строили самолеты и прочие радости науки и техники, – ну, в самом деле, могла же, должна же была сохраниться хотя бы пара болтов?
И долго бы ему мучиться, если бы однажды кто-то из коллег в шутку не посоветовал Макееву воспользоваться опытом угрей, нерестящихся только в Саргассовом море.
– Кока, ну чего ты маешься? Набери группу евреев, страдающих амнезией, окольцуй их, дай денег побольше и пусть едут, куда захотят. Где в конце концов соберется большинство из них – там и есть земля обетованная. Там и начинай искать остатки своих сверхлюдей.
Макеева совет пронял до глубины души. Но только где взять столько ничего не помнящих евреев, а главное, где найти деньги для их путешествия? Но Кока не зря слыл человеком упорным и предприимчивым. Найденный выход с полной уверенностью можно было назвать гениальным.
Макеев составил список всех коллег и знакомых, которые по паспортным данным или внешним признакам соответствовал необходимым условиям, и начал свой опрос.
– Вот скажи, – задушевным голосом спрашивал Макеев ничего не подозревающего товарища, – где бы ты хотел прожить всю свою жизнь? Не работать, а именно прожить?
Время было предотпускное, погода в Москве как всегда отвратительная, и люди всех национальностей мечтали об одном: послать бы эту работу к чертовой матери и махнуть недельки на две на Канары.
Для кого-то это было конкретное место проведения чудного отдыха в противовес Коктебелю, где в любую секунду из набежавшей волны может вынырнуть сверкающая голова декана, а для кого-то просто символ богатого и красивого отдыха. Так или иначе, но результат Коку ошеломил: восемьдесят процентов опрашиваемых мечтали провести остаток жизни на Канарских островах.