Майор посмотрел на разложенные на столе альбомы и нехотя бросил:
– Слышать-то он слышал, да вот русского языка, к сожалению, не знает. Новая генерация, видите ли…
– Воистину к сожалению, – вздохнула Даша. – Так мне можно идти?
– Да. Подпишите, – Томек протянул ей листы протокола допроса, – и можете идти. У вас теперь другой адрес?
Даша невесело усмехнулась:
– Отчасти благодаря вам…
Тут комиссар рассердился всерьез и даже хлопнул папкой по столу:
– Простите, пани Быстрова, но уж я-то здесь совсем ни при чем. Скажите лучше, что именно благодаря мне вы еще находитесь на территории нашей страны. Кстати, не подумывали куда-нибудь переехать? Только скажите, я лично похлопочу в каком угодно посольстве. Лучше, конечно, где-нибудь на другом континенте.
– Ваша доброта трогает меня до слез, – как можно более ядовито ответила свидетельница и вышла, громко хлопнув дверью.
2
Пребывая в самом мрачном состоянии духа, в котором только может пребывать человек, постоянно избиваемый жестокими ударами судьбы, Даша доехала до нужного этажа, приоткрыла дверцу лифта и осторожно высунула кончик конопатого носа наружу. Собачьим духом не пахло. Выскочив из лифта, она быстро-быстро добежала до порога своей квартиры, еще быстрее расправилась с замком и прошмыгнула в дверь. Привычно неуютная тишина пустого дома сейчас показалась ей райской музыкой.
«Да пусть этот чертов комиссар думает обо мне все, что хочет – мне на это наплевать! – Даша швырнула сумку в сторону и начала раздеваться. – Хотя, конечно, приятного мало. Но что Коля такого совершил, что его расстреляли прямо в банке? Всегда был тише воды… Господи, ну все как назло!»
В сердцах она дернула молнию на джинсах гораздо сильнее, чем требовалось, в результате металлический замок так и остался у нее в руке. – «Вот гадство! Брюхо отъела – штаны на куски распадаются… Однако, что он там бормотал о ее дневниках? Бредил наверное. А если нет?»
Даша резко выпрямилась.
Действительно, когда-то давно, еще до замужества, она вела дневники, скорее, записные книжки. Писала редко, бестолково, упиваясь счастьем и давясь слезами. Заполненные страницы летели на стол, чтобы больше никогда не перелистываться. Но такой уж был ее характер, никогда не возвращаться в прошлое: ни к бывшим любовникам, ни к былым воспоминаниям. За уплывшие с тех пор годы она не раз переезжала с места на место, однако все записи сохранились и сейчас стопкой лежали в одном из чемоданов.
Отбросив сломанный замок в сторону, Даша подхватила ключи и направилась в кладовку.
Через десять минут на стол легли пять небольших разноцветных книжечек. А в них все: радость, боль, разочарования… Почему же она никогда их не перечитывала? Может, оттого, что прошлое уже ушло и его уже не вернуть? А может из-за страха, что оно окажется лучше, чем настоящее?
Обхватив рыжую голову руками, Даша усиленно вспоминала, нет, не о прошедших годах – чего уж тут слезы зря проливать, она пыталась вспомнить, где и когда Кока мог прочитать хотя бы один из ее дневников, и что же там такого важного для него могло оказаться? Она прикрыла глаза. Прошлое замысловатой мозаикой рассыпалось в памяти. Разноцветные кусочки кружились и не хотели складываться в целую картинку. Где Кока мог увидеть ее дневники? Сама она их никогда в жизни никому не давала – слишком много сокровенного хранили эти страницы. Может, у нее дома? Или у кого-то в гостях? В Университете?..
В мозгу что-то щелкнуло, и мозаика наконец сложилась. Ну конечно же в Университете. На четвертом курсе.
Как-то после физкультуры к ней подошел Макеев и протянул оставленную на общей лекции сумку. «Я думал, что хоть немного тебе нравлюсь», – помнится, произнес он, после чего развернулся и ушел. Она тогда еще долго ломала голову над тем, что это могло означать. Теперь ясно: пока она упражнялась в прыжках, Макеев залез к ней в сумку и преспокойно изучил содержимое. Господи, сколько же он тогда узнал про нее!
Даша почувствовала, как щеки заливает краска стыда. Наверное, в тот период Кока был влюблен в нее и решил узнать, не напрасны ли его надежды. Однако стыд стразу же сменило негодование – каковы бы ни были причины, побудившие Макеева к такому поступку, он не имел права вот так, запросто, залезть в ее, юной неопытной девицы, душу.
Даша с ненавистью посмотрела на записные книжки, словно они были во всем виноваты. Успокаивало ее одно – для среднестатистического археолога девичьи дневники представляли вещь не более личную, чем берестяные грамоты новгородских купцов. К тому же Кока был не из болтливых. Что он имел в виду сейчас?
Раскрыв дневник, Даша наморщила лоб – что еще за ерунда такая?
«3 января. Когда он захочет, ему не дадут, потому что он не хотел, когда мог…» Но тут же улыбнулась – это в период увлечения шотландцами. В смысле поэзии. А кто автор и кого она тогда имела в виду, покрыто непроглядным мраком.
Даша достала сигарету и несколько раз щелкнула зажигалкой. Дневники велись пять лет, теперь, чтобы их прочитать и вспомнить, что к чему, понадобится еще столько же. Она вздохнула и продолжила.
«4 января. 18.30. «На досках». Точно, был когда-то такой театр. Существует ли сейчас? В самом начале перестройки, вслед за отменой старого режима, буйным цветом расцвело альтернативное искусство, изо всех щелей на поверхность земли полез андеграунд. Сейчас-то уже ясно, наш человек хорошо работать может только в подполье, но тогда… Сколько их выжило, тех первых театров?
«5 января. 19.00. Ресторан «Дубрава» г-цы «Космос». В отличие от театров, все рестораны остались на месте и даже приумножились. Помнится, был на Пушкинской площади рядом с «Московскими Новостями» общественный туалет, редкость большая в то время. С приходом новой власти там сразу же открыли ресторан. Назвали «Былое». Повесили портреты Сталина, флаги. Скатерти, приборы, посуда – все соответствовало эпохе, о кухне и говорить не приходилось: запеченная осетрина, расстегаи с визигой, мозги с яйцами в горшочке, кинзмараули… Место невольно наводило на философские размышления. А с другой стороны, где, как не в бывшем сортире, можно со спокойной душой вспомнить о былом?
«6 января. Поздравит Элину». Ах, красавица Элина, «где вы теперь, кто вам целует пальцы?». Надеюсь, ты все так же роскошно-прекрасна и не замужем – один человек не имеет права на такое счастье…
Далее идет перечисление исторической литературы по Северному Кавказу, наверное, к экзаменам готовилась, но это можно пропустить, там, где Шамиль прошел, делать уже нечего. И на протяжении всех лет: театры, музеи, выставки… Такое ощущение, что в конце восьмидесятых молодежь заботилась только о своем духовном развитии – ни слова о работе или деньгах. В промежутках между культурной программой: дома отдыха, дачи, дни рождения (список в сорок восемь человек), поездки к морю, озерам, горам и так до бесконечности. И зачем надо было замуж выходить?
Даша сердито потушила сигарету и захлопнула дневник. Работенка не из простых. Для начала она будет застревать на каждом воспоминании по три часа, а к середине уже напрочь забудет, о чем шла речь вначале. Самое же печальное, что она даже приблизительно не может предположить, что именно в них надо искать.
В желудке нехорошо заурчало. Проклятье, деньги-то в банке она так и не взяла. Придется довольствоваться чаем. Даша пошла на кухню и включила чайник. Странно, но ей никогда не приходило в голову, что Кока в нее влюблен. Что Макеев вообще мог быть в кого-то влюбленным. Он всегда казался таким увлеченным своей чертовой археологией… С утра до ночи только и говорил об экспедициях: той, из которой вернулся, или той, в которую собирался, он…
Даша охнула и от волнения едва не выронила чашку.
– Черт побери – «потомки Атлантиды!»
Глава 4
«Через море это* в те времена невозможно было переправиться, ибо еще существовал остров, лежащий перед тем проливом, который называется на нашем языке Геракловыми столпами. Этот остров превышал своими размерами Ливию и Азию вместе взятые, и с него тогдашним путешественникам легко было перебраться на другие острова, а с островов – на весь противолежащий материк, которых охватывал то море, что и впрямь заслуживает такое название (ведь море по эту сторону упомянутого пролива является всего лишь заливом с узким проходом в него, тогда как море по ту сторону пролива есть море в собственном смысле слова, равно как и окружающая его земля воистину и вполне справедливо может быть названа материком). На этом-то острове, именовавшемся Атлантидой, возникло удивительное по величине и могуществу царство…»**
