Ознакомительная версия.
Справедливости ради надо заметить, что не только мировой кризис был виноват в том, что Вильгельм разорился. Чтобы успешно руководить ветеринарной клиникой, не достаточно иметь диплом ветеринара, надо также быть талантливым организатором, бухгалтером, менеджером по рекламе, психологом и прочая, прочая, прочая… Вильгельму не хватило делового чутья, да и с персоналом он обращаться не умел: терпел откровенных лентяев, а хороших работников никак дополнительно не поощрял, поэтому те увольнялись.
И вот он оказался в западне: кредит отдавать надо, банк стучится в дверь, а платить нечем, дохода от клиники нет, одни убытки. Адвокат советовал Вильгельму признать себя банкротом. А тут еще жена вонзила нож в спину: заявила, что подает на развод и улетает в США. Оказывается, за те полгода, что Вильгельм играл в бизнесмена, Анна познакомилась по Интернету с американцем, тоже сербом по происхождению, у них завязались отношения, тот даже прилетал в Германию, и они провели вместе уик-энд. А мужу Анна тогда сказала, что едет в гости к подруге и останется у нее ночевать…
На жену Вильгельму, в общем-то, было наплевать, но как сын будет жить без мамы, когда она уедет в Америку? Ведь он еще такой маленький.
— Я забираю Алекса с собой, — сказала супруга.
Земля ушла у Вильгельма из-под ног. Сын — единственное, что примиряет его с действительностью, если Алекса не будет рядом, он пропал. Он решил во что бы то ни стало добиться опеки над ребенком. А для этого нужны деньги, много денег. И никакого банкротства. В глазах судьи он должен выглядеть успешным бизнесменом, верным семьянином и заботливым отцом, а его жена — безработной иностранкой, которая своей изменой развалила крепкую семью. С кем тогда оставят ребенка?
Вильгельм вспомнил про барона фон Вайхса, который последние годы тяжело болел. Сейчас бы очень к месту пришлось его наследство. Вильгельм нетерпеливо задавался вопросом: «Ну когда уже, когда?» Мужчина не сомневался: крестный отец оставит всё имущество ему, больше-то некому! Баронесса Георгина давно отошла в мир иной, других родственников у барона нет, а Вильгельм ему практически как сын. Видит бог, Вильгельм хорошо относится к крестному, но тот уже достаточно пожил, пришло время дать дорогу молодым.
И вот из больницы, где в палате интенсивной терапии лежал барон Фридрих фон Вайхс, поступил звонок: барон требует Вильгельма к себе. Очевидно, предчувствуя скорую кончину, крестный хочет с ним попрощаться. Вильгельм рванул в больницу, на ходу подсчитывая размер своего будущего состояния. Выходило, что хватит не только отдать долги банку, но и купить небольшое поместье, где можно спокойно жить и воспитывать сына. Совсем как мечтала его мама, упокой Господь ее душу!
Когда Вильгельм увидел крестного, он ужаснулся: старик был совсем плох, временами впадал в беспамятство. Но, даже едва шевеля губами, барон опять вспоминал войну. Вильгельм, как обычно, слушал вполуха и думал о том, что скоро его мучения закончатся, он станет богатым человеком и заживет счастливо, остался день, может, два, максимум — неделя.
Барон внезапно схватил его за руку:
— Найди Марию и ее ребенка!
— Какую еще Марию? — не понял Вильгельм.
— Марию Лукаш. Ей и ее ребенку я оставляю все свое движимое и недвижимое имущество. Если, конечно, они еще живы.
Ошеломленный крестник достал мобильник и включил диктофон.
— Секунду, барон, я запишу ваши распоряжения. Можете повторить?
Старик повторил свой рассказ, и на этот раз Вильгельм ловил каждое его слово.
Это случилось в первый год войны. Немецкие войска наступали на СССР, без особого сопротивления продвигаясь от западных границ в центр России. Взвод, в котором служил двадцатилетний лейтенант Фридрих фон Вайхс, занял небольшое белорусское село. Офицеры разместились на постой у местного населения, Фридриху досталась обычная глиняная хата с соломенной крышей. Хозяйкой была хмурая женщина Анфиса, с ней жила дочь Мария. Днем женщины готовили еду, прибирались в избе, работали на огороде, а ночевать уходили в соседнюю деревню, вероятно, опасались за свою безопасность.
Восемнадцатилетняя Мария не была красавицей, перед которой мужчины застывают в изумлении. Но она была молода, стройна и, несмотря на тяготы войны, часто улыбалась. У нее была толстая русая коса до пояса и большие серые глаза. Фридрих, как только заглянул в эти глаза, влюбился в девушку без памяти. Это было безотчетное, первобытное чувство, для которого не требовалось ни знание языка, ни общая культура. Ему казалось, он читает в душе Марии, как по раскрытой книге, и она делает с его мыслями то же самое.
Маша тоже полюбила. Она сама поразилась, насколько быстро страсть завладела ею. Еще три дня назад она знать не знала этого парня, а сейчас его лицо стоит у нее перед глазами постоянно, даже во сне. В ее сознании мгновенно произошло разделение: есть фашисты, захватчики, которые несут людям горе, и есть он — ее любимый Фридрих, лучший на свете, но так вышло, что он немец.
Конечно, они скрывали свою любовь ото всех — и от немцев, и от русских, и — особенно — от матери Марии. Но Анфиса догадалась, увидела, каким взглядом смотрит дочь на молодого лейтенантика.
— Не смей, — твердила она Маше, — не смей с ним общаться. Если фрицы тебя не повесят, так наши расстреляют. Уходи в соседнее село к родственникам, поживи там.
— Не пойду, — качала головой дочь, — я без него дышать не смогу.
— Одумайся, дурочка, пропадешь ведь!
— И пусть, только бы вместе с ним.
Через две недели немцы покинули село, они двигались дальше на северо-восток, к Москве.
— Я вернусь, — обещал Фридрих, целуя заплаканное лицо любимой, — верь мне.
Он и правда вернулся через месяц. Рискуя жизнью, заехал на попутной машине с двумя автоматчиками, когда его батальон был уже за сотни километров от села.
— Я только на минуту, попрощаться. Увидимся после войны. Я приеду и заберу тебя.
— Кажется, у меня будет ребенок, — сказала Маша.
Целая гамма чувств отразилась на лице Фридриха.
— Я приеду и заберу тебя, — повторил он. — Если родится мальчик, назови его Адам, если девочка, то Ева, договорились? Береги себя.
И он повесил на шею девушке свой фамильный медальон.
В той кровавой мясорубке, которая зовется Второй мировой войной, Фридрих чудом остался жив. За четыре года воспоминание о Марии померкло в его сознании, стало не таким четким. Существовала ли она вообще — стройная девушка с русой косой — или это была лишь мечта? На войну уходил трепетный, романтичный юноша, а вернулся зрелый мужчина, смотрящий на мир усталыми и циничными глазами.
В Германии Фридрих фон Вайхс поселился в своем родовом поместье, женился на Георгине, наследнице солидного состояния, и стал жить размеренной жизнью. Детей у него не было, но барона это не печалило. Единственное, что его беспокоило, — воспоминания о войне. Ему настоятельно хотелось с кем-нибудь поделиться пережитым, и он выбрал слушателя — сына прислуги.
О девушке из далекой России он не вспоминал. И только на смертном одре Фридрих понял, что, несмотря на всю грязь и кровь войны, любовь к Марии была самым светлым чувством в его жизни. Барон решил оставить всё свое состояние бывшей возлюбленной и ее ребенку.
— Постой-ка, — перебила я Руслана, — я понимаю, к чему ты ведешь. Дескать, Евдокия Ивановна Лукаш и есть дочь барона фон Вайхса. Но она Евдокия, не Ева! Возможно, это ошибка, и поэтесса никакого отношения к барону не имеет.
Капитан вздохнул:
— Люся, такое ощущение, что в школе ты прогуливала уроки истории. Девочка родилась в самом разгаре войны, о том, чтобы дать ей немецкое имя Ева, не могло быть и речи. К тому же любовницу Адольфа Гитлера звали Ева Браун, и для многих советских людей это не являлось секретом. Мария дала дочери похожее имя — Евдокия, и односельчане называли ее Дуней.
— Или Дусей, — вставила я.
— Очевидно, — продолжал Супроткин, — имя Ева в этой семье, что называется, носилось в воздухе, потому что когда у Дуни Лукаш родилась девочка, она назвала ее Евой. Отчество у мамы и дочки было одинаковое — Ивановна. Собственно, ни у той, ни у другой отца не было, и отчество они получили от деда Ивана. Неудивительно, что ты запуталась. Теперь представь, как тяжело пришлось иностранцу Вильгельму Хоппу, для которого что Ева, что Евдокия — всё едино.
Барон фон Вайхс рассказал своему крестнику всё, что помнил: фамилию Марии, местность и название села, в котором она проживала. По этим данным Вильгельм собирался найти женщину, а также ее возможного сына или дочь. Он вовсе не хотел обрадовать этих людей новостью о грядущем наследстве. Он хотел их убить. Дело в том, что Вильгельм тайком посмотрел завещание, которое успел составить барон. Так и есть: наследниками названы Мария и ее ребенок, а в случае, если их нет в живых на момент оглашения завещания, всё имущество получает крестный сын Вильгельм Хопп. Надо сделать так, чтобы их не было в живых! Устранить препятствие между ним и деньгами, которые ему жизненно необходимы.
Ознакомительная версия.
