– Тот самый человек с разными глазами? Но кто же он, кто этот таинственный незнакомец?
Надежда вышла в коридор и вернулась с книгой, которую она вытащила из сумки.
– Ты будешь смеяться, но ничего кроме одной мысли в голову не приходит. Смотри.
Книга была небольшая, в кожаном переплете с золотым обрезом.
– «Воспоминания Бенвенуто Челлини, записанные им самим», – прочла я заглавие вслух. – Это же надо! Кажется, тетя Варя в свое время говорила что-то такое про Челлини, якобы перстень был его работы, только она в это не верила.
– Вот, понимаешь, всю историю про перстень, не называя имен, я в свое время рассказала мужу. Не хмурься, рассказала, как занимательный анекдот. А он у меня человек очень настойчивый и образованный. Не поленился, достал эту книгу и заново ее перечитал, потому что после моего рассказа возникли у него кое-какие воспоминания. Вот, читай сама.
И я прочитала вслух:
– «…Отъехав немалое уже расстояние от Флоренции и не опасаясь более, что оные бешеные учинят за мной погоню, ехал я неспешно к Риму, обдумывая, каких вещей смогу я сделать там для Его Святейшества. И тут по дороге нагнал я конные носилки, сопровождаемые несколькими слугами, не иначе как кортеж знатной дамы. Только лишь с оными носилками поравнялся я, как один из слуг ко мне подъехал и, вежливо приветствуя, спросил:
– Не вы ли будете достославный мессер Бенвенуто Челлини?
Я не возражал ему, и тогда слуга этот славный сказал, что госпожа его хочет поговорить со мной. Подъехал я к тем носилкам, и занавеска приподнялась, и увидел я в носилках несчастную Франческу, дочь мессера Джироламо. Франческа оная вид имела знатной и богатой дамы, но очень была бледна, и лишь яркие пятна на щеках ее говорили о крайне прискорбном нездоровье.
– Здравствуй, добрый мой Бенвенуто! – вымолвила оная Франческа. – Давно ли видел ты бедного моего отца? В добром ли он здравии?
На те слова я учтиво ей поклонился и ответил, что батюшка ее вполне здоров, хотя и преисполнен обиды на неблагодарную дочь свою и скорби о ее судьбе. После таких моих слов Франческа горько зарыдала, после же отерла слезы и вымолвила, что раскаивается в недобром своем поступке и едет сейчас к Его Святейшеству в Рим, дабы покаяться в грехах своих и замолить их перед скорой своей смертью, ибо тяжко больна и не чает прожить более месяца. Я предложил себя в спутники бедной Франческе. Так ехали мы некоторое время, и уже перед самым Римом Франческа подозвала меня к носилкам и сказала, что ночью привиделся ей сон, и будто бы в том сне некий знатный иностранец явился ей и указал на перстень, мною ей подаренный. И поразмыслив, поняла помянутая Франческа, что надобно ей перстень сейчас в руки мои обратно отдать, ибо таков был смысл ее сна, а жить ей осталось недолго.
Я учтиво ей поклонился и ответил, что если такова ее воля, то не смею я противиться, и принял перстень из рук ее. Как добрались мы благополучно до Рима, то принял меня там Его Святейшество ласково и осыпал своими милостями, оную же Франческу не случилось мне больше видеть.
Несколько погодя шел я близ замка Святого Ангела, и вдруг выбежали откуда-то пятеро головорезов и приступили со своими шпагами и кинжалами, имея намерение непременно лишить меня жизни. Не знаю уж, кто из врагов моих нанял тех людей, а врагов тех нажил я немало. Помянутые головорезы теснили меня и окружали, и я, хоть бился, как лев, почувствовал, что смерть моя близка. Как вдруг появился некий доблестный кавалер и начал врагам моим наносить могучие удары. Я воспрянул духом, и вдвоем погнали мы убийц к мосту через Тибр, и они, почувствовав, что сила на нашей стороне, трусливо скрылись. Я же подошел к своему спасителю и поклонился и благодарил его сердечно. Присмотревшись же к нему, увидел я, что это старый мой знакомый, иностранный граф, что подарил мне во Флоренции камень для перстня, который задумал я в то время. Несказанно обрадовавшись, я графа того снова и пуще прежнего поблагодарил и, рассказав, какая с тем камнем приключилась история, достал перстень и графу его показал. Граф стал перстень мой разглядывать, не скрывая восторга перед тонкой и искусной работой моей. Глаза его сияли от восхищения, и заметил я случайно, что глаза у графа оного как бы случайно цвет свой иногда меняют: только что были они голубыми, а стали вдруг зелеными, как камень смарагд.
Видя непритворный графа того восторг и зная, какую услугу он оказал мне, спасая от тех головорезов, не удержался я и молвил: „Коли, мессер граф, так нравится вам ничтожная работа моя, позвольте этот перстенек подарить вам в знак нашей дружбы“. И сказавши это, я тут же о словах своих пожалел, ибо самому мне перстень тот страсть как нравился, но сказанное слово – что выпущенная стрела, в колчан не воротится. И я протянул графу тот перстень и сердечно просил принять его. Граф же меня от всего сердца поблагодарил и просил помнить его и считать вечным своим другом. Так мы и расстались, и более встретить того графа мне в жизни не довелось…»
– Боже мой! – воскликнула я. – Неужели вы серьезно думаете, что тот человек – граф Калиостро?
– А что еще ты прикажешь думать? – агрессивно ответила Надежда. – Простите, говорит, Надежда Николаевна, не волнуйтесь, все будет в порядке. Ни о чем, говорит, не беспокойтесь, все спасутся. Откуда он узнал?
– Да может, он просто так, лапшу вам на уши вешал! – в сердцах воскликнула я. – Ведь Лешку-то на самом деле не похищали.
– Правильно, куда еще супругам Гусевым было с ребенком возиться! Просто сделали так, чтобы свекрови твоей стало плохо, кольнули чем-то незаметно, много ли пожилой женщине надо! Ее – в больницу, ребенка – с ней, куда же маленького пустишь. А свекор разнервничался: как это, к обеду не вернулись! И тебя с толку сбил! Так вот откуда он узнал, что с ребенком все в порядке?
– А какое вообще отношение он имеет к квартире на Шпалерной? Кто ему Саша? И кто ему я?
– Можно только предположить, что он заботится о владельцах перстня, как тебе и обещала баба Варя, и устраивает их судьбу.
– И при чем тут Саша? – в запальчивости завопила я.
– Возможно, этот самый граф думает, что ваши судьбы как-то связаны, – уклончиво ответила Надежда.
– Да, но, может, вы забыли, что перстня-то у меня больше нет? Так что ваш граф напрасно старается.
Тут Лешка издал какой-то странный звук. Я перевела взгляд на своего сына и насторожилась. Он смущенно ерзал на стуле и отводил глаза в сторону.
– Алексей! – Я достаточно хорошо разбираюсь в его мимике, чтобы заподозрить неладное. – Что происходит?
Лешка увлекся созерцанием пятна на потолке и заболтал ногой.
– Немедленно говори, в чем дело!
– А ты не будешь ругаться? – робко осведомился Лешка.
– Буду! – твердо пообещала я, но тут же обняла его и поцеловала: – Что ты, маленький, конечно не буду.
– Это насчет перстня. – Я с трудом поймала его ускользающий взгляд.
– Да, насчет перстня. Ты разболтал о нем постороннему человеку, и теперь его у нас больше нет.
Лешка встал и молча отправился в свою комнату.
– Солнышко мое, не переживай так. – Я обняла его за плечи. – Важно, что мы с тобой вместе, живы и здоровы.
Сын высвободил плечо из моих рук и скрылся.
– Ничего, – успокаивающе сказала Надежда, – отойдет, забудет. Ты не торопи его.
Сын вышел из своей комнаты и твердым решительным шагом направился к нам, плотно сжав губы.
– Вот, – сказал он, разжал кулачок и положил что-то на край стола.
И, разумеется, это был он. Большой перстень с удивительным глубоким черно-серым камнем, а вокруг из резных золотых листьев выглядывали лица крошечных мифических чудовищ, сделанные с таким мастерством, что можно было разглядеть глаза и коготки на лапах.
– Сыночек! – изумилась я. – Но как же он у тебя оказался?
– Я нечаянно, – потупился он. – Как-то само получилось. Мы с дядей Андреем говорили о перстне, и потом, когда он ушел, мне захотелось еще раз взглянуть. Я на стул подставил маленькую скамеечку и достал его из коробки, пока ты говорила по телефону. А потом ты вошла, и я не успел положить его на место.
– Лешка, не ври! – строго сказала я. – Просто ты любишь играть с перстнем, и тебе захотелось всегда иметь его под рукой. Ты прятал его в игрушках?
– Под сиденьем большого грузовика, – кивнул он.
– А что положил в ларчик от перстня?
– Такой камушек, помнишь, мы нашли, когда прошлым летом были на море?
Мы с Надеждой переглянулись, представив, как Андрей открывает ларчик и находит там красивый камушек с побережья Финского залива. Тамара Васильевна в испуге прижала к себе Лешку, потому что мы грохнули хохотом и повалились на диван.
– Вот видишь, Маша, – Надежда вытирала слезы, – а ты говорила, при чем тут граф Калиостро.
– Вы подумайте, Надежда Николаевна, сколько он мне домашних дел переделал, один кран в ванной чего стоит! Все зря.
– Да уж, его положению не позавидуешь. Но сам виноват – не зарься на чужое. А перстень-то и правда волшебный, не соврала тебе баба Варя.
