В это время помятый «Форд» подкатил к зданию бывшей детской спортивной школы.
Рыжий с Манюней миновали охрану и вошли в кабинет Аллы. Манюня бережно поставил баул на стол.
– А где Альберт? – спросила женщина. Лицо ее напряглось в ожидании неприятного известия.
– В аварию мы попали, – неохотно начал объяснения рыжий. – Около Финляндского в нас «Скорая» врезалась, мы с Манюней отделались испугом, а Альбертика твоего, похоже, насмерть…
– Что значит – «похоже»? – скрипнув зубами, спросила Алла. – Жив он или мертв?
– Кровищи было – ужас! В ту же «Скорую» его взяли, которая на нас налетела, сказали – в реанимацию, но вряд ли довезут… перелом основания черепа и еще какие-то повреждения… так что, считай, уже умер.
– Значит – жив! – прервала его Алла голосом, не предвещающим ничего хорошего. – А я вам, между прочим, приказала привезти его сюда… живым или мертвым!
– К нам менты шли, – начал оправдываться рыжий. – Не убивать же санитаров у них на глазах… кроме всего, у нас деньги большие были на руках, мы не могли рисковать, сама понимаешь… меня Евгений Иваныч всегда учил – если везешь деньги, никогда не встревай в разборку, держись тихо…
Алла подняла на рыжего настороженный взгляд. Она прекрасно поняла его намек и предпочла не углубляться в опасную тему.
– Ладно, – проговорила она более спокойным голосом. – Будем считать, что Альберт не доедет до реанимации. Главное – деньги.
Алла расстегнула застежки кожаного баула.
Ее лицо залила мертвенная бледность, потом по этой гипсовой маске поползли красные пятна. Рыжий смотрел на лицо женщины как зачарованный, боясь даже подумать о причине таких удивительных преобразований.
– Что это? – проговорила Алла страшным голосом. – Что это за хрень, я вас спрашиваю?
Рыжий шагнул к столу и заглянул в баул.
Сумка была набита яркими глянцевыми журналами. «Плейбой» и «Пентхаус», «Клубничка» и «Стрип-шоу», «Максим», «Знакомства» и прочие сомнительные издания плотно заполняли внутреннее пространство баула… и никаких денег, даже намека на вожделенные доллары!
– Журнальчиков прикупили? – холодным издевательским тоном проговорила Алла. – Полистать на досуге?
– Он никуда не заходил… – холодея, проговорил рыжий, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног. – Прямо возле двери мы его подхватили…
Даже Манюня, до которого по причине редкостной тупости все обычно доходило только на следующий день, перестал жевать свою жвачку и выразительно произнес:
– Во, блин! Никак кинули!
– Удивительно тонкое замечание! – скривившись, проговорила Алла. – С кем мне приходится работать!
И тут выдержка изменила ей. Она швырнула тяжеленный, набитый порножурналами баул в голову рыжему, который с трудом увернулся, и яростно завопила:
– Уроды! Идиоты! Ублюдки! Кретины недоделанные! Дебилы клинические! Козлы!
Если обвинения в умственной неполноценности были вполне справедливы и заслуженны, то последнее ругательство было в глазах Аллиных подчиненных чересчур оскорбительным.
– Ты это что себе позволяешь? – набычившись, прорычал немногословный Манюня. – Ты хоть бы кто ни была, а за «козлов» непременно ответишь! Такого я никому не спущу!
Он шагнул к столу и протянул к Алле огромную лапу. Алла отскочила в сторону и вытащила из-за пояса маленький черный пистолет. Рыжий переводил взгляд с Аллы на Манюню, прикидывая, как безопаснее поступить, как вдруг дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился плечистый охранник. Лицо его было перекошено от волнения.
– Ты почему без вызова? – заорала Алла, яростно сверкая глазами.
Только сейчас она разглядела пятно крови на рукаве парня и поняла, что случилось что-то серьезное.
В это время все находившиеся в кабинете услышали доносящиеся снаружи выстрелы и взрывы.
– Череп… – прохрипел охранник, тяжело дыша. – Череп со своими бойцами нагрянул…
На Выборгском шоссе, неподалеку от здания бывшей детской спортивной школы, остановились три джипа с затемненными стеклами. Дверцы машин одновременно распахнулись, и из них высыпали полтора десятка бойцов в черных спортивных костюмах и натянутых на лицо трикотажных шапочках с узкими прорезями для глаз.
Как будто исполняя хорошо отрепетированную пантомиму, бойцы разделились на две примерно равные группы. Одна из этих групп пробежала вдоль забора и зашла сзади школы, вторая группа рассыпалась в цепь с передней стороны участка. Невысокий человек с плоским чемоданчиком в руке подошел к металлической ограде, нашел проходящий по ней тонкий незаметный провод сигнализации, подключил к нему небольшое электронное устройство, имитирующее нормальный сигнал, и после этого перекусил провод кусачками. Он махнул рукой – бойцы в считаные секунды перебрались через ограду и подбежали к зданию школы. В то же время вторая группа преодолела ограду на задах участка и подобралась к зданию, заблокировав его с обратной стороны.
Электронщик открыл свой плоский чемоданчик и включил специальный передатчик, наводящий помехи на камеры видеонаблюдения. По его сигналу один из бойцов подбежал к входной двери, вскинул на плечо черную трубу гранатомета и нажал на спуск.
Вспыхнул сноп пламени, металлическую дверь разнесло в клочья, и только после небольшой драматической паузы прогрохотал тяжелый глухой взрыв, от которого вылетели стекла в соседних окнах.
Несколько бойцов ринулись в пролом, но навстречу им полоснула короткая очередь из старого надежного «калашникова». Один из атакующих споткнулся, согнулся пополам, судорожно хватая ртом горячий воздух, и упал мертвым на пороге школы.
Внутри здания зачастили, присоединившись к автомату, сухие пистолетные выстрелы, потом заработал второй автомат. Двое бойцов в черном короткими ломиками сорвали решетку с одного из окон и забросили в проем несколько гранат. Из школы повалили клубы удушливого дыма. В то же время с задней стороны базы тоже посыпались выстрелы.
Время уплотнилось и загустело. Перебежки бойцов, выстрелы, взрывы гранат, стоны раненых, хриплое дыхание сражающихся – все это казалось настолько нереальным, что сторонний наблюдатель, если бы он оказался здесь в эти минуты, принял бы происходящее за страшный сон. Звуки короткого, но жестокого сражения слились в дикую и волнующую симфонию.
На самом деле прошло всего несколько минут, и наступила тишина, которая после грохота боя казалась просто оглушительной.
Бойцы в черном заняли помещение школы. Они рассыпались по коридорам и холлам, осматривая раненых и убитых.
Возле входа, в центральном холле, где раньше располагался главный пульт охраны, стоял высокий жилистый мужчина лет сорока.
Он снял такую же, как у остальных, вязаную шапочку, и теперь всякому стало бы ясно происхождение его устрашающей клички.
Совершенно голый череп авторитета тускло отсвечивал в мертвенно-голубом свете уцелевших ламп. На этом черепе не было ни ушей, ни носа – память об афганском плене, о кривом ноже моджахеда, о страшных месяцах, которые будущий авторитет, а тогда молодой сержант-десантник, провел в глубокой сырой яме среди мертвых и умирающих, среди зловония разлагающихся трупов и страшных незаживающих ран…
В той яме десантник оставил свою душу, и с тех пор он стал совершенно безжалостным и бесчеловечным, признавая только две реальные силы – силу оружия и силу денег, больших денег.
С тех давних афганских лет за ним и закрепилась кличка «Череп».
Только глаза горели на его голом черепе – пустые и глубокие, как два пересохших колодца в афганской пустыне, черные и безжалостные, как два автоматных дула.
– Где женщина? – негромко спросил Череп подошедшего к нему Костю Черного.
Костя растерянно огляделся:
– Трупы только мужские.
– Где баба?! – яростно заорал Череп. – Она должна быть здесь!
– Мы окружили базу со всех сторон, – оправдывался Костя. – Она никуда не могла уйти.
– А это что? – Череп ткнул стволом пистолета в сторону огромного зеркала, занимавшего часть стены холла против входа.
Костя наискось прошелся по зеркалу автоматной очередью, оно осыпалось грудой серебристых осколков, и все увидели спрятанную за ним тяжелую бронированную дверь.
Череп махнул бойцу с гранатометом. Тот встал напротив двери, надел защитные наушники. Остальные разбежались в стороны, укрылись за столами и шкафами. Гранатомет тяжело ухнул, взрыв пошатнул здание школы, уцелевшие стекла вылетели из окон, но бронированная дверь устояла.
Тогда по беззвучному приказу к двери подбежал невысокий электронщик со своим чемоданчиком. Вытащив квадратную черную коробку, он подключил ее к электрической сети. Прибор загудел, и из него забил тонкий голубоватый луч. Техник направил луч на дверь и медленно повел им вдоль ее поверхности.
Там, где голубой луч соприкасался с металлом, броня как бы вскипала и испарялась, и на поверхности двери оставался узкий аккуратный разрез. Остальные молча наблюдали за работой.
