Там, где голубой луч соприкасался с металлом, броня как бы вскипала и испарялась, и на поверхности двери оставался узкий аккуратный разрез. Остальные молча наблюдали за работой.
Прошло несколько минут, и голубой луч обвел дверь тонким кантом. Двое бойцов с ломиками встали по сторонам двери и одновременным сильным ударом вышибли ее.
И тут же из образовавшегося проема хлынул автоматный огонь, а через долю секунды вылетело несколько гранат.
В школе снова начался настоящий ад.
Люди Черепа залегли против пробитой двери, поливая ее огнем. Там и тут на полу валялись трупы, и живые использовали их как щиты и укрытия от пуль. Сам Череп, дождавшись небольшой паузы в перестрелке, приподнялся и одну за другой бросил в проем две гранаты. Изнутри донесся последний выстрел, и все затихло.
Костя Черный, стремясь показать командиру свою храбрость, ворвался в комнату за дверью, и оттуда донесся его голос:
– Череп, тут одни трупы!
Несколько бойцов вбежали за ним, следом неторопливо вошел Череп. Против двери лежал рыжий боец, которому осколком гранаты рассекло горло, в углу тяжелой грудой валялся здоровяк Манюня, начиненный пулями, как рождественский гусь черносливом. Рядом с ним еще один парень прижимал к простреленной груди автомат, уставившись в потолок широко открытыми мертвыми глазами.
Пока победители осматривали комнату, в холле никого не оставалось, и поэтому никто не видел, как один из валявшихся там «трупов» в черном спортивном костюме и с натянутой на лицо маской шевельнулся, отполз в сторону, поднялся и незаметно выскользнул за дверь. Пригнувшись, человек перебежал сад, пробежал по шоссе и скрылся между пустыми сараями. Там он сбросил маску и черный костюм, превратившись в стройную подтянутую женщину лет тридцати пяти. Там же, между сараями, был спрятан мотоцикл, прикрытый грудой пустых коробок. Женщина вскочила на него, завела мотор, выехала на шоссе и стремглав умчалась в сторону города.
Таня Трясогузкина очень дорожила своей работой. Не всякую девушку ее лет, приехавшую в большой город из глухой провинции, из захудалого городка Малошуйки Архангельской области, возьмут горничной в такой роскошный отель! Конечно, ей помог двоюродный дядя Иван Константинович, который здесь, в Питере, пользовался большим авторитетом. Все его знакомые, которые говорили с ней об Иване Константиновиче, так его и называли: «Дядя твой, Татьяна, – авторитет!»
Правда, иногда они называли его еще какой-то странной кличкой: Мыльный. Но это, наверное, просто какое-то детское прозвище, так сказать, для самых близких друзей…
Дядя поговорил с администратором отеля «Савой», и тот охотно согласился принять Таню на работу.
– Ты девушка порядочная, – сказал ей администратор Сергей Борисович, – жизнью в большом городе не испорчена, нашим гостям приятно будет увидеть твое свежее румяное личико…
– А у меня и с английским хорошо, – похвасталась Таня. – Учительница Алиса Дмитриевна меня всегда очень хвалила…
– Тем более, – улыбнулся Сергей Борисович. – С английским – это просто замечательно… а самое главное, дядя у тебя большой человек… одно слово – авторитет…
Тане очень нравилась работа горничной, нравился свежий запах чистого белья, нравились красивые просторные номера. Она закрывала глаза и представляла, что стала знаменитой актрисой и сама остановилась в «Савое», принимает ванну с душистой пеной и спит на хрустящих крахмальных простынях…
А недавно в отеле появился постоялец, из-за которого привычная жизнь персонала вышла из колеи.
Это был знаменитый человек, миллионер, точнее – миллиардер, один из самых богатых людей в стране, владелец нескольких металлургических комбинатов и целого ряда других предприятий. Его фотографии не сходили со страниц газет и экранов телевизоров. Вместе с ним в отель наехала целая толпа охраны, охранники шлялись по коридорам, заглядывали в служебные помещения, мешали работать. По десять раз на дню обыскивали работников отеля, особенно – молоденьких горничных, и норовили их облапать своими наглыми ручищами… но с этим приходилось мириться, Таня понимала – безопасность Великого человека превыше всего…
Таня Трясогузкина шла по коридору с небольшим подносиком в руках – господин Ольшанский попросил принести бутылку минеральной воды, та, которая стояла в холодильнике в номере, не устраивала его.
Огромные апартаменты Ольшанского занимали весь конец коридора – номера шестьсот семь, шестьсот восемь и шестьсот девять. Когда Таня проходила мимо шестьсот третьего номера, его дверь приоткрылась, и в коридор выглянула молодая привлекательная женщина в купальном махровом халате, чуть старше самой Тани. Лицо женщины было взволнованно, глаза округлились.
– Пожалуйста, помогите! – воскликнула она. – Я в безвыходном положении!
– Я не могу, – Таня показала глазами на поднос, – я очень спешу…
– Это вопрос жизни и смерти! – Голос девушки был умоляющим, казалось, она сейчас упадет в обморок.
Таня растерянно огляделась по сторонам. То наглые охранники миллиардера слоняются по коридору, а то, как назло, вокруг ни души… Девушка тяжело вздохнула и вошла в шестьсот третий номер.
– Что случилось? – спросила она, поставив поднос на столик и удивленно оглядываясь. – Что произошло?
– Пока ничего не произошло, – ответила девушка, – но сейчас произойдет. Сейчас, моя дорогая, ты на некоторое время потеряешь сознание. Не бойся, это совсем не больно, – и с этими словами она брызнула в лицо горничной прозрачной пахучей жидкостью из голубого флакона.
Таня ахнула, перед ее глазами поплыли круги, и она упала… точнее, упала бы, если бы Лола – а это была именно она – не подхватила ее и не уложила аккуратно на мягкий пушистый ковер.
Затем она быстро скинула махровый халат, под которым на ней была надета униформа горничной, подхватила поднос с минералкой, выскользнула из номера и, прикрыв за собой дверь, повесила на нее табличку «Просьба не беспокоить».
После этого легкой грациозной походкой двинулась в конец коридора – к апартаментам олигарха.
За входной дверью ее встретил охранник. Плотоядно улыбнувшись, он обхватил девушку:
– Ну-ка, ну-ка, проверим, нет ли у тебя оружия?
– Не надоело? – с кислой миной осведомилась Лола, чувствуя, что обыск затянулся. – Твой босс ждет воду, между прочим.
– Ну ладно, недотрога. – Секьюрити отпустил ее и напутствовал шлепком по мягкому месту: – А что ты делаешь вечером?
– Чищу ножи и вилки, – огрызнулась Лола, входя в следующую дверь.
Большая светлая комната была обставлена мебелью из золотистой карельской березы, от которой казалась еще светлее. Возле огромного окна в глубоком кресле сидел невысокий лысеющий мужчина самого заурядного вида и разговаривал по мобильному телефону.
– Нет, – недовольно проговорил он в трубку, скривившись, – идиотка, это мне и на фиг не нужно…
Увидев застывшую возле двери девушку, он прикрыл трубку ладонью и, понизив голос, сказал:
– Это я не вам! Поставьте воду на этот стол…
Затем снова крикнул в трубку:
– Нет! Я сказал – нет!
Ольшанский бросил трубку на стол и увидел, что горничная все еще находится в комнате.
– В чем дело? – В его голосе снова зазвучало недовольство. – Чаевые вам дадут потом, я не ношу при себе денег…
– Я не хочу брать у вас деньги, – решительно, будто прыгнув в ледяную воду, проговорила Лола. – Я хочу отдать вам деньги, и большие.
В глазах олигарха зажглось любопытство:
– Вы знаете, почему я стал богатым человеком? Потому что никогда, ни разу в жизни не отказывался ни от каких денег. Интересно, что вы называете большими деньгами?
– Приблизительно два миллиона долларов.
Ольшанский развернулся вместе с креслом так, чтобы Лола оказалась перед его лицом, и махнул ей рукой:
– Садись. Садись и рассказывай.
– На «вы», пожалуйста! – высокомерным тоном ответила Лола, опускаясь во второе кресло.
Двое мрачных охранников провели Маркиза по коридору шестого этажа и подвели к двери апартаментов Ольшанского. Здесь его встретил личный телохранитель олигарха, окинул неодобрительным взглядом и приступил к обыску.
Говорят, самому тщательному обыску подвергают рабочих на южноафриканских алмазных шахтах, но та процедура, которую провели с Маркизом, вряд ли уступала этому африканскому издевательству.
Проверив самого Леню, охранник не менее тщательно обследовал его сумку. К его чести, увидев содержимое этой сумки, он даже бровью не повел – должно быть, в окружении миллиардера привык к огромным деньгам, а невозмутимость входит в перечень его профессиональных достоинств.
Наконец Леню впустили в святая святых – кабинет Ольшанского.
Однако первый, кого он увидел, войдя, был не сам олигарх, а… Лола. В униформе горничной, которая удивительно ей шла, девушка сидела на краю журнального столика и, громко смеясь, разговаривала с невысоким мужчиной, стоявшим возле окна, свет от которого мешал его рассмотреть.
