— Ой, да никак вы мне не рады? — растерянно спросила я. — Ну, давайте же поцелуемся!
Свекровь позеленела, как настоящая жаба, хотя, кажется, они серые, глаза ее выпучились, она бочком продвигалась вдоль стены и наконец забилась в щель между железным ящиком, когда-то покрашенным зеленой масляной краской, и обшарпанным канцелярским шкафом.
— Ой, что-то вы с лица спали, — фальшиво посочувствовала я, — наверное, за завтраком чего-то не то съели...
Я шагнула ближе.
— Уйди! — вдруг истерически заорала она. — Сгинь с глаз моих!
— Па-апрашу в кабинете голос не повышать! — гаркнул малость очухавшийся капитан. — У меня голова болит, и вообще не положено!
— Правильно, товарищ капитан, — согласилась я, — давно пора ее к порядку призвать.
— Вы пока помолчите, — распорядился капитан, — посидите вон в сторонке на стульчике, поддерживая тишину. А вы, гражданка... Королькова, — обратился он к свекрови по-свойски, — кончайте Ваньку валять, вылезайте из угла, а то еще сейф мне сломаете.
По моим наблюдениям, этот допотопный железный ящик, который капитан с гордостью именовал сейфом, изничтожить нельзя, даже если применить специальные грабительские инструменты и взрывчатые вещества, да что там, не дай бог, атомная война, так все вокруг рухнет, а сейф останется стоять на прежнем месте. Но свекровь отчего-то поверила милиционеру и выползла из-за шкафа, опасливо оглядываясь на сейф.
— Что вы себе позволяете, — увещевал капитан, — вроде бы пожилая женщина, библиотечный работник...
— Простите, — лепетала свекровь, — это так неожиданно, что Татьяна оказалась жива...
— Ах, так это вы от радости в себя прийти никак не можете... — догадался капитан.
Я поглядела на него удивленно: уж слишком много человеческого чувства прозвучало в его словах. Несомненно, у капитана была сильная личная неприязнь к моей свекрови. Или она ему кого-то напоминала.
— Возьмите себя в руки, — предложил капитан свекрови, — и отвечайте толково: признаете ли, что женщина, сидящая перед вами, — ваша невестка, Королькова Татьяна Борисовна? Имейте в виду, если вы попытаетесь ввести следствие в заблуждение, это вам дорого обойдется!
— Да что с ней говорить! — не выдержала я. — Вызовите моего мужа, или уж тетку можно, Галину Сергеевну...
Тут я вспомнила, что тетя Галя с мужем в санатории и вернутся только через три недели, но свекровь, услышав, что ее обожаемого сыночка вызовут в милицию, тут же собралась с силами и мужественно ответила, что да, я являюсь ее невесткой, по документам официально, а на самом деле бывшей, поскольку мы с ее сыном разводимся.
— С чего это вы взяли? — нарочито удивилась я. — Мы заявления не подавали!
— Да вот ваша свекровь в прошлый раз рассказала нам, что вы, Татьяна Борисовна, — авантюристка и непорядочная женщина, — мерзейшим голосом сообщил капитан Костиков, — что вы изменяли ее сыну с ее же племянником Сергеем Лапиковым, что незадолго до тех трагических событий вы избили ее сына и ушли ночевать к своему любовнику...
Я вытаращила глаза и онемела. Ну это же надо такое придумать! Первой мыслью было наброситься на свекровь с кулаками. С каким наслаждением оттаскала бы ее за жидкие волосенки! Но я тут же сообразила, что нахожусь в отделении милиции и что последствием такого необдуманного поступка может быть заключение меня в «обезьянник». И вообще следовало вести себя скромнее, если я хочу привлечь капитана на свою сторону.
Я прижала руки к сердцу и очень натурально всхлипнула. Потом нашарила в сумке носовой платочек и поднесла его к глазам.
— За что? — воскликнула я трагическим голосом, сама собой восхищаясь. — Что плохого я вам сделала? За что вы опозорили меня, оклеветали, втоптали в грязь мое честное имя?
Краем глаза я уловила несомненное сочувствие, набежавшее на лицо капитана, и немного приободрилась. Определенно, этому капитану в свое время сильно портила жизнь такая же мегера, как моя свекровь. А может, у меня прорезался театральный талант?
— Ладно, граждане! — капитан рубанул воздух рукой. — Закончим пустые разговоры. Подпишите ваши показания, — велел он свекрови, — и можете быть свободны. А вы пишите заявление насчет документов, — сказал он мне, — я вас потом еще вызову. И следователь, конечно, захочет побеседовать насчет пожара в той квартире.
Свекровь быстро расписалась в бумагах и, пробормотав слова прощания, устремилась к выходу.
— Ну какая же зараза! — вздохнула я, глядя на закрывшуюся дверь.
— На тещу мою бывшую очень похожа, — сообщил капитан, — и лицом, и фигурой, и поведением.
Так я и думала, что у капитана к моей свекрови личная неприязнь.
Вера Анатольевна так торопилась вовсе не потому, что ей было стыдно перед Татьяной. Это совершенно неважно, как в милиции квалифицируют ее поведение и что подумает про нее невестка. В данном случае важно одно: следует немедленно защитить Кирюшу. Его начнут таскать в милицию, да еще невестка, эта непотопляемая нахалка, захочет вернуться в их семейный дом... Нет, этого Вера Анатольевна не допустит! У нее есть еще в запасе козырной туз в рукаве!
Внизу она увидела телефон на столе дежурного и попросила позвонить по очень срочному делу. Дежурный хотел было отказать ей в этом, но не такая женщина Вера Анатольевна, чтобы перед ней мог устоять какой-то дежурный, пусть даже и милиционер!
Как только Вера Анатольевна набрала номер, отпечатанный на картонном прямоугольнике, в другом конце города, в подвальном помещении включился громоздкий магнитофон. Медленно закрутились бобины с пленкой, фиксируя каждое слово испуганной женщины и ее заинтересованного собеседника, записывая все, включая вздохи, интонации и паузы...
В наше время цифровой обработки информации, миниатюрных электронных устройств, которые можно купить на каждом шагу, чуть ли не в газетном киоске, эта дорогая громоздкая система кому-то могла бы показаться устаревшей, неудобной, даже смешной.
Кому-то, но не профессионалу.
Профессионалы тайного наблюдения, кадровые работники спецслужб знают, что нет ничего надежнее этого громоздкого устройства, разработанного и широко применявшегося КГБ. Миниатюрная электроника китайского или корейского производства может отказать в самый неподходящий момент, запись может оказаться такой некачественной, что потребуется труд десятка квалифицированных специалистов для ее расшифровки. Громоздкий магнитофон, изготовленный в закрытом НИИ четверть века назад, работает как часы, и сделанная им запись понятна без дополнительной обработки.
Мужчина с нездоровым цветом лица, вызванным постоянной работой в помещении без окон, прислушался к разговору и, как только понял, о чем сообщает Вера Анатольевна, схватил телефонную трубку.
— Шеф, — торопливо доложил он, — активизировалась основная линия. Перехвачен звонок Второму. Разговор ведется из сорок первого отделения милиции, говорит женщина. Суть разговора... — И он вкратце пересказал своему начальнику сообщение Веры Анатольевны.
Я вышла из милиции в ужасном настроении. Не знаю, в чем дело, казалось бы, я как следует врезала своей свекрови, этой библиотечной жабе, и на душе у меня должно полегчать после этого оживляющего скандала, как воздух свежеет после летней грозы... ан нет, на душе было тошно, погано и отвратительно, и мучило какое-то скверное предчувствие.
Кроме того, раздражало чувство, какое бывает, когда кто-то пристально смотрит в спину.
Наверное, это чувство досталось мне в наследство от далекого предка, от какого-нибудь питекантропа или неандертальца, в общем, от доисторического пещерного человека, которому оно было необходимо, чтобы вовремя сообщить о подкрадывающемся сзади леопарде, или пещерном медведе, или о другом доисторическом человеке, вооруженном огромной дубиной.
Но я-то давно уже живу не в пещере, и вокруг меня не шныряют леопарды и пещерные медведи, зачем же мне это доисторическое чувство?
Очень хотелось оглянуться, убедиться, что это всего лишь очередной глюк, игра моего больного воображения, но я старалась справиться с собой и шагала вперед, не поддаваясь глупым эмоциям.
