— Нет его? В смысле? — настороженно спрашивал Романов.
— В том смысле, что угрохали его, вот что!
Романов некоторое время молчал, а потом говорил:
— Ну, тогда нам конец. Или что-то наподобие.
У Фирсова на этот случай имелась история:
— Ты мне напоминаешь одного еврея-математика, зацикленного на теории вероятности, который на вопрос о том, кто у него родился — мальчик или девочка? — наморщил лоб и ответил: «Ну, что-то вроде того».
Романов, который слышал ссылку на еврея-математика не в первый и даже не в двадцать первый раз, досадливо морщился и давал отбой. Ему было муторно.
— Черт бы побрал этого певчишку… — пробормотал Фирсов, верно, раз уже в двадцать пятый. Он резко повернулся на каблуках, и в этот момент запела трель звонка, а потом громовой бас рявкнул: «Эй, жиды, есть кто дома?!»
Фирсов побледнел и остановился. Не потому, что он испугался этого черносотенского баса, тем более что к племени Моисееву Алексей Фирсов не имел ни малейшего отношения. Тем более что он прекрасно знал, что бас — это одна из обычных примочек Аскольда, поставившего в свою квартиру звонок со звуком этого грозного голоса; Андрюша Вишневский вообще любил подобные незамысловатые шуточки и, например, на автоответчик часто любил писать послания вроде: «Диспетчер Ваганьковского кладбища слушает. Оставьте свое сообщение после сигнала, и земеля будет вам пухом по самым льготным тарифам».
…Алексей Фирсов побледнел потому, что кто-то пришел. Пришел в квартиру Андрюши Вишневского, и это вряд ли мог быть кто-либо, кроме самого хозяина.
Он взглянул на Лену: она выстукивала ногтем на крышке журнального столика какой-то замысловатый ритм. Потом подняла голову и выговорила:
— Ну, что ты встал, как Отелло у гроба Дездемоны? Иди, открывай.
— Это он, — коротко выронил Фирсов и через все огромное пространство комнаты направился к двери и глянул на монитор, на который транслировалось черно-белое изображение камеры внешнего обзора.
Там стоял Аскольд.
Вне всякого сомнения, это был он, и Фирсов мгновенно признал его, несмотря на то, что мегастар был похож скорее на урку, недолюбливаемого начальством тюрьмы, чем на прежнего Принца.
— Андрей? — выдохнул Фирсов.
— Открывай. Я это, я, — отозвался голос Аскольда, удивительно похожий на голос Воронцова, но в то же самое время какой-то другой. — Успел вроде?
— Ус-пел, — ответил Фирсов и открыл дверь. — Где ты был? Что так долго?
— Рассказывать еще дольше, а у нас нет времени, — ответил Аскольд отрывисто.
— Но почему ты не отзвонился, не сказал, где ты, что с тобой? Мы бы тебя забрали.
— А я помню, по каким номерам звонить? — показательно беспечно ответил тот. — Я же и три цифры толком запомнить не могу, а у вас у всех федеральный роуминг, номера из хер знает скольки цифр…
— Ну так хотя бы сюда позвонил!
— Куда?
— К себе домой, вот сюда, где мы сейчас сидим, идиот! Ты что, и своего номера домашнего не помнишь, ничего не помнишь вообще? Никогда не поверю, что можно быть таким болваном! Это же просто олигофрения какая-то! Из-за твоего самоуправства могла сорваться такая операция!!
— А она и так сорвется, если ты, Фирсов, не попридержишь язык, — холодно сказал Принц. Как сейчас он не был похож на того трясущегося и запуганного человечка, который начинал прерывисто дышать при одной мысли о ничтожных богородицких ментах и их толстом и корыстном начальнике майоре Филипыче.
Алексей, у которого была наготове очередная гневная ремарка в адрес Андрюши Вишневского, осекся.
— Ну что, мой дядюшка назначил встречу? — спросил Аскольд.
— Да, как и договаривались: на одиннадцать.
— А сейчас?
— Половина десятого.
— А где тот?… — отрывисто выговорил Аскольд.
— Воронцов? Он сейчас в ночном клубе. Уже, верно, пьет.
Выступление у него закончилось несколько минут назад. Арстистичный парень.
— Он всегда артистичный был, — глухо отозвалась Лена.
Фирсов мельком посмотрел на нее и ответил:
— Ну, тебе виднее. Особенно удачно он выступил вчера. В коридоре студии.
Аскольд глянул на хмурое лицо Фирсова: нос сотрудника службы безопасности Вишневского распух, верхняя губа вздернулась и нелепо торчала, как у зайца в мульфильмах.
— Это он, что ль, тебя так? — осведомился Принц.
— Угу…
— Подготовленный паренек, стало быть.
— Конечно. Он в Чечне воевал, мы справки навели. Ничего. Порох нюхал. В отличие от тебя, Андрей. Ты не порох, ты другие порошки предпочитаешь нюхать.
— А об этом — в другой серии, — недовольно оборвал его Аскольд. — Ладно. Времени мало. Мне нужно переодеться и ехать. Ты уж там организуй, чтобы все было чисто.
— Ясно, — отозвался Фирсов. — Иди тогда, принимай душ, только в джакузи не залеживайся да на алкоголь не налегай. И кокс, разумеется, тоже.
— С каких это пор ты у меня — руководящий и направляющий? — ехидно осведомился Аскольд. — Я думал, что как-то сам разберусь. Ладно. Ждите.
— А я не могу ждать, — сказал Фирсов, — мне за тем надо ехать. За Воронцовым. Я тебе сюда позвоню.
— Ясно, — отозвался Аскольд и направился в сауну.
* * *
Роман Арсеньевич Вишневский только что приехал с вручения премии «Аполло», которая фактически существовала на его, Романа Арсеньевича, деньги. Потому никого не удивило, что по трем номинациям премия досталась Аскольду, родному племяннику Романа Арсеньевича.
Засветился экран перед столом Вишневского, появилось лицо Адамова, и тот произнес:
— Это Адамов, Роман Арсенич. Приехал ваш племянник. Кажется, он не совсем адекватен. Пахнет алкоголем и глаза красные. Верно, снова кокаин.
— А… ну давай его сюда.
— Хорошо, Роман Арсеньевич. Через пять минут ваш племяник будет у вас.
— Пять минут? Почему так долго?
— Ну вы же знаете, что я должен осмотреть его на случай…
— А, опять ты, Адамов, со своими выдрючками, — поморщился олигарх, — по-моему, это абсолютно излишне.
Но начальник службы безопасности остался непреклонен:
— Так положено, Роман Арсеньевич. Потом вы же и скажете мне, что я плохо сработал.
— Ну ладно…
Вишневский положил трубку и снова углубился в размышления. В самом деле, ему было о чем подумать даже без проблем со своим непутевым родственничком, который хоть и был звездой эстрады и абсолютно не зависел от дяди в материальном плане, все же оставался постоянным источником неприятностей и огорчений.
Олигарх потянул к себе ноутбук и открыл папку, в которой была подшивка материалов в Интернете касаемо эпатажных выходок драгоценного племянничка.
То его арестовывают по обвинению в причастности к наркоторговле, то его бесчисленные герл — и — о Господи! — бойфренды помещают в печати скандальные заметки о его личной жизни, то он громит ночной клуб и избивает персонал, а потом в связи с этим попадает за решетку чуть ли не за преднамеренное убийство. И так далее, и тому подобное.
Вот теперь какие-то там взрывы в ночном клубе в провинции, избиения пришедших на шоу посетителей и даже человеческие жертвы. Плюс сколько-то там загремевших в больницы. Конечно, рука дядюшки — долларового миллиардера, это надежная гарантия от сумы да от тюрьмы… но всему же есть свой предел! И поэтому сегодня Роман Арсеньевич собирался порекомендовать племяннику из России и не показываться здесь хотя бы год. Уехать куда угодно — в Западную Европу, в Штаты, в Латинскую Америку, на восток, хоть в Антарктиду — лишь бы как можно дальше от Москвы.
В дверь постучали, а потом вошел Адамов, высокого роста подтянутый мужчина средних лет, с великолепной осанкой бывшего элитного офицера Комитета госбезопасности, и почтительно произнес:
— Он здесь.
— Ну так давай его сюда. И ради Бога, — Роман Арсеньевич впервые поднял сосредоточенный и ничего не выражающий взгляд на шефа своей «секьюрити», — не торчи под дверями на случай, если меня будет расстреливать из автоматов зондеркоманда СС. Кроме того, мне не нужно никаких видеокамер. Немедленно отключи. Я не хочу, чтобы архивировались разговоры с Андреем.
Адамов склонил голову и вышел. Его место в кабинете Вишневского занял Аскольд.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. СЕМЕЙНЫЕ СЦЕНЫ НЕ ПРИВЕТСТВУЮТСЯ
* * *
Он был одет в строгий серый пиджак от Валентино, в светлые узкие джинсы и с темной повязкой на голове, скрывающей безобразную — на вкус и цвет его дяди — клочковатую прическу всех цветов радуги (по крайней мере, Роман Арсеньеивч полагал, что прическа не претерпела изменений). Благодаря этому выглядел он весьма представительно и отнюдь не кричаще, без малейшей тени эпатажности, как то бывало обычно.
И еще одна примечательная особенности: это был не Сергей Воронцов, подвизавшийся в статусе нынешнего Принца. Повязка на голове скрывала не клочковатые разноцветные волосы, а абсолютно лысый череп с едва проклевывающейся щетинкой… и Аскольд был соответственно настоящий. Андрей Арсеньевич Вишневский. Роман Арсеньевич поднял на него спокойные глаза и, прищурившись, сказал:
