Ладно, не буду, знаю, что мелочно жаловаться на такое, когда человека нет в живых.
По крайней мере, в отличие от Сары, я не сказала, что так ему и надо.
Конечно, Сара не видела, что пуля прошла через череп Оуэна, вышла с другой стороны и оставила черную дыру, окруженную брызгами крови в центре его черного ежедневника «Гарфилд»[2]. (Картинка: Гарфилд сидит в очках и ест лазанью.)
Пуля вошла в затылок со стороны окна — я слышала уличный шум не потому, что выстрелом разбило одну панель, а потому что окно было открыто, — и вышла спереди. Наверное, Оуэн хотел насладиться теплым весенним утром. Он даже не упал со стула, наоборот, сидел прямо, перед ним стояла чашка — кофе остался нетронутым, но явно остыл. Было ясно, что смерть застала Оуэна врасплох, и умер он быстро, не мучился.
Но все равно. Я совершенно уверена, что он не заслужил такую смерть. Да и вообще никакую.
— Ладно, не важно, — сказала Сара, когда я упомянула об этом вслух.
Мы сидели в пустой кладовке чуть дальше по коридору, недалеко от нашего офиса, который полиция оцепила как место преступления. В этой кладовке раньше был кабинет студенческого правительства, но после многочисленных жалоб студентам в прошлом месяце выделили другое помещение.
Теперь кладовка используется по назначению, здесь хранятся старые сломанные стулья из вестибюля и прочий хлам.
По какой-то неведомой причине в этой кладовке находятся и небольшой компьютер, и несколько вполне целых стульев, а также спальник и, судя по виду, вполне работоспособная кофеварка, вокруг которой разбросано довольно много кружек. Наверное, уборщики и строители используют эту комнатушку как помещение для неофициальных перерывов. Хорошо, что Оуэн мертв, а то, скажу я вам, он бы расквасил пару физиономий.
Сара словно прочитала мои мысли.
— Но согласись, — сказала она, — Оуэн был достаточно гнусным типом.
— Достаточно гнусным для того, чтобы его за это застрелить? — поинтересовалась я. — Не думаю.
— А как же эта история с бумагой? — спросила Сара.
— Он не хотел, чтобы я занимала бумагу в соседнем кабинете! — заорала я. — И что в этом плохого?!
— Орать совершенно незачем. Этот бюрократ и крючкотвор Витч цеплялся к мелочам, вместо того чтобы заниматься серьезными вещами, которые требовали его внимания. Например, пренебрежением администрации колледжа к основным человеческим потребностям самых старательных сотрудников.
— Не знаю, могу ли я отнести себя к самым старательным работягам Нью-Йорк-колледжа, — скромно сказала я.
Строго говоря, я не получаю бесплатного питания, по сути дела я его просто ворую.
— Я не про тебя говорю, — отрезала Сара. — Я говорю о работающих студентах и аспирантах, вроде меня. Им отказано в медицинском обслуживании за счет колледжа, для них не предусмотрены зашита и льготы для молодых родителей, отсутствует система разбора жалоб, они лишены других прав трудящихся — а все по вине нашей равнодушной администрации.
— А-а, — сказала я.
Я не могла не заметить, что на столе — на том самом, на котором стоит компьютер, — царит жуткий беспорядок, он весь засыпан липкими бумажками-напоминалками, на которых что-то нацарапано, крошками еды непонятного происхождения и заляпан кругами от кружек с кофе. Не помню, чтобы студенческое правительство, выезжая, оставляло комнату в таком беспорядке. Надо будет попросить уборщиков ее вымыть, а то у нас, как пить дать, заведутся мыши. Если бы Оуэн увидел этот стол, то горестно покачал бы головой. Он был слегка помешан на чистоте и порядке, например, однажды спросил меня, как я вообще что-то нахожу на своем столе. После чего я, улучив момент, просто смела все со стола в нижний ящик. Проблема была решена.
Возможно, Сара права, возможно, Оуэн предпочитал сосредоточиться на всякой ерунде, типа захламленных письменных столов, чтобы не задумываться о более серьезных вопросах. Например, о том, что кто-то хочет его убить.
— Суть в том, — продолжала Сара, — что, если администрация президента будет и дальше тянуть с разрешением на создание нашего профсоюза, мы устроим забастовку, и другие профсоюзы не станут прорывать наши пикеты, забастовка распространится на весь кампус, никто не будет заниматься ни попечительской работой, ни техобслуживанием, никто не будет вывозить мусор, работать в охране. Посмотрим, долго ли продержится президент Эллингтон. Думаю, когда ему придется пробираться в кабинет через горы мусорных мешков, он быстро поймет, насколько мы важны.
— Угу, — кивнула я.
— И не думай, что доктор Витч об этом не знал, — продолжала Сара. — Мы ему говорили в открытую, что так и будет, если он не передаст наши требования в администрацию президента.
Я заморгала.
— Так и будет? Что? Его убьют выстрелом в голову? Сара закатила глаза.
— Да нет же! Что мы устроим забастовку. Доктор Витч об этом знал. Сегодня в полночь истек очередной срок подписания нашего контракта, а они ничего не сделали. Ну что же, теперь им придется расхлебывать последствия.
— Минуточку! Так ты думаешь, что доктора Витча убил кто-то из членов вашей организации? За то, что он не уделял достаточного внимания вашим требованиям?
Сара взвизгнула.
— Хизер! Нет, конечно! КРА не поддерживает насилие!
— О… — Я снова заморгала, потом сказала: — Ладно, поскольку Оуэна убили сегодня утром, как думаешь, сможешь убедить этот, как его…
— Коллектив работающих аспирантов. Сокращенно мы называем его КРА.
— Хорошо. Поскольку человек, через которого вы обычно вели переговоры с администрацией, мертв, может, возьмете тайм-аут на денек, пока мы не выясним, кто это сделал и почему?
Сара замотала головой, ее длинные волосы коснулись локтей. Она была одета в строгом стиле участницы Коллектива работающих аспирантов: комбинезон поверх черной водолазки, ботинки на толстой подошве, очки в тонкой металлической оправе. Облик дополняла копна кудряшек.
— Хизер, ты что, не понимаешь? Этого они и хотят! Откуда нам знать, что убийство не срежиссировано администрацией президента? Вдруг они убили его сами, чтобы отложить нашу забастовку? Они же знают, сколько проблем создаст эта забастовка.
Я потерла виски, чувствуя, что начинает болеть голова.
— Сара, никто из администрации президента не убивал доктора Витча. Твое предположение просто нелепо.
— Так же нелепо, как твое — что его убил один из нас! — Сара отбросила волосы назад и мрачно пояснила: — Неужели не понимаешь? Все будут отмахиваться от этого предположения, как от нелепого, и именно поэтому им все сойдет с рук. Хотя я не утверждаю, что это сделали они.
— Кто что сделал?
В дверях появился высокий бледный парень с барсеткой и длинными неопрятными дредами — мужская версия прикида аспиранта Нью-Йорк-колледжа. Я узнала его по фотографиям в студенческой газете и по короткой встрече перед библиотекой, где они с Сарой участвовали в пикете. Это был Себастьян Блументаль, глава Коллектива работающих аспирантов, или КРА.
И, если чутье меня не обманывает, предмет Сариных воздыханий.
— И что делают в нашем холле копы? — полюбопытствовал он. — Кто-нибудь снова потерял часть тела в лифте?
Я метнула в него свирепый взгляд. Просто уму непостижимо, до чего же быстро распространяются в этом здании новости.
— Это была дурацкая шутка. Так что происходит?
— Кто-то застрелил доктора Витча, — буднично сообщила Сара.
— Серьезно? — Себастьян бросил сумку на диван (обнаруженный в одной из студенческих комнат и конфискованный, потому что в резиденциях Нью-Йорк-колледжа разрешается использовать только негорючую мебель). — Выстрелом в живот?
— В голову, — поправила Сара. — Так стреляют киллеры.
На Себастьяна это, кажется, произвело впечатление.
— Круто! Я же говорил, что он связан с мафией.
— Послушайте! — раздраженно воскликнула я. — Человек мертв! В этом нет ничего «крутого»! И доктор Витч не был связан с мафией. О чем вы вообще толкуете? Вероятнее всего, его убило шальной пулей во время перестрелки наркоторговцев в парке.
— Ну, не знаю, Хизер, — с сомнением протянула Сара. — Ты же сказала, что выстрел пришелся точно в затылок. Шальные пули так не попадают. Думаю, Витча застрелили нарочно, и это сделал кто-то из его знакомых.
— Или кто-то, кого наняли, чтобы его убить, — предположил Себастьян. — Например, киллера могла нанять администрация президента, чтобы сорвать наши переговоры.
— Я об этом и говорила! — радостно завопила Сара.
— Вот как? — Себастьян был очень доволен собой.
— Ладно, — сказала я. — Убирайтесь отсюда. Оба. Себастьян перестал улыбаться.
— Да ладно тебе, Хизер, согласись, что он был противным типом. Вспомни, как он на тебя орал из-за бумаги.
Теперь мой свирепый взгляд обратился на Сару. Поверить не могу, что она рассказала об этом Себастьяну.
