Теперь мой свирепый взгляд обратился на Сару. Поверить не могу, что она рассказала об этом Себастьяну.
— Неужели теперь все будут об этом вспоминать? — возмутилась я. — И не орал он, просто…
— Не важно, — перебила Сара. — Себастьян, это Хизер обнаружила труп, вполне понятно, что ее колотит дрожь. Наверное, я побуду с ней до допроса. Известно ведь, что Хизер таила на убитого злобу из-за той истории с бумагой.
— Я вовсе не дрожу! — закричала я. — Со мной все в порядке. И никто не собирается меня допрашивать, я…
— Черт! — сказал Себастьян. Он положил руку мне на плечо. — Может, принести тебе что-нибудь из столовой? Горячего чаю или еще чего?
— О-о-о-ох, — вздохнула Сара. — Мне бы кофе. И кекс, если у них есть.
Я была потрясена.
— Сара!
— Ладно, Хизер, какая разница, — раздраженно сказала Сара, — если Себастьян угощает. Когда начнется забастовка, а она скоро начнется, наши обеды, наверное, отменят, так что я не собираюсь тратить деньги на еду, когда кто-то другой предлагает заплатить…
— Хизер! — В дверях кладовки вырос Гевин МакГорен, тощий первокурсник с режиссерского факультета, который безответно и несчастливо влюблен в меня. Гевин запыхался и тяжело дышал. — Господи, Хизер, вот ты где. Ты в порядке? Я узнал, что случилось, и примчался, как только смог.
— МакГорен, ты-то мне и нужен, — сказал Себастьян. — Завтра вечером в парке у нас состоится митинг, и мне надо, чтобы кто-нибудь установил микрофоны. Займешься этим?
— Конечно, не вопрос, — сказал Гевин. Он сбросил рюкзак на пол, а сам, не отрываясь, смотрел на меня. — Это правда? Он на самом деле погиб от шальной пули какого-то торговца наркотиками? Я так и знал, что опасно оставлять окна на уровне улицы, надо было заложить их кирпичами. Хизер, ты хоть понимаешь, что на его месте могла быть ты?
— Гевин, расслабься, — сказала Сара. — Ей и без того тошно, ты что, хочешь сделать ей еще хуже?
— О боже, — взмолилась я. — Мне не тошно. То есть… да, меня тошнит, но… послушайте, может, не будем об этом говорить?
— Конечно, Хизер, — сказала Сара самым что ни на есть успокаивающим голосом, — мы можем об этом не говорить. — Потом она повернулась к Себастьяну и Гевину. — Ребята, давайте оставим Хизер в покое. Когда обнаруживаешь труп, особенно если это труп человека, с которым работаешь в таком близком контакте, как Хизер с доктором Витчем, это очень выводит из равновесия. Вероятно, Хизер будет некоторое время страдать от посттравматического стресса. Нам нужно за ней понаблюдать, чтобы не пропустить возможные признаки немотивированной агрессивности, депрессии и эмоционального отчуждения.
— Сара! — возмутилась я. — Будь так любезна, заткнись!
— Конечно, Хизер, — сказала она все тем же успокаивающим голосом. Потом повернулась к парням и произнесла театральным шепотом: — Ну, что я вам говорила насчет немотивированной агрессии?
— Сара! — Я поняла, что мне действительно нужен аспирин. — Я все слышу.
— Э-э… — Себастьян потупил глаза. — Сколько обычно продолжается этот посттравматический стресс?
— Предсказать невозможно, — ответила Сара одновременно с моим ответом:
— У меня нет посттравматического стресса.
— О, — сказал Себастьян, глядя уже не на свои ноги, а на меня, — это хорошо, потому что я хотел тебя кое-куда пригласить.
Я застонала.
— О-о, неужели и ты?!
— Она не встречается со студентами и аспирантами, — заявил Гевин. — Я уже пытался, но у нее такая политика.
Я уронила голову на руки. Честное слово, для одного дня многовато! Мало того, что сегодня утром я совершила пробежку (пробежала всего несколько шагов, но все равно). А вдруг у меня произошло смещение внутренних органов? Вроде бы в квартире Теда все мои женские органы работали нормально, когда мы устроили им проверку. Теперь моего босса застрелили, офис оккупирован следователями из полицейского участка Гринвич-Виллидж, а Гевин МакГорен озвучивает официальную позицию Нью-Йорк-колледжа относительно личных отношений между студентами и работниками! Эх, вернуть бы сейчас те два с половиной часа, что я недоспала!
— Вообще-то, чувак, я не собирался приглашать ее на свидание, — сказал Себастьян. — Я хотел спросить, сможет ли она завтра вечером прийти на наш митинг.
Я растопырила пальцы и посмотрела сквозь них.
— Что-о?
— Ну, пожалуйста, — взмолился Себастьян, падая на колени. — Ты же Хизер Уэллс! Твое появление будет мощной поддержкой! Может, исполнишь для нас «Кумбайя»…
— Нет, — сказала я. — Это исключено.
— Хизер, — умолял Себастьян, — неужели ты не понимаешь, как это важно для КРА, если в нашу поддержку выступит знаменитость твоего калибра?
— Выступит в поддержку… — вяло повторила я, роняя руки. — Себастьян, да я за это могу лишиться работы!
— Не лишишься, — сказал Себастьян. — Они не посмеют! У нас свобода слова!
— Серьезно, — ворчливо поддержала Сара. — Они, конечно, фашисты, но все-таки не настолько…
— Поосторожнее с ними, — сказала я. — Слушайте, ребята, я вас целиком и полностью поддерживаю. Разве я что-нибудь когда-нибудь говорила насчет того, что ты, Себастьян, все время болтаешься в этом здании, хотя не живешь здесь? Но петь на вашем митинге? В парке Вашингтон-сквер? Прямо перед библиотекой, да еще и перед кабинетом президента? Вы что, издеваетесь?!
— Честное слово, Себастьян, — сказала Сара таким голосом, каким говорит только женщина, которая тайком обожает мужчину, зная, что он совершенно не догадывается о ее чувствах. — Иногда ты заходишь слишком далеко.
Он посмотрел на нее с обидой.
— Ты же сама сказала, что нужно ее попросить!
— Я же не имела в виду прямо сейчас! Она только что нашла труп босса, а ты хочешь, чтобы она вела какой-то профсоюзный митинг?
— Не надо его вести! — закричал Себастьян. — Просто покажись на нем и выступи. Необязательно петь «Кумбайя», сгодится и «Сахарная лихорадка». Можно в акустическом варианте, мы не привередливые.
Сара осуждающе покачала головой.
— Господи, Себастьян, иногда ты просто невозможен.
— Она же твердит, что с ней все в порядке! — Себастьян вскочил и всплеснул руками.
— Хизер, — вмешался Гевин, — не делай этого.
— Они тебя никогда не уволят, — заявил Себастьян, как о чем-то само собой разумеющемся. — Не хочу быть бестактным, но твоего босса только что убили. Кто будет управлять общагой? А кроме того, если они попытаются тебя уволить, это будет нарушением твоего конституционного права вступать в организации и участвовать в мирных акциях протеста.
— Эй, чувак, — напомнил Гевин, — она ведь знает, что это ты бросил на лифт искусственную руку.
— Хизер Уэллс! — пробасил в проеме открытой двери глубокий низкий голос. Я посмотрела туда и увидела одного из доблестных нью-йоркских полицейских. — С вами хочет поговорить детектив Канаван.
— Слава богу! — воскликнула я, выскакивая из-за стола и бросаясь к двери.
Знаете, если вы испытываете облегчение оттого, что вас уводят на допрос к инспектору убойного отдела, значит, дела у вас идут совсем хреново.
Но когда работаешь в «Общаге смерти», такие допросы случаются с пугающей частотой.
Нет, ты не толстая, ты будешь нормальной,
Лишь откажись от восьми перекусов!
Вес сразу станет вполне оптимальным,
К свету в тоннеле почувствуешь вкус ты!
«Такая, какая есть» Автор Хизер Уэллс
Детектив подстригся. В его строгом «ежике» было столько седых волос, что под лампами дневного света Канаван казался почти голубым. (Для создания более теплой атмосферы я повесила над своим столом розовую лампу, но детектив Канаван не стал ее включать, наверное, детективам убойных отделов теплая атмосфера не нужна.) Он, хмурясь, говорил по телефону и смотрел на меня так, будто я интересую его не больше, чем какая-нибудь крыса, вылезшая из-за мусорного контейнера.
— Да, — сказал он в телефон. — Я прекрасно знаю, что скажет город. Если надо перекрыть улицу для съемок эпизода сериала «Закон и порядок», они с удовольствием это делают, но если настоящая полиция Нью-Йорка ведет следствие по настоящему убийству…
Дверь в кабинет доктора Витча открылась и оттуда, жуя на ходу мексиканскую лепешку тако, вышел типичный представитель следственной группы.
— Привет, Хизер, — подмигнул он.
— А, привет, — сказала я. — Кафе уже открылось, можно обедать?
— Да, — ответил он. — Там сегодня тако с говядиной. И еще пирог с индейкой.
— Мммм, — протянула я.
Казалось, с тех пор, как я съела пару вафель, прошла целая вечность.
— Эх, — сказал судмедэксперт. — Обожаю, когда нас вызывают в «Общагу смерти».
— В «Резиденцию смерти», — поправила я.