Яна Крутицкая - Лапша на ушах Бэтмена

— Неприятности на работе, — буркнул он, уставившись стакан, словно надеялся там что-то высмотреть.

процитировала я, отбирая стакан и бестрепетной рукой выливая содержимое в мойку.

— Где была? — спросил Мишка, очнувшись от анабиоза.

— В «Чайной розе» на корпоративе, — зевнула я. — И зачем только их устраивают… — я зевнула вторично, пожелала Мишке спокойной ночи и отправилась спать.

Утром за завтраком я пыталась составить план действий. Как назло, ничего особо умного в голову не приходило, и я решила посетить «Зеленую утку», чтобы присмотреться к Рогозину, авось пойму, он или нет секретничал в Васькиной ванной. Быстро собралась, не дожидаясь, пока проснется Миша, и покинула квартиру.

«Зеленая утка» располагалась в самом обычном тихом районе, среди магазинов и панельных домов. Да и заведение выглядело вполне прилично, что не могло не порадовать. Оставалось гадать, почему оно пользуется дурной славой. Я задумалась. Не могу же я так просто войти и позвать Рогозина, это будет выглядеть подозрительно. А если корни преступления растут именно из кафе, как я узнаю об этом? Мой взгляд зацепился за листок бумаги на двери. «Требуется уборщица», — гласила цидулька. Идея возникла моментально, и я решительно направилась внутрь здания.

Очутившись в холле, я принялась вертеть головой, силясь увидеть хоть кого-нибудь, но вокруг не было ни души. «Это предупреждение», — противно прогнусавил внутренний голос, но я приказала ему заткнуться.

— Чего надо? — прорычал гориллообразный охранник, появившись будто из-под земли. — Не видишь, закрыто, через два часа откроемся.

— Вам уборщица нужна? — пропищала я, с опаской косясь на великана.

— Ну заходь, — подобрел страж, и я сделала вывод, что он типичный шкаф с пустой антресолькой.

Мы прошли по лабиринту коридоров, мой провожатый толкнул одну из дверей и пробубнил:

— Сергей Евгеньич, тут это… На работу пришла… — он кивнул на меня, — типа устраиваться…

— Проходите, — пригласил меня мужчина ничем не примечательного вида и принялся задавать вопросы.

Я старательно отвечала, стремясь выглядеть как можно глупее. Видимо, ответы Сергея Евгеньича удовлетворили, потому что он обрадовал:

— Принесете необходимые документы и можете приступать к работе.

Мы мило попрощались, и я, весьма довольная, отправилась домой.

Сердечного друга в квартире опять не оказалось, и я задалась вопросом, где он может обретаться в выходной день. «Между прочим, сам вызывался меня охранять», — подумала я с обидой и потопала к Люське.

Подруга выглядела хмурой.

— Что случилось? — проходя в кухню, поинтересовалась я.

— Андрей опять куда-то смылся, — недовольно ответила Люська. — Выходной на дворе, а у него все какие-то дела.

— Мишка тоже свалил, — вздохнула я.

— Ну, чего там с расследованием? Брюнета этого видела? — спросила подружка, разливая чай.

Я поведала о вчерашних событиях, Люська слушала и качала головой.

— Он в тебя влюбился, — выдала она, когда я завершила повествование.

— С ума сошла? — я даже чаем поперхнулась.

Люська со всей дури долбанула меня по спине и хмыкнула:

— А что такого? Ты девица видная, да еще отшить его, такого неотразимого, пыталась, вот его и зацепило.

— Бред, — отрезала я. — Может, он и рассчитывал на взаимность, но о любви тут и речи не идет. У него таких красавиц каждый день по десять штук.

— Посмотрим, я окажусь права, — не согласилась подруга.

Я не стала тратить время на споры, вместо этого рассказала о трудоустройстве в «Зеленую Утку».

— А это не опасно? — напряглась подружка. — Вдруг тебя поймают?

— Ерунда. Я же уборщица, никто на меня и внимания не обратит, а если что, всегда смогу отбрехаться.

— А сейчас что делать? Сидеть, ждать у моря погоды? Или наведаемся куда?

— Куда, например?

— Я адрес Дробышева узнала, — с торжеством объявила Люсьенда.

— Поехали, — вскочила я.

— А где спасибо? — завредничала подруга.

— Спасибо-спасибо, только двигайся быстрее, — нетерпеливо отмахнулась я.

Дробышев квартировал в том самом районе, где находилась «Чайная роза». Я вспомнила о вчерашнем инциденте и поежилась.

— Однако неплохо некоторые устроились, — заметила Люська, оглядываясь.

Я проигнорировала ее замечание и направилась к пятиэтажке, в которой проживал Федя.

Мы очутились в подъезде, поднялись на третий этаж и принялись звонить в дверь под номером восемь. Из глубины квартиры не доносилось ни звука, а вот соседняя створка распахнулась и показалась устрашающего вида девица. На голове юной особы красовалось воронье гнездо, раскрашенное всеми цветами радуги, длинные, кроваво-красные ногти наводили на мысль о ножах, а части тела, не скрытые одеждой, из-за количества татуировок напоминали географическую карту. Впрочем, не думаю, что можно считать одеждой ночную рубашку, покрытую перьями и стразами.

— Федьку ищете? — поинтересовалось небесное создание, перекатывая во рту жвачку.

Мы с Люськой синхронно кивнули.

— Так он в Испанию умотал, еще десять дней назад.

— Это точно? — ожила Люська.

— Точнее некуда, — подтвердила девица. — Ну, бывайте, — и захлопнула дверь.

— Значит, Дробышева отбрасываем, — резюмировала я, спускаясь по ступенькам. — Когда убили Ваську, он уже был за границей.

— Совсем не факт, что он ни при чем, — возразила подружка. — Убить мог второй, а этот свалил от греха подальше.

— Ну, насколько я поняла, они какие-то делишки проворачивали, так что вряд ли Дробышев принялся бы собирать вещички. Когда речь идет о деньгах, смелость появляется сама собой.

— И что теперь? — вздохнула Люська. — Поедем к Рогозину или к Петричеву?

— Давай к Петричеву, — приняла я решение.

Недавний зэк жил на противоположном конце города, в районе, прозванном в народе бичарником. Местечко и впрямь было препротивным. Покосившиеся домишки, облупившиеся бараки, подозрительные личности, пасущиеся возле ларьков…

— На и райончик, — скривилась Люська, я только плечами пожала.

Петричев обитал в одном из бараков. Мы вошли во двор и огляделись. Заметили старушку, развешивающую белье, и направились к дней. Поздоровались, и Люська спросила:

— Ваш сосед Петричев дома?

— А зачем он вам сдался? — удивилась бабулька. — Дома, где ж ему быть. Как из тюрьмы вернулся, так и не просыхает. Одну дорожку знает — из дома к ларьку да обратно. Нет бы на работу устроиться…

— Что, больше никуда не ходит?

— Да зачем ему, выпивка под боком, бельмы зальет и доволен…

Мы поблагодарили словоохотливую старушенцию и побрели к машине.

— Думаешь, это не он? — поинтересовалась Люська, устраиваясь в салоне.

— Ты же слышала, что бабка сказала, Петричев только к ларьку бегает.

— Она могла и не заметить.

— Вряд ли, у них там все на виду.

— Значит, остается Рогозин, — подвела итог подружка. — Навестим его?

— Не стоит. Если он ни при чем, лишь время зря потратим, а если замешан — тем более светиться не стоит.

— Тогда домой? — поскучнела Люська, видимо, уже вошла во вкус.

— Домой, — кивнула я, и мы покинули район.

Войдя в квартиру, я почувствовала волшебные запахи, доносящиеся из пищеблока. Протопала в царство еды и обалдела. Стол, застеленный праздничной скатертью, ломился от обилия блюд, на окне красовался огромный букет неизвестных мне цветов, свет был выключен, только слабо мерцало бра на стене.

— Это что, романтический ужин? — поразилась я.

— Ты невероятно догадлива, милая, — съязвил Мишка, пододвигая мне стул. — Хоть ты и не желаешь проявлять обо мне заботу, целыми днями болтаясь невесть где, я решил не вредничать и сделать тебе приятное.

— Претензии приняты, следующий ужин за мной, — пообещала я и накинулась на еду.

— Может, ты все-таки возьмешь отпуск? — спросил Мишка, разливая в бокалы вино. — Махнем куда-нибудь.

— Работы полно, — соврала я и застыдилась. — Но потом обязательно съездим.

— Надеюсь, ты оставила дурацкую затею раскрыть все преступления века?

Я закивала наподобие китайского болванчика.

— Вот и отлично, — повеселел любимый, взял меня за руку и потащил в спальню.

Я проснулась от звона посуды. Позевывая, отправилась на кухню и обнаружила Мишку, он вдохновенно готовил завтрак.

— Решил переквалифицироваться в домохозяйку? — не преминула съехидничать я.

— А что делать? — развел руками сердечный друг. — Поскольку ты не хочешь заботиться обо мне и моем желудке, приходится беспокоиться самому.