Он взялся пальцами за виски и продолжал:
— Ну и семейка мне досталась! Папа так и норовит прихлопнуть, родной дядя — шпион и изменник, и сверху всего этого винегрета — наследные миллионы, полученные за продажу государственных секретов. Здорово!! И после этого меня еще будут упрекать, почему это я закидываюсь «коксом» и пью безбожно. Да тут свихнуться недолго!
— Да, это точно, — машинально выговорил Александр Ильич, которого, по всей видимости, впечатлила картина семейного древа с комментариями, нарисованная Астаховым-младшим.
— Ну и что же теперь вы думаете делать, братцы-кролики?
— Вообще-то мы хотели послушать, чаво ты нам скажешь, Сан Ильич, — произнес Моржов. — Тебе, канешна-а, доверять нельзя, вредно енто для здоровья… но если совсем уж не доверять, то енто еще вреднее.
— А что я могу вам сказать? — проговорил Астахов-старший. — В идеале нужно бы поймать этого самого… неуловимого черного человека, которого вы подозреваете во всех этих убийствах.
— И ишшо мы подозреваем, что его зовут Ансельм, — добавил Моржов. — Дохтор технических наук, который, может, тоже с гэбэшниками в свое время водился.
— Так, значит, вы его знаете, этого человека?
— Еще бы. Он нас из Шарля де Голля до Сен-Дени подвозил, — сказал Иван Саныч. — Теперь я так думаю — не случайно. Только не знаю, как насчет того, чтобы его выловить: у нас тут проблем немерено, и я так думаю, что нам с Осипом нужно немедленно уезжать из России. Во-первых — эта заморочка с фотороботами, во-вторых — черт знает, что эти братки Рыбаковские вытворят, что они потребуют за услугу. Они ж еще могут решить, что мы Рыбушкина и сняли. Грохнули то есть. Ведь так и подумают.
Александр Ильич подозрительно покосился на Осипа и Ивана Саныча и проговорил:
— А вы… вы действительно не убивали Рыбушкина?
У Вани на долю секунды зашевелилось сомнение: быть может, напившись самогону, они начисто вырубили свою память и на автопилоте натворили, как говорится, всяко-разно? Ведь мало личто. Но потом секундное затмение прошло, и он уверенно рубанул:
— Действительно — не убивали!
— Да и зачем нам его убивать, если он нам тово… помог, — сказал Осип. — У мене тут была мысля, что Рыбушкина и грохнули туи Карасюки и Гуркины… с них станется. Напилися и по пьяни грохнули.
— Нет-нет! — быстро перебил его Иван Саныч. — Не может такого быть! Не бывает таких совпадений, чтобы сказать, будто тот, убийца, был весь в черном!..
— Хвантазер ты-от, Саныч, — сказал Осип. — Правды-ы, хвантазии твои почему-то часто на быль смахивают. Ладны-ы… утро вечера… спать надо. А то я чаво-то… ничаво не воображаю, потому как… э-э-э… вот. Мы ночуем у тебя, а, Ильич?
— Ночуйте, куда ж с вами… — махнул рукой тот, — вы только разулись бы.
И его блуждающий взгляд тоскливо коснулся грязню-ю-ющей обуви Ивана Александровича и Моржова.
* * *
— Это Ансельм, — сказал Ваня за завтраком.
Он только что мутно пережевал бутерброд с зеленью и ветчиной и запил его чуть ли не полулитром кефира. Иван Саныч любил похмелье заливать кефиром, если не имелось доступа к алкоголесодержащим продуктам.
— Это Ансельм, — повторил он. — Я вспомнил, как он расписывал нам про Жодле. Ну откуда простой таксист может знать, что Жодле и Магомадов — не какие-нибудь там бандиты… а на бандитов они по своим ухваткам и замашкам куда как смахивают… а сотрудники этого… чего уж у них там, во Франции, разведки?… Я так думаю, что этот Ансельм тоже из каких-то темных служб.
— Уж куда темнее, — подал голос Осип. — Из ентой… преисподней. Чертики кровавые в глазах.
Астахов-младший досадливо махнул на него рукой и продолжал:
— Этот Ансельм мне сразу не понравился. Ну если он русский, так почему титулует себя французским именем? Вот Гарпагин, на что уж сволочь оказался, царство ему небесное… так он и то именовался как положено, по-русским, с именем-отчеством: Гарпагин Степан Семенович. Даром что такая замысловатая гнида — полковник КГБ. Я предлагаю, — продолжал он, — я предлагаю следующее: мы с Осипом возвращаемся в Париж. Этот Ансельм рано или поздно туда вернется, а уж тогда мы его тряхнем по полной!!
— Он мое сало спер, — свирепо сказал Осип.
— И мой йогурт. Но это неважно. Он все эти продукты не переварит, сволочь. Вот. А нам, Осип, нужно вернуться во Францию, тем более что тут оставаться страшновато. Если не сказать хуже.
Похмельный синдром всегда вызывал у Вани Астахова повышенную болтливость, и он, верно, сказал бы тем же манером еще сотню-другую столь же трескучих и необязательных слов, если бы его не перебил отец:
— Знаешь что, Ваня, ты не болтай лишнего. И ногами, кстати, тоже не болтай, ты мне уже два раза в коленку пнул. А что касается вашего отъезда из Питера, то это, по-моему, правильно. Я тоже думаю, что вам нужно уехать из России. В конце концов, деньги у вас сейчас имеются, и в значительном количестве, так что срочности в получении наследства нет никакой, а башку сломить можно очень даже запросто. Надо выждать время, ты разумно рассудил, Иван. Можешь считать, что твоей разумностью я покорен и очарован. — В голосе Александра Ильича снова послышалась легкая насмешка, коей он, как то было неоднократно заметно, щеголял к месту и не к месту. — Так что паспорта со всеми прибамбасами и билеты я вам оформлю к завтрашнему дню. Ваша задача — засесть на квартире на этой вашей улице Сантьяго-де-Куба и никуда оттуда не вылезать. Чтобы опять кого-нибудь ненароком не ушибить до летального исхода.
— Ты что, намекаешь, будто это мы убили Рыбушкина, да и Магомадова до смерти уговорили в придачу? — вскипел Иван Саныч. — Да? Значит, по-твоему, это мы с Осипом засадили в Магомадова две пули, одну Осип, одну — я, чтобы никому обидно не было?!
— Да успокойся ты, — досадливо оборвал его Александр Ильич, — ничего я не намекаю. Ты, сынок, попросту не пузырься, тебе нервы еще пригодятся.
Ваня что-то недовольно пробурчал, но наезды на отца прекратил.
Через полчаса личный шофер Александра Ильича довез Осипа и Ивана Саныча до квартиры на Сантьяго-де-Куба, а когда за шофером хлопнула дверь, Осип сказал:
— Значит, нам остались еще сутки. А ентот самый человек, который черный, тут уже бывал. И где гарантия, что он не побывает здесь снова?
— Н-никакой гарантии, — выговорил Иван Саныч. — Только мне все равно. Я стырил у Жодле пистолет, а йогурта у меня уже нет. Но, честно говоря, Осип, — он повернулся к Моржову и изобразил на лице какую-то странную гримасу, — честно говоря, мне очень хотелось бы пощупать этого самого человечка, будь он Ансельмом, будь он хоть восставшим из ада или из зада. (Иван Саныч хорошо зарядился кальвадосом и потому был отчаянно храбр.) Возможно, если мы его поймаем здесь, в Питере, гарпагинские денежки уже наши. Ведь если он грохнул Жака и Николя и спер миллион у Гарпагина, то условие в приписке завещания будет выполнено!
— Может быть, — сказал Осип.
— И вообще, — проговорил Иван Саныч, — не знаю, как ты, а вот лично мне очень тяжело сидеть дома, имея в своем распоряжении дикую сумму в валюте. Ведь можно так покуролесить на прощание. Может, мы больше сюда и не вернемся, а, Осип? Осядем в Париже, будем гонять по всему миру, посмотрим, где че кому почем… вот так. Хорошо заживем, а, Осип? Я вот тут подумал: если Настя найдется, а не жениться ли мне на ней? По моему мнению, она самая подходящая мне пара, ну, как… как тебе Лиза Гарпагина, — тут Иван Саныч хохотнул, а Осип проговорил:
— Ты, Ванька, известный любитель теёрии-от разводить. Если бы да кабы…
— Да почему же? А вот у меня мысль есть хорошая, — вдруг заявил Иван Саныч.
— Котора?
— Я знаю, как выманить этого самого черного человечка на свет Божий.
— Чаво? И как?
— Ведь он всегда следует за нами?
— Ну да.
— И убивает тех, кого мы разыскиваем… Рыбушкина, Магомадова… так, Осип?
— Ну, так. И чаво?
— А то, что если этот Ансельм, или кто он там, убил Магомадова, то ему точно так же нужен Жодле. Жодле знает все, что знал Маг, и даже сверх того. Так что если он убил Магомадова, то Жодле он убрал бы с еще большим удовольствием.
— Антиресно, — пробурчал Осип.
— Конечно, интересно! А почему он не убил Жодле? Да потому что он не знает, где его искать. А лишних усилий этот черный человек не предпринимает, боится засветиться, так что он тупо следует за нами… мы сами выводим его на тех, кого надо. Мы знаем питерский адрес Жодле, а он — нет. И если Жодле все еще в Питере, то мы его выловим и предложим ему прощальный ужин.
— Чаво-о-о? — протянул Осип. — Саныч, ты вообще как… в своем уме? Ты что говоришь-то? Прощальный ужин с Жодле? Да енто… он от нас шарахаться будет, как черт от ладана!
— Ну… енто как с ним говорить, — отозвался Астахов-младший. — У нас против него все козыри.
