Я не успела ничего возразить, как Аспид, чмокнув меня в щеку, повернулся и растаял в темноте. Как разыскать Жанну, я ему объяснила.
Тяжело вздохнув, я вернулась к Антону, лихорадочно соображая, на какие темы можно говорить с умственно отсталым байкером. Под впечатлением от "чумового шабаша мотошизанутых" я сделала вывод, что и у нормальных байкеров не все в порядке с головой, а если слабоумие еще и врожденное… страшно подумать!
Ничего путного в голову не так и не пришло, и я, вспомнив случайно услышанную фразу, поинтересовалась, какую мощность может выдать турбированный двигатель "Хайабуса" в пике характеристики.
Антон задумчиво посмотрел на меня, обошел вокруг костра и сел с противоположной от меня стороны. Огонь осветил его лицо, и я заметила, как на щеках парня вспыхнул румянец.
— Не люблю свое имя, — сказал он.
— Как же тебя называть?
Красные пятна стремительно расплывались по лицу байкера. Теперь зарево охватило и уши.
— Громовая нога.
— Мне тоже не нравится мое имя, — сообщила я. — Можешь называть меня Собачий глаз.
— Почему собачий? — удивился Антон. — У индейцев был Соколиный глаз.
— Потому что собачий глаз, в отличие от соколиного, почти ничего не видит. У меня близорукость, а очки носить мне не нравится, так что на Соколиный глаз я никак не тяну.
— Собак я люблю, — мечтательно произнес Громовая нога.
Я с облегчением вздохнула. На тему домашних животных, в отличие от характеристик мотоциклетных моторов, я могла рассуждать бесконечно.
— Я тоже люблю собак, — сказала я. — У меня дома есть черный терьер. Ее зовут Гел-Мелси-Блэк-Стар, для друзей — Мелси.
— Мелси, — повторил Антон. — Красивое имя. А ты знаешь песню про Пегги и ее щенка?
Песню я знала. Мы спели ее, потом про кошку и черный дом, потом про обезьян и попугаев и, наконец, снова вернулись к собачьей тематике.
Собака несчастная очень опасна,
Ведь ей не везет в этой жизни ужасно.
Ужасно, как ей не везет.
Поэтому лает она, как собака.
Поэтому злая она, как собака.
И каждому ясно, что эта собака
Всех без разбора грызет…
Голос у Громовой ноги оказался очень приятным, в отличие от меня, он обладал отменным музыкальным слухом, и наш импровизированный дуэт доставлял мне немалое удовольствие. Все оказалось совсем не так страшно, как я думала.
Песен я знала много, до утра хватит. Продолжим в том же духе до рассвета, а там появится Аспид под ручку с самоутвердившейся и разочаровавшейся в нем Жанночкой, мы сядем на ненавистный Бубликов "Харлей", я уговорю подругу ограничиться сотней километров в час, мы вернемся домой целые и невредимые и, наконец-то я завалюсь спать…
Прекрасна собака, сидящая в будке.
У ней расцветают в душе незабудки,
В желудке играет кларнет…
Но шутки с бродячей собакой бездомной
Опасны, особенно полночью темной.
Вот самый собачий, вот самый огромный,
Огромный собачий секрет…
Приблизив запястье к огню, я взглянула на циферблат часов. Три часа ночи. К продолжительным ночным гулянкам я была непривычна, и глаза слипались со страшной силой, а зевала я так, что еще немного — и смогла бы посостязаться с крокодилом.
— Хочешь спать? — спросил Антон.
— Еще как! — призналась я. — Может, прикорнем на земле, как индейцы?
— На земле? — озадачился Громовая нога. — А на кровати не хочешь?
— Хочу, только кровати нет.
— Так поедем ко мне. Это рядом. У меня шесть комнат, три собаки, коллекция птичьих яиц и моделей гоночных машин. Кровати тоже есть. Тебе понравятся.
— Рядом — это где?
— Километров восемь отсюда. У нас с братом особняки в Нижних Бодунах.
— Особняки? И много их у вас?
— Только два. Один — Макса, другой — мой. Поехали.
— На мотоцикле? — содрогнулась я, вспомнив свое путешествие с Жанной.
— А на чем же еще? — удивился Громовая нога. — Ты не бойся, я хорошо вожу.
При мысли о мягкой, удобной кровати, я позабыла об инстинкте самосохранения.
— Уговорил, — зевнула я. — Поехали.
* * *
На огороженном глухим кирпичным забором участке братьев Святояровых без труда могла бы разместиться небольшая военная база. Тяжелые железные ворота, натыканные вдоль забора камеры слежения усиливали сходство с военным объектом. Большие матовые плафоны, укрепленные на стояках ворот, заливали подъездную дорожку мягким желтоватым светом.
Вытащив из кармана пульт управления, Антон нажал на кнопку, и металлические створки раздвинулись с величественной неторопливостью.
Из ворот выбежали три здоровенных дога — угольно-черный, мраморный и серый. Они приветливо махали хвостами.
— А вот и мои собачки, — с гордостью произнес Громовая нога. — Их зовут Харлей, Сузуки и Ямаха.
— Привет, зверюги!
Я слезла с мотоцикла и помахала собакам рукой.
Псы приблизились и принялись с любопытством меня обнюхивать.
— Харлей — мраморный, Ямаха — черная, а Сузуки — серая, — объяснил Антон.
В глубине необъятного участка вырисовывались контуры двух особняков.
— Мой дом слева — тот, что поменьше. Пойдем.
Брат Макса завел мотоцикл во двор, закрыл ворота и двинулся вперед. Собаки потрусили за нами.
На втором этаже большого дома горел свет. Скорее всего, именно там Аспид в данный момент разочаровывал Жанночку. Мне было страшно любопытно узнать, как идут у них дела, но мешать парочке не хотелось, и я решила отложить выяснение этого вопроса до завтра.
Большую часть комнаты, в которую отвел меня Антон, занимал громадный макет железной дороги. Там были холмы, два моста, несколько деревень, сады и даже поля с пасущимися на них буренками.
Макет меня очаровал, но еще более сильные чувства пробудила во мне большая низкая тахта, застеленная черно-белым меховым пледом, напоминающим шкуру далматина.
— Хочешь, погоняем поезда? — предложил Громовая нога. — В другой комнате у меня есть две армии оловянных солдатиков — с танками, пушками, даже ракетными установками. Можем устроить настоящее сражение.
— С удовольствием, только завтра, — зевнула я. — Перед боем полководцу необходимо выспаться.
— Значит, ты будешь спать? — в голосе Антона слишком явственно звучало разочарование.
— Если ты не возражаешь.
Лицо парня снова вспыхнуло и пошло красными пятнами. Ему явно не хотелось уходить. Не похоже, чтобы я наводила на него страх.
Я посмотрела на Громовую ногу, гадая, каково это — быть ребенком в теле взрослого мужчины, но так и не смогла поставить себя на его место.
— Может, все-таки, поиграем?
— Завтра. А сейчас — спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Антон повернулся и, цепляя ногу за ногу, неохотно поплелся из комнаты.
Я закрыла за ним дверь и почему-то обрадовалась, обнаружив на ней щеколду. Громовая нога, конечно, не псих, и агрессивности в нем, вроде бы, не заметно, но за запертой дверью я чувствовала себя спокойнее. Забравшись под мохнатый плед, я блаженно вздохнула и закрыла глаза.
Я полагала, что сразу провалюсь в сон, но ошиблась. Нервная система, возбужденная событиями этой ночи, никак не хотела успокаиваться. Перед закрытыми глазами, сменяя друг друга, вспыхивали яркие, как сновидения, картины: ночной мрак, рассекаемый светом фары мчащегося по шоссе "Харлея"; пламя костров; хищный "Убийца полицейских" с жутковатой черепашьей головой и раскраской "а-ля чужак"; украшенная драконом Спермовыжималка, поющая хвалу экстремальному оргазму.
Промаявшись с полчасика, я поняла, что меня действительно беспокоит. Сквозь тонкую тюлевую занавеску, как яркая квадратная луна, просвечивало окно соседнего особняка. Что происходит за этим окном?
Я успокаивала себя тем, что все должно быть в порядке, но, зная характер Жанны, поручиться за это не могла. Аспид — далеко не мирная овечка. Он, конечно, умнее, да и опыта у него побольше, но когда сталкиваются два таких колоссальных самолюбия, недалеко и до взрыва.
Откинув покрывало, я решительно встала с кровати. Подсматривать, конечно, нехорошо, но лучше, на всякий случай, проконтролировать, что там у них происходит.
Подойдя к двери, я взялась было за щеколду, но передумала. Нехорошо будет, если Антон услышит в коридоре мои шаги. Придется объяснять ему, почему я не сплю, а то и играть в солдатиков. Проще будет выбраться в окно, тем более, что комната находится на первом этаже.
На дворе меня сразу окружили самозабвенно виляющие хвостами доги. За двадцать минут, что мы провели вместе, их первоначальное дружелюбие успело перерасти в страстную любовь. Прежде, чем отвести меня в комнату с железной дорогой, Громовая нога пригласил меня на кухню, и предложил перекусить, а заодно и угостить чем-нибудь собак. Огромный холодильник ломился от всевозможных яств, и я, не удержавшись, с разрешения Антона, скормила зверюгам целый батон ветчины и два пакетика крабовых палочек.
