Так вот саспенс этот из меня так прямо и попер. Ноги не идут, как будто прилипли к полу, лицо в жар бросило, перед глазами все плывет. Э, нет, говорю я себе и начинаю медленно пятиться назад. И надо ж такому случиться, что ровно в это мгновение в поле моего зрения попадает маленький коридорчик, ведущий в кухню, и сама кухня. Не целиком, правда, но и этого мне хватило, чтобы разглядеть Инессу, навзничь лежащую на полу. Все в том же аристократическом прикиде и с запекшейся черной дыркой в переносице.
Я уже открыла рот, чтобы заорать, и, наверное, заорала б, не вмешайся в это дело мой внутренний вездесущий Бубнильщик.
— Дура! — прошипел он. — Заткнись! И быстро шуруй отсюда, пока тебя не застукали.
Я сердечно поблагодарила его за мудрый совет и торпедой вылетела из Инессиной квартиры.
Осознать, на каком я свете, мне удалось только на пятьдесят втором от Москвы километре. Помню, как я съехала на обочину и грустно уставилась на большую трещину в лобовом стекле, за которую Маоист меня время от времени пилит с позапрошлого лета, когда, возвращаясь с так называемой дачи, я «словила» вылетевший из-под колес самосвала маленький булыжничек.
— Ну что, допрыгалась? — тут же завелся внутренний Бубнильщик.
— Да пошел ты… — пожелала я ему и врубила радио на всю катушку. А оттуда, как нарочно, снова Власта, и ну душу надрывать. На полюбовника жаловаться. Дескать, поматросил и бросил. Я на другую станцию — то же самое, здрасьте, приехали. Я на средние волны, а она и там убивается. Прямо маньячка какая-то! Не зря он ее бросил, честное слово! Да кто же такую зануду вытерпит!
Помянув усопшую недобрым словом, я вырубила магнитолу, снова оставшись один на один с Бубнильщиком. Точнее, одна на один. Уж тут-то он дал себе волю. Не преминул воспользоваться удобным моментом. Причем не хуже самого Маоиста.
И чего я только, бедная, не наслушалась! И неча тебе было с печки слезать! Торчала бы ты дома у своих маринадов и не высовывалась! И баксы просадила, и бензину нажгла немерено… И затеи твои все провальные, недоучка несчастная. Сидишь у мужа на шее, а он у тебя еще и Маоист. И…
Я не выдержала и снова включила радио. На этот раз мне повезло, передавали новости с мировых фондовых рынков, которые, судя по взволнованному голосу диктора, сильно лихорадило. А эта самая лихорадка предвещала человечеству если не Армагеддон, то по крайней мере резкое падение курса доллара, что, впрочем, практически одно и то же. Хотите верьте, хотите нет, но апокалиптическое предсказание меня немного утешило. Раз уж все и так летит в тартарары, то стоит ли убиваться из-за какой-то несчастной сотни баксов?
И вообще, деньги — это мелочь в сравнении с тем, что я увидела в Инессиной квартире. Интересно, кому помешала эта сильно молодящаяся старуха Шапокляк. Мысль о том, что Инессино убийство связано с Катькиными дрязгами, я неимоверным усилием воли гнала прочь. Нет, тут что-то другое, другое… Хотя бы потому, что в противном случае неприятности грозят не только Катьке, но и мне.
— Вот именно, — тут же прогнусавил Бубнильщик. — А не будешь встревать в чужие дела. У нее семья, дочь, а она, понимаешь, в частные сыщицы подалась. На старости-то лет!
— Да заткнись ты, — прошипела я, хотя он и говорил мне чистую правду. Действительно, и чего мне дома не сиделось? Там ведь так хорошо и уютно даже без евроремонта. Даже с выгоревшими обоями и пожелтевшими потолками. Сидишь себе на кухне, смотришь телик и в то же время что-нибудь строгаешь. Морковку там для поджарки или лучок. Или суп помешиваешь. Вон клубника, смородина, скоро варенье варить. А за ней — вишня. Туда-сюда, глядишь, и капусту рубить пора. Ну чем жизнь-то плоха?
Лили из отпуска прикатит посвежевшая, будем с ней чаи-ликеры гонять и на все корки распекать бестолковых рожениц. Не могут, видите ли, разродиться без ора! А там и Нэлкины каникулы кончатся в труднопроизносимом французском предместье. Да и с Маоистом у нас не такие уж плохие отношения. Он меня любит. По-своему. И я его по-своему. Но с другой стороны, нам ведь не восемнадцать. Хотя опять же и не восемьдесят.
Ой, кажется, последнее уже не из той оперы. Лучше начать заново. Итак, нам ведь не восемнадцать. Мы друг к другу привыкли, притерлись. Ага, привыкли, как два валенка, и притерлись, как два ржавых болта. Ну ты ж посмотри, опять меня понесло не в ту степь! А еще хотела Маоисту сюрприз сделать, нагрянуть в Москву без приглашения! Теперь все, амба, прочь из Москвы, сюда я больше не ездок. Буду полоть грядки и поливать цветочки Лили. Хватит с меня приключений.
Поклявшись себе никогда более не покидать пределов родного Чугуновска, я вывела «Ниву» из кювета и почухала себе дальше. Чинно, степенно, без всяких там обгонов и исключительно по правой полосе. Понятно, что в таком темпе я добралась домой уже затемно, зато целая и невредимая. Ввалилась в квартиру и ничком рухнула на диван, уже пятнадцать лет исполняющий для нас с Маоистом обязанности супружеского ложа. Порядком полинявшего и изрядно продавленного. Я уже тысячу раз предлагала Маоисту его заменить — диван, а не Маоиста, хотя по большому счету давно следовало обновить и то и другое — и столько же раз слышала в ответ:
— Как будто новый будет лучше. Такой же, только обивка другая. Сейчас знаешь как мебель клепают! А у этого пружины крепкие и боковины из дерева, а не какие-нибудь прессованные опилки. И вообще запомни: качество из моды не выходит.
Ну, в общем, упала я на этого не выходящего из моды динозавра и только-только забылась тревожным сном зайца в разгар охотничьего сезона, как на тумбочке зазвонил телефон. Не открывая глаз, я нашарила трубку и пробурчала в мембрану:
— Слушаю…
— Ты где была? — рявкнула на меня трубка желчным голосом дорогой свекрови. — Целый день тебе звоню!
— А, это вы, Нелли Альбертовна! — отозвалась я с фальшивой сердечностью, одновременно неимоверным усилием воли сдерживая зевок. — А я на даче была. Только приехала. А что… Что случилось?
— На даче? До такой темноты? — недоверчиво уточнила Маоистова мамаша. Кстати, а вдруг она сегодня тоже там была, ну на нашем садовом участке, громко именуемом дачей? Тогда я влипла, можете меня поздравить.
— Ну… Пока грядки прополола, — обреченно прогнусавила я в трубку, — пока собралась…
— А что, сорняков много? — осведомилась свекровь.
Фу, слава богу, у меня отлегло от сердца:
— Да есть, как же без них… Смородина уже спеть начинает…
— Поспевает? — оживилась свекровь. — Надо бы заехать. — И, скупо попрощавшись, повесила трубку. Дорогая Нелли Альбертовна, в честь которой Маоист назвал дочку Нэлкой. Я сдуру согласилась, молодая была, глупая…
И чего она, спрашивается, звонила? То ли вынюхивала, то ли проверяла. Недаром у меня буквально с нашей с Маоистом свадьбы такое чувство, будто она меня в чем-то подозревает. И потому в разговоре с ней я невольно принимаю оправдывающийся тон, даже если ни в чем не виновата. Ну разве только в том, что увела ее драгоценного сыночка. Хотя и за это я уже понесла суровое наказание. Целых пятнадцать лет — да столько теперь за двойное убийство не дают!
* * *
Это была сущая пытка — продирать глаза после Такого дня и Такой ночи. Если бы не радужная перспектива визита на дачу Маоистовой мамаши, проспала бы еще тысячу лет как минимум. Ох уж эта мне семейная жизнь — максимум обязательств и минимум удовольствий.
Я соорудила на скорую руку омлет, кое-как затолкала его в себя. Настроение, естественно, было хуже некуда, а убиенная Инесса с дыркой в переносице так и стояла перед глазами. А тут еще Матвеевна, завидев меня на грядках, наверняка прискачет интересоваться, чего я добилась от Катькиных обидчиков. Скажу, что никуда не ездила. И вообще, мне недосуг. Женщина я занятая, семейная, своих проблем хватает. Короче, отвали, Матвеевна. А прореху в семейном бюджете размером в сто баксов я как-нибудь залатаю. Исхитрюсь, не впервой.
Часов в восемь я уже зевала в обнимку с тяпкой, время от времени бросая косые взгляды в сторону соседской избушки. Матвеевна мелькала во дворе то с ведрами, то без оных, а Катька нигде не наблюдалась. Дрыхла, наверное, без задних ног с неизвестно чьим младенцем в животе. Что она будет с ним делать? Нет, лучше об этом не думать, особенно после того, чего я вчера насмотрелась. Хватит мне саспенсу-то. Причем на всю оставшуюся жизнь.
Как нарочно, и сельхозработы у меня как-то не заладились. И земля была твердая, хоть киркой долби, и в боку покалывало — в левом, нет, в правом — и затылок припекало. Я то и дело присаживалась отдыхать под кустом смородины и тоскливо тянула лимонад из пластиковой бутылки.
Наконец из-за забора высунулась управившаяся по хозяйству Матвеевна, козырьком приложила ладонь ко лбу и пожевала синими старческими губами:
