— Я могу с ним встретиться?
Еще вздох.
— Ты можешь не только встретиться с ним, Ивен. Тебе придется взять на себя нелегкий труд по препровождению мистера Бутека и рукописи в Америку.
На несколько мгновений я просто лишился дара речи.
— Янос, ты оказываешь мне честь, — наконец, я обрел голос. — Но ты просишь о невозможном. Я направляюсь на север, чтобы пересечь Венгрию, Чехословакию и Польшу...
— Мистер Бутек будет путешествовать вместе с тобой.
— Янос, мне надо в Россию!
— Это очень опасно. Но оставаться в этой стране мистеру Бутеку еще опаснее. Публично он никогда не высказывал свои взгляды. Вел себя очень тихо. Но каким-то образом компетентным органам стало известно о рукописи. Три дня тому назад его посадили под домашний арест. Этим днем он покинул свой дом, спустившись по водосточной трубе и уйдя задворками, словно какой-то воришка. Он должен незамедлительно покинуть Югославию.
— Так пусть и покинет сам. Или найди ему сопровождающего.
— Это невозможно, Ивен.
— Но...
— В таких делах у Милана Бутека нет никакого опыта. Он не может пойти один. У меня нет для него надежного сопровождающего. Ты же, Ивен, можешь с легкостью пересекать границы. Тебе разрешили въехать в Югославию? Конечно же, нет. Сколько раз ты незаконно попадал в нашу страну и покидал ее?
— Но я путешествую налегке, — протестовал я. — У меня нет даже чемодана, только тонкая кожаная папка, которую я могу сунуть под свитер. Мне будет сложно взять с собой рукопись, не говоря уже об авторе. И я иду не на запад, Янос. На северо-восток.
— Они этого не ждут, — мои доводы Яноса не убедили.
— Разумеется, не ждут. Они думают, что он попытается перейти границу Греции или Австрии.
— Именно так. И именно эти границы они будут тщательно охранять, тогда как вы...
— Я не могу этого сделать, Янос.
— Ты должен. Ты хочешь, чтобы эту рукопись никогда не издали? Хочешь, чтобы автора повесили?
— Янос...
Даже одному, не обремененному ни рукописью, ни Бутеком, у меня практически не было шансов добраться до Софии и вывезти ее в Америку. А уж в такой компании... Он бы все время хотел спать. Он не знал языков. Он мешался бы под ногами...
Черт!
Убедить Яноса в своей правоте мне не удалось.
— Пойдем со мной, Ивен, — наконец, сказал он. — Я хочу познакомить тебя с мистером Бутеком.
— Янос...
— Пошли!
* * *
Мистер Бутек, мистер Милан Бутек, заместитель министра внутренних дел Народной Республики Югославии, оказался невысоким плотным мужчиной с аккуратно подстриженной бородкой, огромными кустистыми бровями и лысой головой. Сердце у меня упало: таким же неприметным выглядел бы и негр среди альбиносов.
— Ивен Майкл Таннер, — представил меня Янос. — Этот молодой человек, Милан, согласился вывести тебя на свободу, чтобы подарить миру твою замечательную книгу.
Ложь: я ни на что не соглашался. Но Бутек, до чего же блестящую он написал книгу, поспешил ко мне, пожал руку. Попытался выразить свою благодарность на английском. Акцент у него был гуще македонского фасолевого супа.
— Это трудное дело, — услышал я свой голос.
— Я готов к трудностям.
— И опасное.
— Опасности меня не пугают.
Опасности его не пугают? Я перешел на сербохорватский.
— И вам придется изменить внешность, мистер Бутек, — я всмотрелся в него. — Я думаю, понадобится парик. Бороду придется сбрить, возможно, и брови. Мы их вам подрисуем карандашом для подводки.
— Все будет, как вы скажете.
При этом он поглаживал бородку, и я понял, что она ему очень дорога. Затеплилась надежда, что он откажется ее сбривать и, таким образом, я, в свою очередь, смогу дать задний ход. Но очевидно, еще больше ему хотелось покинуть Югославию.
— Это будет тяжелое путешествие, мистер Бутек, — продолжил я. — Мы не сможем нигде задерживаться. Спать придется урывками...
Бутек улыбнулся.
— Не волнуйтесь, — он выпрямился в полный рост. — Насчет этого можете не беспокоиться, мистер Таннер. Я привык спать мало.
«Что ж, — подумал я, — хоть с этим повезло».
— Иногда, — добавил он, — мне вполне хватает даже шести часов сна.
— Это замечательно, — ответил я.
Из ванны Милан Бутек вышел другим человеком, с круглым розовым лицом. Исчезли брови и борода, открыв отнюдь не волевой подбородок. Голова, правда, блестела, как прежде.
— Я не похож на себя, — изрек он, попытавшись улыбнуться.
Янос тактично промолчал. Его жена сказала что-то насчет кофе и поспешила на кухню. Я же задумчиво смотрел на Бутека. «С париком и нарисованными бровями, — решил я, — он, конечно же, будет выглядеть нелепо, но точно не Миланом Бутеком».
— Нам понадобится парик, — я повернулся к Яносу.
— Найдем. Думаешь, черный?
— Лучше темно-каштановый.
— Попытаюсь раздобыть. Что еще?
— Карандаш для подводки. Если ничего такого нет, сойдет кусок древесного угля или сожженная спичка.
— Косметика — это буржуазный пережиток, несовместимый с целями и идеалами социализма, — очень серьезно ответил Янос, — однако у моей жены несколько карандашей для подводки. Ты, разумеется, захочешь взять один с собой? Нет проблем.
— Еще нужна крестьянская одежда, вроде моей. Милан Бутек — интеллектуал и политический лидер. В крестьянской одежде его будет сложнее узнать.
Янос заверил меня, что он достанет требуемую одежду нужного размера. Мог он предоставить нам и автомобиль, чтобы подвезти к границе. А уж дальше, сказал он, нам придется рассчитывать только на собственные силы.
Мы пошли на кухню, где госпожа Папилова налила нам по чашке густого, черного кофе. Потом, извинившись, вышла, вернулась с карандашом для подводки, извинилась второй раз, опять вышла и больше не возвращалась. Ушел и Янос, сказав, что должен достать парик и договориться об автомобиле, чтобы мы могли уехать сразу после завтрака. Я снова налил кофе себе и Бутеку, щедро сдобрил коньяком.
— Я знаю, что я вам в тягость, — сказал он. — И сожалею об этом.
— Все нормально.
— Вы очень добры, — он погладил воздух в дюйме от подбородка, где тридцать или около того лет была борода, вздрогнул, посмотрел на свою руку. — Привычка. Люди — рабы привычек.
— Да.
— Это последние двадцать лет я — ученый, бюрократ, министр. А до того, знаете ли, я был в партизанах. Командовал отрядом во время войны с фашистами. Отдавал приказы, и люди их выполняли.
— Вы вели героическую борьбу и...
— Пожалуйста. Я говорю об этом не для того, чтобы вы аплодировали моему героическому прошлому. Просто хочу, чтобы вы знали: мне понятна система, когда один человек отдает приказы, а другой их выполняет. В нашей экспедиции командир, безусловно, вы. Вы — специалист. Я — новичок. Какие бы ни отдавали приказы, я готов их выполнить, — он помолчал, посмотрел на свой круглый животик, похлопал по нему. — С другой стороны, вы должны понимать, что мне будет сложно выполнить ваш приказ переплыть Ла-Манш или пересечь Сахару.
Говорил он это с серьезным лицом, потом чуть расслабился и впервые улыбнулся.
— Возможно, нам придется пересечь Балтийское море, — ответил я. — Но не вплавь.
Я в очередной раз наполнил чашку кофе. Бутек прикрыл свою рукой, объяснив, что хочет выспаться перед дальней дорогой.
— И еще, — продолжил он. — Вы, конечно, знакомы с давнишней дилеммой врача, когда встает вопрос, кого надо спасать в первую очередь — мать или младенца. Некоторые говорят, что младенца. Другие утверждают, что мать, которая сможет родить других детей, а вот у младенца второй матери уже не будет. Но в моем случае вы должны четко понимать, что первично. Разъяснений не требуется?
— Ваша рукопись.
— Да. Книга — мой ребенок. Мой единственный ребенок. И прежде всего вы должны заботиться о нем, мистер Таннер. Ребенок должен попасть на Запад. Если при этом вам удастся спасти и мать... — опять улыбка, — тем лучше, я буду вашим вечным должником. Но если кем-то придется жертвовать, спасайте рукопись. По мне лучше жить в книге, чем во плоти. Слова живут дольше.
Он ополоснул чашку над раковиной, потом направился в спальню, решив доказать, что он может спать всего лишь шесть часов в сутки. Я отодвинул свою чашку и налил стаканчик коньяка. Конечно, я понимал, что с такой обузой мне будет гораздо труднее, ко отдавал себе отчет и в другом: переправлять Бутека из одной страны в другую куда как проще, чем доставить очаровательную Софию из Риги, что в Латвии, в Провидено, что в штате Род-Айленд.
Янос вернулся с ворохом крестьянской одежды, которая выглядела как крестьянская одежда, и темно-каштановым париком, который выглядел как парик. Вместе с рукописью Бутека и бутылкой коньяка я отнес все это в свою комнату, где читал, пил и обдумывал наши дальнейшие действия, пока остальные обитатели дома тратили шесть часов на сон.
