– Чтобы я больше никогда не видел тебя в таком состоянии.
Потом он велел мне убраться. Что я и сделала. В ту минуту до меня наконец-то дошло: роль золотого мальчика с волосами как вороново крыло, которую всю жизнь играл Дэвид, была отнюдь не завидной. Пока я закидывала яйцами соседский двор, брат сидел дома и учил уроки. Бунтарство и тяга к разрушению – обычные спутники подросткового возраста. Но Дэвиду пришлось отвечать за мои выходки. Он как мог поддерживал гармонию в семье и в результате стал идеальным сыном с одним-единственным недостатком: он понятия не имел, как сделать что-нибудь плохое.
Чудесные преображения случаются редко. Настолько редко, что если вы бросите пить после душевного разговора со священником, это даже вызовет подозрения. И хотя перемены в моей жизни трудно назвать чудесными, они вполне тянут на статус разительных. Я по-прежнему носила мятые футболки, порой накачивалась в баре и позволяла себе грубые замечания, однако моим родным больше не приходилось за меня краснеть. И я завязала с наркотиками.
Первая волна недоверия со стороны семьи едва не загнала меня обратно. Мама была убеждена, будто я что-то задумала, и допрашивала меня со скептицизмом научного исследователя. На протяжении двух недель папа каждый час задавал один и тот же вопрос: «Выкладывай, Иззи, что у тебя на уме?» Дядя Рэй, напротив, всерьез озаботился моим состоянием и предложил попить витамины. Словом, первое время к новой Изабелл относились даже хуже, чем к прежней. Тем не менее я знала, что рано или поздно добьюсь доверия родных, и, когда это наконец случилось, я буквально ощутила на себе ветерок их облегченных вздохов.
Мифы, связанные с моей работой, развеять невозможно. Байки о сыщиках передаются из поколения в поколение, но далеко не все они обоснованны. Правда же заключается в том, что мы не решаем проблемы. Мы их изучаем. Связываем свободные концы нитей, доказываем то, что и так уже известно.
Инспектор Стоун, напротив, раскрывает тайны. Пусть в детективных романах о них не пишут, но это все-таки тайны.
Стоун не смотрит мне в глаза. Интересно, он всегда так отгораживается от чужой боли или дело только во мне?
– Когда вы последний раз видели сестру? – уточняет инспектор.
– Четыре дня назад.
– Можете описать ее настроение? Пересказать ваш разговор?
Я помню все в подробностях, но это не важно. Стоун задает неправильные вопросы.
– У вас уже есть какие-то догадки? – спрашиваю я.
– Мы работаем, – привычно отвечает он.
– Вы разговаривали с семьей Сноу?
– Нет, мы считаем, они не причастны.
– Неужели так сложно проверить?
– Пожалуйста, ответьте на вопрос, Изабелл.
– Но почему вы не отвечаете на мои? Сестра пропала три дня назад, а вы до сих пор ничего не сделали!
– Мы прилагаем все усилия, и нам необходима ваша помощь. Вы должны ответить на вопросы, Изабелл.
– Хорошо.
– Пора поговорить о Рэй, – осторожно произносит Стоун.
Похоже, действительно пора. Хватит тянуть.
Моя сестричка родилась на шесть недель раньше срока и весила ровно четыре фунта, когда ее привезли домой. В отличие от других недоношенных, которые со временем догоняют сверстников, Рэй всегда будет выглядеть младше своего возраста.
Мне тогда исполнилось четырнадцать, и я твердо намеревалась не обращать внимания на младенца в нашем доме. Первый год называла ее «это», как новую вещь – лампу или будильник, и почти не говорила о ней, разве что: «Вынесите это на улицу. Я пытаюсь делать уроки» или «У этой штуки можно отключить звук?» Мои слова никого не смешили, даже меня саму. Когда у тебя на глазах растет очередное воплощение совершенства, как-то не до смеха. Правда, Рэй вскоре даст нам понять, что она не Дэвид. Зато очень необычный ребенок.
Рэй, 4 года
Я сообщила ей, что она родилась по ошибке. Дело было за ужином. Сестра уже двадцать минут кряду терроризировала меня вопросами о том, как прошел мой день. Я устала, может, даже болела с похмелья и вовсе не собиралась отвечать на вопросы четырехлетней козявки.
– Рэй, тебе известно, что ты – мамина ошибка?
Она хохотнула.
– Правда?
Сестра всегда смеялась, если чего-то не понимала.
Мама смерила меня ледяным взглядом и стала принимать меры борьбы со стихийными бедствиями. В частности, растолковала Рэй, что дети бывают запланированные и нет, и т. д. и т. п. Рэй, кажется, была больше изумлена тем, что ребенка вообще можно запланировать, и мамины подробные объяснения быстро ей наскучили.
Рэй, 6 лет
Она уже три дня просила, чтобы родители взяли ее с собой на слежку. Просила долго, упорно и безудержно. Мольбы со вставанием на колени и криками «Ну пожааааалуйста!» занимали почти все ее время. В конце концов родители сдались.
Ей было шесть лет. Шесть, повторяю. Когда мама с папой сообщили мне, что Рэй вместе с нами отправится на слежку за Питером Янгстромом, я предположила, что они «совсем сдурели». В ответ мама заорала: «А ты попробуй! Попробуй целый день слушать ее вопли! Пусть мне лучше медленно сдерут ноготь с пальца, чем снова эта пытка!» Отец добавил: «Два ногтя».
В тот вечер я показала Рэй, как пользоваться рацией. Отец не обновлял оборудование уже несколько лет. Оно, конечно, служило нам верой и правдой, но рация была размером с сестрину руку – вытянутую. Я воткнула устройство весом в пять фунтов в ее рюкзачок и замаскировала сверху фруктовыми леденцами, крекерами и парой номеров детского журнала «Хайлайтс». Прицепила микрофон к воротнику и показала, как регулировать громкость. Теперь Рэй оставалось только нажать кнопку на микрофоне и говорить.
Мы начали слежку у дома Янгстрома примерно в шесть утра. Рэй проснулась в пять, почистила зубы, умылась и оделась. С 5.15 до 5.45 она сидела под дверью и ждала, пока мы соберемся. Папа велел мне брать с нее пример. В фургоне я еще раз проверила все рации и напомнила Рэй: если она без ведома родителей перейдет дорогу, ее ждет жуткое наказание. Напоследок мама повторила с ней правила перехода улицы.
Я вкратце объяснила Рэй премудрости слежки. Можно написать целый учебник по ведению наблюдения, однако прирожденный детектив руководствуется собственным чутьем. Вообще Рэй – сообразительная девочка, но мы не ожидали, что она так быстро освоится в новом деле.
Во время обеденных пробок на дороге я потеряла Янгстрома. Я была от него в десяти футах, когда он внезапно развернулся и побежал в обратном направлении. Задев мое плечо, он пробормотал тихое «извините» и был таков. Конечно, теперь я не могла за ним идти. Рэй шагала в нескольких ярдах от меня, еще дальше шли родители. Сестрица чудом успела нырнуть за строительные леса и остаться незамеченной. Папа и мама, не отрывавшие глаз от своей шестилетней дочки, увидели Янгстрома, только когда он был у них почти под носом. Рэй сразу же поняла, что надо делать.
– Можно я? – взмолилась она по рации, глядя, как объект медленно скрывается из виду.
Мама, вздохнув, ответила:
– Да.
Сестра побежала, чтобы не отставать от мужчины, который был почти на три фута выше ее и шагал очень быстро. Когда объект свернул налево, а Рэй вслед за ним, я услышала панику в мамином голосе.
– Рэй, ты где?
– Жду, когда загорится зеленый, – ответила та.
– Ты его видишь? – спросила я, убедившись, что сестра в безопасности.
– Он заходит в какое-то здание.
– Рэй, не переходи улицу. Подожди нас с папой, – велела мама.
– Он уйдет!..
– Стой на месте, – приказал папа.
– Как выглядит это здание?
– Большое, много окон.
– Адрес видишь, Рэй? – спросила я, а потом задала вопрос иначе: – Какие-нибудь цифры?
– Я еще далеко.
– Даже не думай туда идти, – повторила мама.
– Там есть вывеска. Голубая.
– Что на ней написано?
– М-С-И, – медленно проговорила Рэй. Наконец-то до меня дошел весь абсурд ситуации: сестра еще не умеет читать, зато уже шпионит за людьми.
– Рэй, мамочка сейчас подойдет. Стой на месте. Иззи, встретимся у входа в Музей современного искусства.
И мы впервые отправились в музей всей семьей.
С тех пор Рэй так полюбилась работа детектива, что ради очередной слежки она нередко пренебрегала школой или сном.
Рэй, 8 лет
Между Рэй и Дэвидом была разница в шестнадцать лет. Когда ей было два года, старший брат уже уехал из дома, поэтому она не привыкла к его постоянному присутствию. Зато Дэвид дарил ей самые лучшие подарки на день рождения и Рождество и был единственным Спеллманом, который не пытался ею командовать. Однажды во время семейного ужина – а они в нашей семье случались редко – Рэй задала вопрос, давно вертевшийся у нее на языке:
