Вернусь в воскресенье. На костюмированный бал в „Канекан“ иди один. Если тебе станет очень одиноко без меня, я оставила книгу Жоржа Амаду „Дона Флор и ее два мужа“ — это бразильская классика. А я привезу тебе из Байа подарок.
Чао, Лаура».
В окне напротив мужчина все еще красил комнату.
Зазвонил телефон.
— Жаниу?
— Его сейчас нет.
— А Флетчер есть?
— Да, есть. Кажется.
— Флетч, это Тонинью Брага.
— Как поживаешь? Хорошо ли спалось?
— Мы подумали, что ты не откажешься провести этот день с нами. Мы хотим показать тебе одно интересное местечко в горах. А Лаура пока походит по магазинам.
— Лаура уехала с отцом в Байа.
— Прекрасно, так ты едешь? Изумительное место. Ты отвлечешься, расслабишься. Во время Карнавала необходимо хоть на день уезжать из Рио.
— Тонинью, я еще не ложился. Мне надо поспать.
— Там ты расслабишься. А после ленча сможешь и поспать.
— Теу да Коста ждет меня сегодня на костюмированном балу в «Канекане».
— Мы успеем вернуться. Мы тоже собираемся на этот бал.
— Кто это «мы»?
— Титу, Орланду, Норивал и я. Надо удрать от женщин хоть на несколько часов.
— Я лучше попробую поспать.
— Ты не понимаешь.
— Я ничего не понимаю.
— Мы в холле, ждем тебя.
— Тонинью…
— Ты поедешь?
Флетч взглянул на застеленную постель.
— É preciso terno?
Шутка туристов. В Бразилии никому не требовался парадный костюм.
— Костюм тебе не понадобится. У тебя есть деньги?
Флетч нащупал в кармане толстую пачку крузейро, которую он достал из сейфа отеля, чтобы передать Джоан Коллинз Стэнуик.
— Да.
— Хорошо. Возьми их с собой, мы сыграем в карты. И обчистим тебя.
— Ладно.
— Так ты спускаешься?
— Да.
— Что?
— Сейчас приду.
Прежде чем отойти от телефона, Флетч позвонил в отель «Жангада» и попросил соединить его с номером 912.
Трубку не сняли.
Из ванной он захватил литровую бутылку минеральной воды. Заглянул под кровать. Каменная лягушка осталась на месте.
— Бум, бум, — воскликнул Тонинью.
Черный четырехдверный «галакси» застыл перед отелем «Желтый попугай». Рядом, лишь в шортах и солнцезащитных очках, стояли чечеточники. Стройные, подтянутые, за исключением Норивала, живот которого тяжело нависал над поясом. В руке Норивал держал банку пива.
— Доброе утро, Флетч, — приветствовал его Титу.
— Как настроение? — осведомился тот.
Ему ответили четыре улыбки.
— Самое боевое, — заверил его Титу.
Прямо у отеля, наполовину на тротуаре, наполовину на мостовой, расположились барабанщики. Самба гремела во всю мощь. Барабанщики окружили маленький грузовичок, украшенный пальмовыми листьями, некоторые из которых кто-то любовно выкрасил красным и лиловым. На грузовичке возвышалось черное чудовище из папье-маше, с раскинутыми руками, большими, ярко блестящими глазами и добродушной улыбкой. На голове чудовища сидела девушка, в купальных трусиках и узенькой полоске ткани, едва прикрывающей соски. Ноги ее свешивались чудовищу на грудь. Естественно, великолепные ноги. Впрочем, приковывали взор и ее полные груди. Лицо обрамляли длинные черные волосы. У грузовичка танцевал высокий мужчина в черном вечернем платье, со щеками, накрашенными румянами. Рядом танцевала девятилетняя девочка, тоже в черном вечернем платье, попыхивая при этом сигаретой. Компанию им составлял мужчина средних лет, прижимающий к груди бриф-кейс. Вокруг танцевали еще человек пятьдесят или шестьдесят.
— Бум, бум, патикум бум, — отбивал такт Тонинью.
Флетч бросил литровую пластмассовую бутылку с минеральной водой на заднее сиденье «галакси».
— Сеньор Баррету, — тихонько позвал швейцар.
Одним плавным движением Титу сорвал с Флетча тенниску.
Орланду выставил вперед указательный палец, целя в грудь Флетчу.
— Смотрите! Кожа!
— У него есть кожа? — осведомился Норивал, приглядываясь.
Титу пощупал спину Флетча.
— Мышцы!
— Он здесь? — спросил Норивал. — Действительно здесь?
— Сеньор Баррету, — не унимался швейцар. — Мистер Флетчер.
— Бум, бум, — музицировал Тонинью.
Из-за швейцара, высокая, торжественная в своем белом платье, большеглазая, выступила Идалина Баррету. Она вела за руки двоих детей. Еще трое, чуть постарше, следовали за ней. Детей, похоже, чисто вымыли перед визитом в отель «Желтый попугай», но одежда явно была с чужого плеча. У одного мальчугана, лет десяти, из-под шорт вместо ноги торчала деревяшка.
— Жаниу Баррету! — выкрикнула Идалина, перекрывая барабанный бой.
— А, — понимающе кивнул Тонинью. — Твоя жена.
Швейцар попятился назад.
Титу отдал Флетчу свернутую в мяч рубашку. Тот бросил ее в машину.
Старая карга быстро затараторила. Она представляла ему детей.
— Она говорит, что это твои правнуки, Жаниу, — перевел Титу. — Ты запоминаешь их имена? Мальчика зовут Жаниу.
Флетч положил руку на головку одной из маленьких девочек.
Поначалу Идалина Баррету улыбалась. Но, когда Флетч нырнул на заднее сиденье «галакси», пронзительно заверещала и подалась вперед.
Тонинью сел за руль.
— Разве ты не собираешься спросить у своей жены, можно ли тебе поехать поиграть в карты?
Орланду занял место рядом с водителем. Титу влез на заднее сиденье с другой стороны и уселся рядом с Флетчем. Последним забрался на заднее сиденье Норивал.
Флетч через окно передал деньги двум своим правнучкам.
Тонинью завел мотор.
— Бум, бум!
Машина двинулась с места, а лицо старой карги все не отлипало от окна. Ее пронзительный голос наполнял кабину.
— Ах, жены, — вздохнул Титу.
Автомобиль съехал с тротуара на мостовую и влился в транспортный поток.
Тонинью смотрел на Флетча в зеркало заднего обзора. На полу под задним сиденьем лежало не менее двух дюжин банок с пивом.
— Бум, бум, патикум бум, — напевал Тонинью.
— Карнавал! — Орланду потянулся. — Как здорово!
Тонинью укоризненно покачал головой.
— Это же надо, запросто сесть в машину, оставив на дороге жену и правнуков! Поехать играть в карты! До чего докатилась нынешняя молодежь!
— Жажда не мучит? — Норивал протянул Флетчу банку пива.
— Пока еще нет.
Автомобиль остановился на красный свет, поэтому Норивал через окно передал банку двенадцатилетнему оборванцу, а другую открыл для себя.
Наконец, «галакси» свернул на боковую улицу, набрал скорость, но скоро резко затормозил: толпа, собравшаяся вокруг оркестра, едва ли не полностью перегородила улицу. Особенно хорошо танцевала миниатюрная семидесятилетняя дама, в красном платье и красных же туфлях, с красной сумочкой в руках.
Проползая мимо толпы, Тонинью прокричал в окно: «Бум, бум, патикум бум, пругурундум».
Те, кто услышал, помахали ему рукой.
— Бум, бум, патикум, пругурундум, — попытался повторить за Тонинью Флетч. — Что это значит?
— Древняя карнавальная песня, — Титу поднял с пола банку пива.
Норивал приканчивал уже третью банку.
— О чем она?
— Так, ни о чем.
Какое-то время спустя город остался позади и дорога начала подниматься в гору. Дома все дальше отстояли друг от друга, становились все больше и богаче.
Вскоре Норивал попросил остановиться: его мочевой пузырь переполнился. Но, сев в машину, открыл новую банку.
Иногда, сквозь просветы в густой зеленой растительности, Флетч видел тридцатиметровую фигуру Христа Искупителя, на корковаду, вознесенную на полмили над Рио, с широко распростертыми руками, словно он хотел обнять весь мир. Не один раз Флетч слышал историю об аргентинском рыбаке, который провел много дней неподалеку от Байа ди Гуанабара, ожидая, пока статуя знаком руки предложит ему войти в порт. А в конце концов отправился со своей рыбой в Аргентину.
Тут Тонинью прервал тишину, обратившись к Флетчу на английском.
— Ты скоро поймешь, что бразильская музыка — это не только боса нова Винисиуса ди Мораэса и Тома Жобима.
— Это для экспорта, — хмыкнул Норивал.
— Может, бразильская музыка слишком сложна для понимания, если слушать ее в других странах, — предположил Титу.
— Мелодия создается барабанами, — заметил Флетч. — Люди не привыкли слушать мелодию барабанов.
А потом чечеточники начали обсуждать, какая школа самбы выиграет Карнавальный парад. Эта проблема обсуждается в Бразилии так же страстно и яростно, как в остальном мире — исход футбольного чемпионата или шансы претендентов на выборах.
Каждая из больших фавел[4] Рио-де-Жанейро представляет на парад школу самбы, с ежегодно сочиняемой новой песней и гигантскими красиво оформленными платформами, с сотнями подготовленных, играющих в унисон барабанщиков, с великолепными костюмами для тысяч людей. Карнавальный парад-соревнование звука, мелодии, строф, ритма, общего впечатления, украшения платформ, ослепительности костюмов, физической красоты людей, танцующих за фавелу, магической быстроты кикеров,[5] оригинальности и энергичности.
