Крис Кузнецки
«Крестное знамение»
Понедельник, 10 июля
Хельсингёр, Дания, 30 миль к северу от Копенгагена
Эрику Янсену предстояло умереть. Правда, он пока еще не знал как. И почему.
Прочитав короткую молитву, Янсен поднял голову и попытался понять, где он, однако ничего не смог разобрать. От соленой воды горели глаза, зрение затуманивалось. Эрик хотел вытереть лицо, но руки были связаны за спиной. Их несколько раз обмотали толстой веревкой, прикрепленной к борту лодки. В точно таком же положении находились и ноги, так что никакой надежды на побег не оставалось. Он полностью в их власти. Кем бы они ни были.
Эрика схватили, когда он выходил из квартиры, и затолкали в кузов фургона. Без всякого шума, профессионально. Он даже не успел позвать на помощь. Не прошло и нескольких секунд, как он лежал без сознания после инъекции наркотика. Очнулся Эрик не на оживленной городской улице, а в открытом море. С момента похищения, видимо, прошли часы — день сменила ночь. Свобода осталась лишь в воспоминаниях. Да и жизнь подходила к концу.
Янсену очень хотелось закричать, однако он боялся, что это лишь ухудшит положение. Похитители Эрика не принадлежали к числу тех, кто совершает ошибки. На сей счет у него не оставалось ни малейших сомнений. Будь кто-то поблизости, ему обязательно заткнули бы рот кляпом. Или отрезали язык. Или сделали то и другое. В любом случае подобные люди никогда не подвергают себя риску. Он знал их меньше суток, но уже понял достаточно, чтобы сделать такой вывод. Эрик имел дело с настоящими профессионалами. Их наняли с единственной целью — убить его по одному Богу известной причине. Теперь его смерть — лишь вопрос времени.
Когда лодка достигла берега, Янсен почувствовал, как камни царапают днище. Звук напомнил ему какой-то первобытный вопль, но никто из похитителей не обратил на шум ни малейшего внимания. В полночь берег был совершенно безлюден. Никто не прибежит. Никто не придет на помощь. Теперь его судьба полностью в руках Божьих. Собственно, как и всегда.
Внезапно один из похитителей выпрыгнул из лодки в ледяную воду, схватил суденышко обеими руками и втащил на узкую отмель чуть пониже какой-то тропинки. Остальные трое последовали его примеру, и вскоре лодка уже была надежно скрыта среди деревьев, высокой оградой отделявших эту часть острова.
Они преодолели более тысячи миль, но их работа только начиналась.
Не произнеся ни единого слова, похитители ослабили путы и сняли Янсена с лодки. Один из них взвалил его на свои широкие плечи — предстоял долгий путь по суше. Янсен подумал, что ему представляется последний шанс для спасения, и стал биться подобно выброшенной на берег рыбе. Чем лишь вывел похитителей из себя. Несший Эрика на плечах со всего размаха ударил его лицом об острые камни, сломав нос и выбив зубы. Эрик потерял сознание. Его подняли и понесли к тому месту, где он должен был умереть.
Один из похитителей разрезал на Янсене одежду, остальные соорудили крест — из африканского дуба, семи футов в ширину и десяти в высоту. Все детали были заранее приготовлены, перекладины заняли свои места без особых усилий. Когда убийцы закончили работу, крест представлял собой гигантскую букву Т, распростертую на свежескошенной траве. Они знали, что эта форма введет в заблуждение многих, но не специалистов. Эксперты поймут, что она вполне аутентична. Такая, какой и должна быть. Такая, какой была и тогда…
В полном молчании Янсена подтащили к кресту и расположили его руки на patibulum[1] — горизонтальной перекладине, — а ноги — на stipes.[2] Видя, что все сделано так, как надо, самый рослый из похитителей взял деревянный молоток и вбил железный гвоздь в правое запястье Янсена. Кровь хлынула ярко-вишневой струей, залив лицо распинавшему, но он продолжал забивать гвоздь до тех пор, пока острие не достигло земли. Затем точно так же поступил с левым запястьем, после чего перешел к ногам.
Благодаря тому, что Янсен был без сознания, его ноги удалось поместить в нужное положение: левую поверх правой, пальцы опущены вниз; это очень понравится хозяевам. По одному гвоздю сквозь свод стопы на обеих ногах, прямо в метатарзальную область.
Блистательно. Просто блистательно. Так, как нужно.
Как только Янсен принял необходимую позу, появилось копье. Длинное, деревянное со стальным наконечником — абсолютно точная имитация. Самый высокий из похитителей схватил его и не моргнув глазом вонзил Янсену в бок. Ни малейшего сострадания. Ни малейшего сожаления. Он даже расхохотался, когда ребра Янсена хрустнули и острие прокололо легкое. Остальные последовали его примеру: рассмеялись, едва кровь потоком хлынула из раны. Они смеялись так, как много столетий назад смеялись римляне.
Главный сверился с часами и улыбнулся. Все шло по плану. Через несколько минут они снова будут сидеть в лодке. А через несколько часов окажутся совсем в другой стране.
Оставалась только надпись, которая должна быть сделана от руки. Табличку нужно прибить на самом верху креста высоко над головой жертвы. С помощью надписи они заявят всем о своем намерении. Она будет состоять всего из трех слов, известных большинству обитателей Земли. Три слова, которыми будет подписан смертный приговор христианству.
ВО ИМЯ ОТЦА.
Исправительная тюрьма
Памплона, Испания
Поток холодной воды отбросил заключенного к каменной стене и удерживал его там словно на липучке. Так он и стоял, пока охранник не закрутил кран в противопожарном шланге. Заключенный рухнул на пол.
— Hola, Secor Payne! Buenos dias![3]
— Buenos dias, идите вы в задницу!
Заключенный сидел в каталажке с пятницы, и вот уже третье утро подряд его будили с помощью пожарного шланга.
— А в чем, собственно, дело? — спросил его охранник, произнося английские слова с очень сильным акцентом. — Не рады меня видеть?
Джонатан Пейн поднялся с пола, распрямился во все шесть футов и четыре дюйма. Для своих тридцати пяти Пейн пребывал в весьма неплохой форме, но никакие занятия спортом не могут помешать возрасту взять свое. А если сюда еще добавить старые огнестрельные раны и несколько травм, полученных во время игры в футбол, то станет понятно, почему вставание с постели по утрам было не самым любимым его упражнением.
— Рад. Но не вас. Мне очень нравится каждое утро лицезреть ваши два зуба. А вот без чего бы я с радостью обошелся, так это без вашего будильника. Я ложусь спать в Испании, а просыпаюсь в Ниагарском водопаде.
Охранник покачал головой. Он был гораздо более хлипкого сложения и на десять дюймов ниже Пейна, но толстые стальные решетки придавали ему смелости.
— Все вы одинаковые, избалованные американцы. Я из кожи вон лезу, чтобы вы могли принять душ, не вылезая из постели, а вы только и знаете, что жаловаться. Завтра я вместо шланга воспользуюсь кнутом.
— Черт тебя возьми, Рикардо. Ты настоящий извращенец.
— О чем это ты?
Пейн пропустил вопрос мимо ушей и подошел поближе к полицейскому.
— Мне очень не хочется тебя разочаровывать, но твой начальник обещал разрешить мне сегодня позвонить по телефону. Из чего следует, что представители посольства будут здесь задолго до того, как ты успеешь продемонстрировать мне свой кнут, хлыст или чем ты там пользуешься для своих игр.
— Ну да, конечно, они все бросят и побегут спасать тебя и твоего дружка, — расхохотался охранник и пошел по коридору. Ткнув пальцем в сторону другого заключенного, он произнес: — Эй, hombre![4] Ты ведь тоже americano, а?
— Я? — переспросил заключенный, слегка гнусавя. — Да, сэр. Я из Бычьечлена, штат Техас.
— А почему ты попал в тюрьму?
Мужчина слегка покраснел.
— Меня поймали, когда я справлял малую нужду на одной из ваших улиц.
— Ах вот оно что! Знаменитый Памплонский Ссуль! Как же я мог о тебе забыть? — Расхохотавшись еще громче, надзиратель указал на промежность заключенного. — И давно вы сидите здесь со своим маленьким сеньором?
— Около двух недель.
— За то, что прилюдно помочился? — прохрипел Пейн. — И посольство до сих пор ничем вам не помогло?
— Я все еще жду и надеюсь, что кто-то появится здесь. Они ведь далеко, в Мадриде, а мы здесь, в Памплоне. Держу пари, сюда они не часто заглядывают.
— Сукины дети! — пробормотал Пейн. Он рассчитывал, что их с Дэвидом Джонсом освободят к концу уик-энда. Ну или хотя бы объяснят, за что их арестовали. Теперь его уверенность начала потихоньку иссякать. Если техасец прав, подумал Пейн, нужно совершить нечто из ряда вон выходящее, чтобы выбраться отсюда, ведь ему совсем не хотелось заживо сгнить в испанской каталажке. Особенно учитывая, что он не совершил ничего дурного.