Ричард Лаймон
В чужом теле
Глава 1
Нил Дарден ехал один в своей машине и держался окольных дорог, чтобы не попасть на бульвар Робертсона. Он не особенно боялся застрять в пробке на бульваре — зато боялся, что его там застрелят ни за что ни про что.
В конце концов, это была ночь в Лос-Анджелесе.
Кого угодно тут могли подстрелить в любое время дня или ночи, но все-таки ночью обстановка была хуже. И многолюдные улицы, типа бульвара Робертсона, казались Нилу куда опаснее, чем неприметные, укромные дороги, что вились по тихим жилым районам с одноэтажной застройкой.
Его теория была проста: чем меньше машин в пределах видимости, тем меньше вероятность, что в одной из них окажется компания вооруженных бандитов, которым вдруг захочется пострелять направо и налево.
Лучшим способом самосохранения было бы вообще не выходить из дома. Особенно по ночам. Но он отказывался так жить. Ему было всего двадцать восемь, и как-то рановато становиться отшельником. Он мог пойти на определенные неудобства ради безопасности, но уж точно не сидеть, запершись в четырех стенах до конца жизни.
Принять необходимые меры предосторожности — и вперед, вопреки опасности.
Даже по такому пустяковому поводу, как вернуть пару фильмов в видео-прокат.
Вернуть их требовалось до полуночи. Марта задержалась у него дольше, чем обычно, даже переоделась в рабочую униформу в его спальне, чтобы потом не тратить на сборы ни одной лишней минуты. К моменту, когда она ушла, а Нил перемотал кассеты на начало, на часах было почти 23:30.
Масса времени, чтобы добраться до видео-проката.
Но не слишком хорошее время, чтобы быть одному в машине на улицах Лос-Анджелеса.
Нил знал, что мог был подождать и вернуть фильмы завтра. Возьмут штраф за просрочку. Пять или шесть баксов, кажется. Небольшие деньги, в сравнении с риском, на который он шел, отправляясь туда в такой час. Но если ждать до рассвета, то ему пришлось бы заплатить куда более серьезную цену — не деньгами, а своей свободой и самоуважением.
«Каким трусливым чмошником надо быть, чтобы бояться проехать пять миль по городу?» — спросил он сам себя.
Марта, которая работала в ночную смену в международном аэропорту, ездила туда по тридцать миль туда-обратно, пять дней в неделю. Что бы она подумала, если бы узнала, что ее парень побоялся доехать до видео-проката вечером?
«Она никогда не узнает» — сказал он себе.
Но может и узнать. Все возможно.
«Да какой смысл теперь гадать, — подумал он, — Я уже поехал, теперь поздно поворачивать, даже если это будет стоить мне жизни».
Сейчас, двигаясь по пустым улицам в сторону видео-магазина, Нил улыбнулся и покачал головой.
Он был доволен собой. Чувствовал себя храбрым и бесшабашным.
С точки зрения статистики, реальная опасность полуночной поездки в видео-прокат была, наверное, довольно мала.
Тем не менее, разумный человек не стал бы этого делать.
Он подвергал себя ненужному риску без всяких веских причин.
Если бы его мать узнала о таком, ее бы точно кондрашка хватила.
Он снова с улыбкой покачал головой.
«Будет отличный некролог, — подумал он, — Убит в процессе возвращения кинолент „Соломенные псы“ и „Я плюю на ваши могилы“ в местный видео-прокат. Ах, какая ирония!»
Он тихо рассмеялся.
На душе у него было довольно спокойно, пока он не пересек развязку с Национальным Бульваром. Этот тоннель впереди всегда исправно заставлял его нервничать. Слишком длинный, слишком пустой. Проезжая через него, он каждый раз чувствовал себя отрезанным от мира и крайне уязвимым.
Много раз ходил там пешком — при свете дня, разумеется.
Видел довольно пугающие граффити на стенах.
Ему определенно не хотелось бы столкнуться с авторами этих милых произведений народного искусства. Хоть он и не был полицейским. Но был белым. И его-то вполне могли попытаться грохнуть те типы, которым нравилось рисовать на стенах подобную херню.
А рисуют такую херню обычно как раз по ночам…
Он подумал было о возможности развернуться. Еще не поздно поехать назад, подняться по эстакаде на Национальный, и оттуда проехать до Венис-бульвара.
Избежать тоннеля. Избежать еще более пугающих пустырей по бокам от него.
Но приблизившись к тоннелю, он увидел в свете фар, что там никого нет. Широкая и безлюдная полоса асфальта, заключенная в бетонные стены.
Нечего бояться.
Въехав под мост, он прибавил газу. Двигатель заурчал громче, отдаваясь эхом от стен и потолка. По обе стороны от него красовались оставленные на бетоне безвестными авторами символы, имена, угрозы — мешанина из неподдающихся расшифровке тайных знаков, причудливых надписей и рисунков. Он уже видел их раньше, так что не пытался изучать, стараясь просто не смотреть по сторонам.
«Реально надо было ехать по главным дорогам, — решил он, — Глупая была идея».
Тоннель остался позади.
В обе стороны от дороги плавно спускались вниз склоны насыпи, по которой пролегала автомагистраль. Внизу эти пологие склоны заросли кустами и деревьями. Дальше справа начиналась полоса отчуждения железной дороги. Тоже заросшая кустами, уже много лет не видевшая поездов. Заваленная всевозможным бытовым мусором. Огражденная забором из рваной сетки-рабицы, которая вряд ли кого-то могла бы остановить. Нилу не хотелось даже думать, какого рода людей можно в таких местах повстречать.
Не так давно, где-то тут неподалеку убили полицейского, прямо в этой странной полосе диких зарослей посреди города.
Поздно ночью.
В памяти всплыло только что увиденное граффити «ВАЛИ КОПОВ» [1].
Нил поглядел в обе стороны. Никаких слоняющихся фигур поблизости не заметил. Но в свете ближних фонарей виднелось достаточно много густой растительности, в которой мог укрыться хоть батальон бешеных психов с любыми видами оружия.
Колеса его машины подпрыгнули, переезжая через рельсы.
Настало время еще раз принять решение.
Свернуть налево и поехать через жилой массив, или двинуться прямо к Венис-бульвару? Если не повернуть сейчас налево, то он окажется на бульваре у видео-проката, но не с той стороны.
Кроме того, ему придется проезжать через «Бургер-авто», где убили того подростка месяц назад.
Он помотал головой и вздохнул.
Похоже, один маршрут другого не лучше.
По второстепенной дороге будет чуть ближе.
Узкая, довольно темная из-за густых деревьев, заслонявших фонари, она шла где-то метров семьсот вдоль заброшенной железной дороги. Где одному богу известно, кто может прятаться.
Где вот такой же ночью расстреляли копа.
Нил сделал поворот и нажал на газ.
Слева от него тянулся пустырь. Справа — ряды каких-то темных домов, если так можно было назвать эти полу-развалившиеся лачуги.
Вот будет прикол, если тут двигатель заглохнет.
Хотя его машина, вроде, была в полном порядке.
«В следующий раз, — сказал он себе, — Просто езжай по бульвару Робертсона и забудь про этот идиотизм с окольными дорогами».
«Ага, конечно. В следующий раз просто не пытайся возвращать чертовы фильмы в долбаный прокат посреди ночи. Ты сам нарываешься на неприятности».
«Ты сам себя накручиваешь сверх меры, вот что ты делаешь. Лучше просто молись богу, чтоб никто не узнал, какой ты на самом деле жалкий трус».
Сквозь открытое окно, смешиваясь с тихим ночным ветерком и приглушенным гулом шоссе позади, раздался отдаленный, но отчетливый женский крик:
— Помогииитееее!
У Нила все сжалось внутри.
Он глянул влево.
На какое-то мгновение, обзор закрыл мини-фургон, припаркованный через дорогу.
Проехав мимо, он увидел полосу заросшего пустыря, уходившую к насыпи. Притормозил и выглянул из окна. Вдали, на большой высоте, машины, грузовики и огромные фуры проносились по шоссе Санта Моника. Он никого не увидел на обочине автострады, как и в темноте среди деревьев и густых кустов, что скрывали основание насыпи, постепенно редея ближе к полосе отчуждения старой железной дороги. На рельсах тоже никого не было видно.