Ознакомительная версия.
Все было как обычно. Вот только идти ему было некуда. Теперь уже бывший майор ОМОНа решил побродить просто так, без цели. Лишь бы дома не сидеть.
В проезде между домами предприимчивые южане пару месяцев назад открыли точку «общепита» – торговали из вагончика шаурмой и дешевым разливным пивом. Рядом поставили пару зонтиков-грибков с вечно неубранными столиками. Расположение точки, ее ассортимент и пренебрежение гигиеническими и санитарными нормами вызывало серьезные сомнения в легальности точки. Алексей дано подумывал проверить их и тряхнуть, но, во-первых, руки как-то не доходили, да и не ОМОНовское это дело, торгашей шерстить. А во-вторых, если эту точку прикроют, то холодненького и совсем не отвратительного пивка в ближайшей округе уже не найдешь.
Никифоров остановился на противоположной от пивнушки стороне дороги, и почесал небритый кадык. Пивка ох как хотелось. Но он одернул себя – решил же завязывать с алкоголем! Тут дело такое – если решил, то никакие отмазки не принимаются. Ни «чего будет с кружки пива», ни «начнем с завтрашнего дня». Ничего. Не надо бросать. Надо просто перестать – и все. Это же не подвиг какой, а просто сознательный выбор.
А у пивняка, тем временем, назревал скандал. Гаркуша – маргинального вида паренек лет двадцати пяти, выглядевший, правда, на все сорок, вяло отбрехивался от продавца. Судя по крикам, он выпил три кружки пива, а денег у него было только на две. Гаркуша клялся, что занесет недостающее завтра, но продавец орал на него из своего «дупла», матеря чистым русским матом со своим кавказским акцентом.
Первым движением Никифорова было подойти и загасить скандал. Нормальное милицейское желание. Но в следующее мгновение он вспомнил, что с сегодняшнего дня он уже БЫВШИЙ милиционер.
«Какого черта тебе надо?» – выругался он про себя. – «Все, забудь! Нет больше майора Никифорова. Теперь лезть во все драки не только не нужно, но и опасно. Ты теперь обычный гражданин, с такими же обычными правами. И если ты полезешь разнимать дерущихся, то патруль загребет тебя вместе с драчунами».
«Шаурмен» продолжал поносить парня на всю улицу. Причем, не просто так, а с перечислением всех сексуальных подробностей их взаимоотношений. Особенно он акцентировал свою речь на том, как, в какие места и с какими подробностями он оприходовал мать Гаркуши. Леха скрипнул зубами, и нервно закурил, чтобы отвлечься. Гаркуше такие речи были по барабану, он воспринимал это просто как одну из форм брани, на которой в остальное время и сам разговаривал, изредка перемежая литературными словами для связки. Но Леха-то прекрасно понимал, что для кавказца все эти слова наполнены самым прямым смыслом, и этот сопляк из своей будки намеренно, абсолютно осознанно наносит Гаркуше несмываемые оскорбления, упиваясь своей безнаказанностью.
Сигарета сломалась в руке. Леха с остервенением растоптал ее ребристой подошвой высокого ботинка. Он не знал, кого ему больше сейчас хотелось пришибить – наглого торгаша из будки за его крики, или безмозглую размазню, которая ничего не отвечает на эти оскорбления.
На крики, наконец, появилась «группа поддержки». Из припаркованного поодаль пожилого «бумера» выбрались еще два молодых кавказца, одетых с претензией на шик – шелковые рубашки, остроносые ботинки, часы на массивных браслетах из «металла желтого цвета».
Тот, что поздоровее, остановился, не доходя пяти шагов до Гаркуши. Второй, невысокий и юркий, подошел вплотную. Лехе не слышно было, что там говорят. Он видел только, как южанин нагнулся к Гаркуше, хотя был на полголовы ниже, и что-то «втирая», несколько раз ладонью ощутимо ударил того по лицу.
Гаркуша послушно кивал головой, даже не делая попыток уклониться от удара или как-то защититься. Он был полностью деморализован. Чтобы добавить весу своим словам, «живчик» сильно ударил его прямым справа. Голова Гаркуша мотнулась, из разбитого носа струей полилась кровь. Он попытался зажать его ладонью, но кавказец со смехом хлопнул его по рукам, заставляя опустить их по швам…
– Не бейте меня больше, пожалуйста! Не надо!
Громкий смех.
– Плохо просишь, собака! Говори – как тебя зовут!
– Саша.
Снова громкий глумливый смех нескольких мужчин, уверенных в своей силе.
– Ты дурак! Звание и фамилию говори!
– Рядовой Филимонов. Не бейте меня больше.
– Руки опусти! Руки опусти, я сказал!
На экране щуплый мальчишка в рваной форме опускает руки, и безропотно принимает несколько жестоких ударов в лицо от здорового мужика с бородой в натовском камуфляже…
– Ну, ты меня понял, урод?! Завтра принесешь сто рублей и отдашь за пиво. И чтобы тебя здесь больше не было, понял? Чтобы я тебя больше не видел на этой точке, понял?
Гаркуша мотал головой, от чего крупные красные капли падали то на асфальт, то на его штаны. Стереть кровь с лица он не решался.
– Пошел вон отсюда, свинья!
«Живчик» размахнулся, чтобы еще раз врезать этой живой «груше», но удара не получилось. Рука за что-то зацепилась, а потом земля вывернулась из-под ног, деревья и дома мелькнули перед глазами, неожиданно закончившись белой пластиковой стенкой торгового вагончика. Лоб кавказца с треском вошел в соприкосновение с пластиком, едва не пробив в нем дыру.
Второй «крышующий», крепкий парень с красноватыми «индийскими» белками глаз, нерешительно топтался на месте. Он не был трусом и любил помахать кулаками. Но сейчас его удерживал даже не камуфляж противника с надписью ОМОН на спине, хотя и этого было достаточно – вязаться в драку с ментами им с напарником было еще не «по рангу». Гораздо страшнее были глаза этого человека. В них багровым пламенем плескалась такая смертоносная ярость и ненависть, что кровь мгновенно отхлынула со смуглого лица кавказца. Такие глаза бывают только у того, кто хочет убить. А умирать он совсем не хотел.
– … твою мать! – взревел упавший, вскакивая на ноги.
Он еще не успел сориентироваться в ситуации, но быстро прикусил язык, увидев летящий ему навстречу тяжелый ботинок. От свирепого удара в грудь он хрюкнул, протаранил спиной собственный вагончик, едва не снеся стену, и захрипел, тщетно пытаясь вдохнуть воздух.
Леха резко развернулся, и подшагнул в сторону второго охранника. Тот рефлекторно чуть присел, принимая боевую стойку, но тут же трезво оценил ситуацию, и снова выпрямился, вытянув перед собой руки ладонями вперед.
– Все нормально, уважаемый! Все хорошо! Никаких проблем!
Никифоров остановился, медленно выдыхая носом. Адреналин схватки уже плеснул в кровь, и требовал разрядки.
– Формы испугался? – прищурился он. – Так я сейчас сброшу! Давай, как мужик с мужиком! Один на один! Или – если хочешь – двое на одного! Моджахеды гребаные!
Он уже потянулся к вороту, чтобы сбросить помешавший ему камуфляж, но парень быстро-быстро замотал головой.
– Какие моджахеды, уважаемый! Я армянин! Христианин! Зачем нам ссориться?
Леха тихо рыкнул, понимая, что повод для драки стремительно разрушается.
– Какого черта вы к нему привязались? – он кивнул в сторону Гаркуши, тщетно пытаясь удержать растворяющийся в воздухе боевой пыл.
Гаркуша охреневшими глазами смотрел на происходящее, раскрыв рот и забыв стирать сочащуюся из расквашенного носа кровь.
– Это мы привязались?! – раздался сзади сдавленный голос.
«Живчик» сидел на фаркопе вагончика, с искривленным лицом растирая ушибленные ребра.
– Да этот урод уже вторую неделю так здесь на халяву пиво пьет. Пользуется тем, что Мамик по-русски не очень хорошо понимает. Ему 16 лет всего, два месяца назад приехал.
Мальчишка в «дупле», с близи оказавшийся совсем малолеткой, так усердно затряс головой, подтверждая слова старшего, что стукнулся затылком о раму.
– На пятьсот рублей уже пацана обманул! – подал голос здоровяк. – Отец сказал разобраться с этим. Вот мы здесь и торчим весь день.
Никифоров наконец расслабил стиснутые кулаки. Напряжение и злость отступали, но вместо них появлялось пугающее опустошение.
– Мамик, блин, – он сплюнул, зыркнув в сторону сразу съежившегося под его взглядом парнишки. – По-русски, говоришь, плохо понимает? Зато говорит очень хорошо. Заруби на своем большом носу, Мамик, что когда-нибудь твой слишком длинный язык тебе отрежут и в задницу засунут, если будешь продолжать так разговаривать.
Мамик снова начал трясти головой, и опять треснулся затылком. Леха с трудом задушил улыбку, глядя на пацана по-прежнему сурово.
– Может, пивка? – от волнения у парнишки совсем пропал акцент. – Бесплатно!
– На халяву не пью! – отрезал Никифоров.
Он исподлобья оглядел поле боя. Конфликт был потушен, но не улажен.
Ознакомительная версия.
