Однако я понял еще кое-что. Кэрри замалчивал часть этой истории, настоятельно требовавшую ответов.
— И где же в Лондоне находится это предприятие?
— В Брикстоне. Я сообщил подробности знакомому из столичной полиции, так он за живот схватился от смеха. Очевидно, там могут разве что торговать наркотиками.
Кэрри придвинул к себе записную книжку и положил ее в верхний ящик стола. Подняв глаза, он снова сощурился, словно что-то в моем лице его насторожило.
— Что? — спросил он.
— У меня есть еще один вопрос.
Он не шевельнулся.
— Честно говоря, скорее просьба об одолжении.
— Этой папки вам недостаточно?
— Собственно, я надеялся, что вы окажете мне кое-какую… техническую помощь.
— Как это понимать?
Я поднял полароидный снимок:
— С этой фотографией.
— А что с ней?
— Снимок, должно быть, сделал некто, познакомившийся с Алексом после его исчезновения, снимок полароидный, значит, этот человек касался его, когда…
— Нет.
Он догадался, к чему я веду.
— Мне только нужно проверить его на отпечатки пальцев.
— Только? Вы хоть понимаете, о чем просите? Втянуть сюда экспертизу, ввести это в компьютер, распечатать. Как думаете, что произойдет, если откроется, что я проталкивал личную работу?
— Понимаю, это трудно…
— Меня выпрут, вот что.
— Ну ладно, не нужно.
— Это невозможно. Выбросьте из головы.
— Я спросил на всякий случай.
— Это невозможно, — повторил Кэрри.
Но я видел отражавшуюся на его лице внутреннюю борьбу. Угли памяти об Алексе еще не погасли. В душе его до сих пор горело пламя. И у меня оставалась надежда, что этой фотографией займутся.
Двигаясь на восток, я видел, как впереди сквозь тучи проглядывает солнце. Но когда подъехал к дому Мэри, оно село. Наступил вечер.
Мэри открыла дверь, и я последовал за ней на кухню, а оттуда по крутой лестнице в подвал. Он был громадным, гораздо больше, чем я ожидал, и захламленным: коробки высились до потолка, словно колонны в вестибюле; у стен громоздилась всякая рухлядь; старый холодильник покрывал толстый слой пыли.
— Я иногда спускаюсь сюда, — сказала Мэри. — Здесь спокойно.
Я понимающе кивнул.
— Извини за беспорядок.
Я засмеялся:
— Если хочешь увидеть настоящий беспорядок, приезжай ко мне.
И тут сверху послышался голос:
— Где я?
Мы переглянулись. Это был Малькольм. Мэри направилась к лестнице.
— Извини, ради Бога. Вернусь через несколько минут.
После ее ухода я оглядел подвал. В углу за коробками стоял письменный стол, на нем лежал раскрытый альбом с фотографиями. Пыльный. Старый. Я подошел и перевернул несколько листов. Маленький Алекс играет в снегу, шлепает по кромке моря, ест мороженое на пристани. Часть фотографий выпала, оставив только белые прямоугольники на пожелтевших страницах.
В самом конце был снимок Алекса, Малькольма, Мэри и какого-то еще мужчины лет тридцати, симпатичного, с улыбкой от уха до уха. Одной рукой он обнимал за плечи Алекса, другой Малькольма. Мэри стояла с краю, как бы отдельно. В большинстве случаев по карточкам почти ничего нельзя узнать: люди улыбаются, обнимают стоящих рядом, позируют, даже если им этого не хочется. Фотографии могут скрывать самые серьезные разногласия. Но эта свидетельствовала: Мэри здесь явно лишняя.
Она неторопливо спустилась по лестнице.
Я повернулся и показал снимок:
— Кто этот человек?
— О! — произнесла она. — Давно я его не видела. Думала, мы сожгли все фотографии. — Но она улыбалась, разглядывая снимок. — Это Ал. Дядя Ал. Он был другом Малька.
— Но не твоим.
Мэри пожала плечами:
— Честно говоря, думаю, неприязнь была взаимной. Ал был богатым. Мы — нет. Он подарками завоевал их привязанность, и противостоять этому я могла, только держась поблизости к ним. Тратить деньги на меня ему не особенно хотелось.
— Он не был настоящим дядей Алекса?
— Нет. Малькольм работал у него.
— Он еще жив?
— Погиб в автокатастрофе. — Она чуть помолчала. — Как Алекс.
Я сунул фотографию обратно в альбом.
— Алекс когда-нибудь ходил в церковь?
— В церковь? — Мэри нахмурилась, словно вопрос застал ее врасплох. — В последнее время нет. Но когда был помладше, посещал нашу городскую. Был там членом молодежной группы. Завел нескольких хороших друзей.
— Поддерживал с кем-нибудь постоянный контакт?
— Алекс сблизился с одним из тех ребят… — Мэри умолкла. — Пытаюсь вспомнить его имя. Он руководил молитвами, иногда вел службу и все такое. Потом уехал в путешествие и больше к нам не вернулся. Однако, думаю, Алекс поддерживал с ним связь.
— Пожалуй, имеет смысл пойти по этому следу, так что, если всплывет в памяти имя этого человека, сообщи мне. — Я вспомнил о поздравительной открытке. — Имя Анджела Ратледж тебе ничего не говорит?
Мэри задумалась, но это имя было явно ей незнакомо. Я особенно и не рассчитывал, что она его знает. Возможно, Анджела Ратледж была старухой, добывающей деньги для церкви.
— Ну, я, пожалуй, поеду…
— Мэт, — сказала Мэри.
Я повернулся и взглянул на нее:
— Прошу прощения?
— Я так и знала, что в конце концов вспомню его имя, — улыбнулась она. — Друга Алекса из церкви. Его звали Мэт.
Перед сном я раскрыл папку с распечатками, которые дал мне Кэрри, и достал цифровой видеодиск. Вставил его в дисковод и включил просмотр.
Поначалу изображение на пленке, отснятой портативной видеокамерой, было дрожащим, сбивчивым, но потом выровнялось. Начинался фильм кадрами окружающих место катастрофы полей, по которым ехала машина. На земле осталась темная борозда. Трава была выжжена. Торчала какая-то деталь — возможно, выхлопная труба. Я надеялся, что снимавшие фильм укрупнят план, но они этого не сделали.
Камера переместилась к месту, где машина слетела с дороги. На гудроне остались пятна бензина. Битое стекло. Освещение было неважным, и, взглянув на обозначенное в углу время, я понял почему. Семнадцать сорок две. Вечер.
Появилась машина.
Крыша смята. Одна дверца оторвана, багажник исчез — вдавился в заднюю часть салона. Сдвинувшийся мотор разбил с правой стороны приборную доску. Камера чуть переместилась, и я увидел в траве осколки ветрового стекла. Передняя решетка «тойоты» лежала на земле среди кусочков цветного пластика фар. Камера приблизилась и — с помощью дополнительного освещения — показала салон машины. Все было черным, оплавившимся, сгоревшим.
Примерно в двадцати футах в траве валялись вылетевшие из «тойоты» вещи: обгорелый мобильный телефон; ботинок; обуглившийся бумажник из желто-коричневой кожи. Часть его содержимого высыпалась. Здесь же валялись почерневшие водительские права с фотографией Алекса.
На этом фильм кончился.
Я вынул диск и разложил перед собой часть распечаток. Следователи были совершенно уверены, что катастрофа произошла, поскольку Алекс был пьян. В распечатках имелось несколько нечетких фотографий, в том числе следов шин на дороге и грузовика, в который врезалась «тойота» Алекса. Его водитель отделался незначительными царапинами и ушибами. В своих показаниях он сказал, что Алекса обогнала другая машина и секунд через десять «тойота» выехала на встречную полосу. Третьим шел снимок «тойоты» спереди. Правая сторона пострадала больше левой, что объясняло положение мотора. Я просмотрел описание места катастрофы и обнаружил схему дорожно-транспортного происшествия.
Затем я обратился к результатам вскрытия трупа. Как и говорил Кэрри, в старой «тойоте» отсутствовали и подушки безопасности, и другие противоударные устройства. Повреждения были очень серьезными: в желудке Алекса обнаружили зубы, а лицо превратилось в кровавое месиво, когда он ударился о руль. Дальше не хватало двух страниц. Должно быть, Кэрри забыл положить их в папку. Я решил спросить его об этом при встрече.
В конверте лежало еще несколько фотографий тела Алекса. Зрелище было жутким. Кисти руки обгорели до костей; ступни и нижняя часть ног тоже. На лице от лба до челюсти остались одни кости, на черепе зияла громадная трещина, полученная при ударе лицом о руль. Я вернулся к папке. Чем дальше читал, тем становилось хуже. Тело Алекса было изуродовано: кости размозжены, кожа сгорела. Совершенно очевидно, что он умер еще до того, как машина вспыхнула.
Только вот, по мнению Мэри, он все еще жив.
УГОЛ КОМНАТЫ
Сначала он услышал ветер, поначалу далекий, потом, прислушавшись, более сильный. Открыл глаза. Комната медленно поплыла, когда он повернул голову, стены накренились.
Я мертв?
Он застонал и лег на бок. Постепенно все обрело четкость: углы стен; пыльная полоса лунного света; электрическая лампочка, чуть качающаяся под ветерком из окна.
