— А если в скрытых изображениях? Вот, скажем, если там был двадцать пятый кадр? Мог Людовик от такого ослепнуть?
Доктор помолчал, подумал.
— То, что ниже порога раздражения, имеете вы в виду… воздействие на подсознательное… Да, тут, пожалуй, стоило бы поискать.
— А… а что будет с Людовиком дальше? Он…
Врач остановился — они дошли до двери его кабинета.
— К нему должно вернуться зрение. Постепенно. Главное — попытаться найти причину травмы, выявить ее истоки. Мои коллеги-психиатры отлично знают, как это делается, — например, с помощью гипноза. Хотите, дам вам координаты профессора, который займется месье Сенешалем? Только потерпите — идите к психиатрам не раньше чем завтра во второй половине дня. А пока можете попробовать разобраться с фильмом.
Люси записала имя и телефон нового врача и вернулась в палату дочери, озадаченная таким странным поворотом истории. Травматический шок, обыск у Людовика, недомогание к концу просмотра… Что стоит за этим таинственным фильмом? Кто хочет отобрать его у Сенешаля? Почему? Зачем?
Она бесшумно умылась в до смешного маленькой туалетной комнате при палате, переоделась в пижаму, довольно долго простояла, глядя в зеркало. Нет, не на себя — на отражение, на то, как пересеклись там, в зазеркалье, продолжения отброшенных гладкой поверхностью световых лучей. Доктор Турнель прав: глаз различает только сочетание цветов, форм, а вот эту женщину тридцати семи лет — невыспавшуюся, усталую, живущую в отсутствие любви и секса — видит мозг. Мозг, и ничто иное, разгадывает каждую световую вибрацию и ищет, как бы связать ее с прожитым.
Люси вспомнились наезды камеры на лицо девочки на качелях, ее крупные планы. Расширяющийся или сужающийся зрачок, движения радужки в овальной черной рамке-каше… И это впечатление неуместного вторжения, подглядывания через замочную скважину: глаз, который вбирает свет и молча наблюдает… А особенно много она думала о глазном яблоке, рассеченном пополам в первом же эпизоде фильма. Кажется, она в этот момент отвернулась — вот и доказательство бурной реакции ее мозга. Доказательство того, что именно мозг истолковал увиденное глазами.
С этой секунды ее восприятие фильма изменилось. Может быть, ставя при монтаже эпизод, вызывающий у зрителя такой сильный шок, в самом начале фильма, режиссер вовсе и не думал щеголять ужасами, может быть, он хотел этим сказать что-нибудь сильно для него значимое, типа: «Сконцентрируйте внимание и как следует смотрите, что я хочу вам показать!» или «Делайте то, что сделал я своим скальпелем: открывайте глаза!»
Открыть глаза…
Посреди ночи мобильник, лежавший у ножки кресла, в котором Люси спала, завибрировал, но она на этот раз не проснулась, слишком устала.
В эсэмэске было написано: «Это реставратор Клод Пуанье. Приходите завтра ближе к обеду. У меня есть по меньшей мере странная информация о вашем фильме».
Два судмедэксперта и антрополог работали весь день и всю ночь, не спали ни минуты, и, когда Шарко, которому не терпелось задать им кучу вопросов, явился в руанский Институт судебной медицины утром понедельника, исследования были почти закончены и выводы частично сделаны. Потом, уже в Нантерре, надо будет, наверное, копаться в сотнях страниц отчетов, пришедших из этих стен, так что лучше к тому времени запастись информацией и по максимуму разобраться в том, в чем можно разобраться прямо сейчас.
Потом… Нет, он не стремился вернуться домой поскорее, даже при том, что пребывание в этом здании, целиком отданном смерти, не сулило ничего приятного. Много, слишком много тяжелых воспоминаний, случаев нераскрытых преступлений приходило ему здесь на память. Ребенок, найденный мертвым на дне Сены. Проститутки с перерезанным горлом в каких-то гнусных меблирашках. Женщины, мужчины, избитые, располосованные, расчлененные, задушенные… Трагедии, которые разрушили его жизнь, подтолкнули к необходимости прибегать вновь и вновь к таблеткам зипрексы.
И все-таки он здесь. Именно здесь.
По дороге к судмедэксперту его перехватил специалист по костям и зубам доктор Пьер Плезан — доктор спешил: ему пора было на конференцию по кариесам Левенталя, какие бывают у наркоманов, употребляющих героин. Они наскоро обменялись парой банальностей, и Плезан перешел к делу:
— Кости оказались весьма красноречивы. Вам как рассказать — попроще или со всеми подробностями?
Высокому и худому Плезану было на вид лет тридцать, его блестящий мозг прятался за обширным и гладким, как драже, лбом. Позади врача были разложены черно-белые прямоугольники пленок, рентгеновские снимки тел, сочленений, костей, просвеченных рентгеновскими лучами.
— На данный момент все равно. Дайте мне для начала достаточно сведений для того, чтобы, когда получу материалы от Переса, не вгрызаться сразу же в полсотни страниц с техническими деталями.
Доктор Плезан провел комиссара к столам из нержавеющей стали, служащим для остеометрических измерений. Верхняя доска каждого была расчерчена, как миллиметровка, а по ней ездила еще и другая: перпендикулярная к ней, подвижная, в виде прямоугольного треугольника — с его помощью точно фиксировались размеры костей. На столах лежали четыре частично восстановленных скелета. В комнате, которая больше напоминала кухню, чем лабораторию, пахло сухой землей и моющими средствами: здесь с помощью водяной бани отделяли от костей лоскутья плоти.
— Пятый труп — тот, что лучше других сохранился, — в прозекторской, вы посмотрите — и его отправят в холодильник.
Плезан взял карандаш и ввел острие в передний шип носа левого, самого маленького скелета.
— Конец карандаша соприкасается с подбородком. Скулы выдвинуты вперед, лицо круглое и плоское. Этот человек — наверняка монголоид. Четыре остальных — светлокожие, люди европеоидной расы.
Первая хорошая новость: убитого азиата легче будет искать в полицейских сводках и протоколах. Плезан, оставив карандаш торчать из носа мертвеца, повернул разрезанный череп вертикально, так, что опорой стала нижняя челюсть, и качнул взад-вперед. Отпустил руку — череп продолжал покачиваться.
— Вот такое раскачивание характерно для мужских черепов. Женские стоят на месте: мозг слишком мал, — улыбнулся он и тут же предупредил: — Я шучу!
Выражение лица Шарко не изменилось, у него-то не было никакого желания смеяться. Ночь выдалась беспокойная — ему мешало спать уличное движение и жужжание какой-то мухи, которую так и не удалось поймать и раздавить. Доктор, осознав, насколько не к месту пошутил, тоже стал серьезным.
— Уточнял я в основном по тазовым костям, их показания более достоверны. У женщин любой расы та кость, которая начинается от гребня лобка, приподнята. Здесь я ни разу такого не увидел, потому и могу с уверенностью сказать, что все наши клиенты — мужчины.
— А возраст?
— Сейчас перейду к возрасту. Поскольку ни у одного трупа не было зубов, я основывал свои выводы на состоянии швов черепа, на дегенеративных изменениях межпозвоночных суставов, какие могли бы быть связаны с артрозом, и главное — на состоянии края четвертого ребра, прилегающего к грудной кости. В этой области…
Шарко неожиданно прервал врача, кивнув в сторону кофеварки:
— Доктор, а можно чашку кофе? Я не успел позавтракать, и от этих запахов меня уже подташнивает.
Плезан слегка удивился тому, что его профессиональное рвение недооценено таким вот образом, минутку помолчал и направился в угол лаборатории, говоря на ходу:
— Нам повезло с трупами. Чем люди моложе, тем меньше поле для предварительных прикидок, выяснить, сколько лет было жертве, если лет этих больше тридцати, куда труднее. Для того чтобы определить возраст, мы исследуем лонное сочленение, оно же — лобковый симфиз. У молодых эта часть скелета очень неровная, шероховатая, бугристая, там наблюдаются впадины и глубокие борозды, а…
— Так сколько же им было лет?
Кофеварка урчала, кофе уже начал капать в кувшинчик. Плезан вернулся к столам со скелетами.
— Всем нашим юношам к моменту гибели было от двадцати двух до двадцати шести лет. Что касается роста каждого и других антропометрических подробностей — вы найдете их в отчете.
Комиссар Шарко прислонился спиной к стене. Жертвы молоды, все — мужского пола. Может быть, именно этим определялся выбор, может быть, возраст был важен для убийцы. Принадлежал ли он сам к тому же поколению? Был ли знаком со своими жертвами? Где с ними встречался? В университете, в спортивном клубе? Полицейский ткнул пальцем в череп, в нижней части которого, в районе затылка, виднелась дырочка, окруженная мелкими трещинами.
— Они были убиты пулей в голову?
Антрополог вооружился вязальной спицей.
— Убиты или ранены. Хотя если говорить об этих четырех, то они, видимо, были убиты. Пятого, возможно, только ранили в плечо, но его вам покажет доктор Бюснель.
