— Убиты или ранены. Хотя если говорить об этих четырех, то они, видимо, были убиты. Пятого, возможно, только ранили в плечо, но его вам покажет доктор Бюснель.
Плезан указал концом спицы на позвоночный столб азиата.
— Этому пуля попала в спину: четвертый позвонок у него раздроблен и осколки сдвинуты вперед. В тех двоих, по-видимому, стреляли спереди, и они были убиты именно этими выстрелами: здесь раздроблены некоторые ребра, возможно, пуля, прежде чем поразить жизненно важный орган, рикошетом отскочила. Мой коллега-рентгенолог должен подвергнуть трупы сканированию, чтобы сделать трехмерную реконструкцию и попытаться воспроизвести точки входа и выхода пуль. Правда, учитывая состояние скелетов, и это может оказаться не слишком наглядно. Что до последнего — тут все ясно: убит выстрелом в голову, пуля даже не вышла через лицо, застряла.
Доктор разлил кофе по двум чашечкам и протянул одну Шарко, который, стоя неподвижно, разглядывал скелеты. В том, как были вычеркнуты из жизни эти четверо, нет никакого сходства. Выстрелы в спину, в грудь, в голову. Обрядовая сторона отсутствует, массовое убийство похоже скорее на беспорядочное, стихийное действие, хотя то, как разделывали и упрятывали трупы, говорит о завидном мастерстве убийцы. Что же это было? Казнь? Сведение счетов? Столкновение?
Парижанин отхлебнул кофе.
— Думаю, пуль вы не обнаружили?
— Нет, конечно. Ни мы в телах, ни оперативники поблизости. Все пули были изъяты из тел, иногда очень грубым способом. Об этом свидетельствуют расщепленные ребра одного из скелетов.
Собственно, ничего другого Шарко и не ожидал. Убийца, уничтожая все следы, был последователен и проявил поразительную способность доводить намеченное до конца. В результате — нет никакой возможности провести нормальную баллистическую экспертизу, нет никакой возможности понять, что за оружие применялось.
— Может быть, уцелели хотя бы фрагменты пуль?
После безоболочечных пуль всегда остаются фрагменты, след в виде хвоста кометы или снежной бури.
— Ничего похожего. Наверняка это были пули со свинцовой рубашкой.
И это на самом-то деле не стало для Шарко открытием. Большая часть классических боеприпасов — в оболочке из сплавов, со свинцовым сердечником, а не полые и не просто свинцовые шарики, как пули для некоторых охотничьих ружей. Комиссар провел рукой по ежику на голове. Ему хотелось другого — того, что позволило бы ему пойти по верному следу, хотелось серьезных улик — таких, которые можно пощупать, потрогать… Стоп! Шарко напомнил себе, что сейчас он всего лишь зритель. Сейчас его задача — понять психологию преступника, разгадать его мотивы, а больше ничего. И он не поддастся бесам, подталкивающим его в прошлое, к временам, когда он работал на земле.
— Время смерти удалось определить?
— С этим в данном случае особенно сложно. Трупы, найденные в грунте, всегда вызывают самые серьезные проблемы: тут ведь все зависит от глубины захоронения, состава и влажности почвы, водородного показателя почвенного раствора… А там, где обнаружили наших клиентов, кислотность земли повышенная. По состоянию этой четверки я бы сказал, что давность преступления — от полугода до года. Точнее, к сожалению, определить невозможно.
Так. Стало быть, седая древность.
— Все парни были убиты одновременно?
— Думаю, да. Энтомолог, исследуя трупы, обнаружил на каждом куколки домашних мух, но в таком незначительном количестве, что это позволяет сделать два вывода: во-первых, тела были закопаны спустя день или два после убийства, во-вторых, на место захоронения они были откуда-то привезены.
В той части мозга Шарко, которую не затронула болезнь, уже переваривалась полученная информация. Надо снова пошуровать по спискам пропавших, ориентируясь теперь уже не на географию, а на хронологию. Антрополог между тем продолжал рассказывать:
— Я думаю, после убийства над телами трудились двое. Один отпиливал верхушки черепов, другой… другой занимался руками и зубами. Черепа вскрыты с поистине хирургической чистотой и точностью. Совершенно очевидно, что применялась для этой операции пила Страйкера или какой-то другой инструмент из арсенала судебной медицины и патанатомии, и орудовали этим инструментом вполне профессионально. Вот, можете убедиться: бороздки здесь характерные. — Он протянул полицейскому лупу.
Шарко взял лупу и положил на стол, не воспользовавшись ею.
— Профессионально… То есть вы хотите сказать, что с трупами работал специалист, медик?
— Работал человек, привычный к пиле. Отправная точка, к примеру, смыкается с точкой конечной, а я вам гарантирую, что это совсем не просто сделать, когда имеешь дело со структурой, близкой к форме шара. Что касается специальностей, то круг их достаточно широк — от лесоруба до судебного медика.
— Плоховато представляю себе лесоруба, срезающего дубы хирургической пилой… А что насчет второго скажете?
— Зубы вырваны грубо, корни остались в лунках. Похоже, делалось это с помощью клещей. Кисти рук, скорее всего, отрублены топором. Если бы все это делал тот же человек, что спиливал макушки, он наверняка действовал бы аккуратнее. И наверняка использовал бы свою пилу.
Доктор посмотрел на часы, поставил чашку и выключил кофеварку.
— Мне, к сожалению, пора идти. Вы все прочтете в…
— Мозг был удален?
— Полностью. Иначе мы обнаружили бы следы ликвора, то есть спинномозговой жидкости, или твердой мозговой оболочки. Плотная фиброзная ткань, из которой она состоит, содержит большое количество эластических волокон, способных не разложиться, пробыв год в земле. И еще у них изъяли глаза.
— Глаза?
— Да, об этом сказано в заключении. В земле, заполнившей глазные впадины, не обнаружено никаких признаков жидкости типа стекловидного тела. Остальное вы узнаете от доктора Бюснеля, его владения — в подвале. А я, если не возражаете, хочу после бессонной ночи хотя бы душ принять перед конференцией.
Они попрощались в коридоре, и Шарко, еще под впечатлением от всего услышанного, стал спускаться по лестнице. Пока ему виделось два пути, и один исключал другой. С одной стороны, расстрел и последовавшее за ним сокрытие трупов позволяли думать о казни: люди пытались напасть или убежать, их уложили на месте и спрятали тела, причем спрятали более чем профессионально. Глубокое захоронение — такой же надежный метод, как огонь или кислота. Но с другой стороны — эта история с изъятыми глазами и мозгом наводила на мысль об обряде, о ритуале, совершенном людьми, прекрасно владевшими собой, обладавшими завидным хладнокровием с некоторой примесью садизма. Узнав о пяти трупах, немедленно начинаешь думать о серийном убийце или о маньяке… Но тут-то убийц двое! Короче, в любом случае здесь с общими мерками не подойдешь. Шарко знал, что нельзя пренебрегать ни малейшей подробностью, потому что любая из таких подробностей способна вывести на глубинные мотивации преступника или преступников. На этой планете существуют люди достаточно порочные для того, чтобы убивать себе подобных и выедать потом из черепа их мозг серебряной ложечкой.
Комиссар добрался до морга. В глубине — стеклянная дверь, за дверью сияет не дающая тени хирургическая лампа. Вообще-то нет ничего сложного в том, чтобы найти морг в любом институте судебной медицины: принюхайся и иди на запах.
Когда Шарко открыл дверь, доктор Бюснель поливал водой кафельный пол, и парижский полицейский остановился на пороге в ожидании, пока прозектор наконец его заметит и подойдет к нему.
— Комиссар Шарко из Парижа?
Шарко протянул руку. Рукопожатие оказалось крепким.
— Вижу, что комиссар Перес по всем правилам распространил информацию.
— Вы пришли позже всех, и должен признаться, мне уже наскучило повторять одно и то же. Я уже два дня не выхожу из этого подвала, и есть протоколы, и…
Шарко показал на муху, которая сидела на покрывающей труп зеленой простыне:
— В моей гостинице тоже была муха. Между тем здесь холодно. Ничем их не остановить. Ненавижу насекомых, особенно тех, что летают.
Бюснель, не скрывая раздражения, направился к столу и откинул простыню.
— Ладно. Может, подойдете, чтобы покончить с этим?
Комиссар посмотрел на спокойно стекавшую в желобок воду и медленно, осторожно приблизился.
— Я очень берегу свои башмаки. Они из кордовской кожи и…
— Может, если не возражаете, поговорим наконец о теле? Том, что лучше других сохранилось. Полагаю, мой коллега-антрополог вас уже просветил?
— Да, именно так.
Бюснель был крепким мужчиной высокого роста: метр девяносто или около того. Квадратная рожа, сплюснутый нос — такого легко представить себе в свалке на игре в регби. Шарко перевел глаза на труп. Ему открылось нечто неописуемое: месиво из плоти, земли, костей и жил, настолько лишенное чего-либо человеческого, что уже и не пугало, не отталкивало. Тут тоже верхушка черепа была отпилена.
