Никто ничего не говорит. Кроме гончей, единственный звук издают беспокойно ёрзающие ноги присутствующих.
— А теперь принимайтесь за работу и оставьте меня на хер одного.
Все двенадцать выходят, прямо к двум другим гончим, которых я поставил снаружи. Было бы хохмой запрограммировать их съесть всех членов Совета, когда те выйдут. Хотя, немного контрпродуктивно. Мне нужно, чтобы они выполняли работу, которую я точно не собираюсь делать. Но если я, будучи Дьяволом, не могу слегка повеселиться, зачем заморачиваться?
Теперь я могу вернуться к выяснению остальной силы Люцифера, чтобы убраться отсюда ко всем чертям.
Я описываю круг за кругом по пустынным частям отеля. Я знаю, что Люцифер не оставил бы меня с половинной мощью навечно. Он любит игры. Я знаю, что где-то здесь есть подсказки для меня. Но я не знаю всех правил игры, так что, может быть, не ведаю того, смотрю прямо на одну из них.
Уходя, он сказал, что вернётся, если я когда-нибудь по-настоящему буду нуждаться в нём. С тех пор я не слышал ни единого чёртового слова. Я пытался отправить сообщение мистеру Мунинну. Он единственный из известных мне парень на Земле, который мог бы спуститься сюда, если бы захотел. Полагаю, он не хочет. Я знаю, почему, и нам придётся серьёзно поговорить об этом, когда я вернусь домой.
У святоши Джеймса был бы план, но я просто неустанно брожу по вводящим в транс коридорам, этаж за этажом, в поисках подсказок. Подобные коридоры без окон могли быть где угодно. В космосе, на ракете, кружащей по краю Вселенной. На инкрустированной бриллиантами субмарине Дональда Трампа на дне Марианской впадины.
Адские гончие поднимают глаза, когда видят меня. Я чешу нижнюю часть их окружённых стеклом мозгов, и они довольно рычат. Они похожи на сторожащих королевскую гробницу храмовых псов, только здесь алтари представлены неиспользуемыми джакузи и адовскими мини-барами. Я даже не хочу думать о том, что в них.
Как ни весело было срывать совещание, кое-что настоящее я вынес. Что-то, что я вроде как уже знал, но не мог выразить словами.
Они все спятили здесь внизу. Каждый грёбаный адовец сошёл с ума.
Они не могут хоть пальцем прикоснуться к Небесам, и не могут уйти. Ради чего они застряли в этой дыре? Тысячи лет? Миллион? Для ангелов время идёт не так, как для нас. Они замкнулись в себе и создали культуру крысиного лабиринта. Со всей бюрократией, шизанутыми ритуалами и смертельными западнями. Вы думаете, у Бога был бизнес-план, когда Он создавал Вселенную? Что Его беспокоило, что изобретение света или гравитации превысит бюджет?
Совещания и распри. Придуманные церемонии, новые религии и Благородные Добродетели. Вот чем вы заполняете вечность, когда всё, что вам приходится с нетерпением ждать, это остановку часов, после чего Вселенная схлопнется и начнётся заново.
Впереди что-то есть. Я это не вижу, но чувствую. Это ведущий в конференц-зал блок двойных дверей. Противоположная стена пустая, но в ней таится что-то странное. Она не твёрдая. Для моих глаз Люцифера, штукатурка и краска — дешёвые побочные эффекты. Смени освещение, и сможешь смотреть сквозь них. Коварный ублюдок оставил мне хоть что-то полезное.
Рано или поздно даже безостановочные ритуалы не удержат, и эти мудаки набросятся друг на друга. Самая большая и ужасная в истории гражданская война, пока не останется никого из них. Что бы об этом подумали Небеса? Наверное, хохотали бы. Ад без адовцев. Голубая мечта застройщика. Можно продавать таймшеры: «Это великолепие двух-с-половиной-ванных-комнат расположено близко к школам, магазинам, а в ясный день можно увидеть плавающие в озере дерьма расчленённые дьявольские трупы».
Эта призрачная комната напоминает мне квартиру Видока в Лос-Анджелесе. Он наложил на это место худу, чтобы никто не смог увидеть или вспомнить его, так что он годами не платил за аренду. Но тот, кто придумал эту маскировку, не прячется от коллекторов. Это гораздо более суровая магия.
— Я искал вас, повелитель.
Боже, трахни меня жёстче. Серьёзно.
— Бримборион, я сейчас типа занят.
— Вижу. Ещё один напряжённый день блужданий по коридорам. Слышал, на третьем этаже есть несколько кирпичных перегородок, где, если хорошенько присмотреться, можно увидеть животных и пушистые облака. Может, вам побродить там?
— Чего тебе надо? Погоди. Как ты меня нашёл?
— Я навестил ваш летний домик в библиотеке и заглянул в ваши гляделки.
Я за полсекунды добираюсь до него, смыкаю пальцы у него на горле, отрываю от пола и припечатываю к стене.
— Ты без моего разрешение вошёл в библиотеку?
— Она была не заперта, — хрипит он.
Он начинает синеть. И он не лжёт. Я не помню, наложил ли, когда уходил, на библиотеку заклинание запечатывания. Кроме того, скорее всего он в любом случае смог бы войти со своим гребаным открывающим талисманом. Я роняю его на пол и направляюсь по коридору обратно.
— Что такого важного, что тебе пришлось преследовать меня здесь?
Он хватает ртом воздух и машет мне смятым куском пергамента. Он хочет, чтобы я подошёл туда и взял его, но этого не будет. Я жду, пока он снова сможет дышать.
— Милорд, это банкет сегодня вечером.
— Что за банкет?
— Чтобы отпраздновать закладку первого камня Ратуши.
— Скажи им, что я не могу. У меня грипп или триппер. Что там у вас, парнокопытных, бывает.
— Но, милорд. Вам нужно благословить банкет.
Снова ритуалы.
— Пусть Мерихим это сделает.
— Это не его дело, милорд.
— Ладно. Тогда отмени его.
Он с трудом встаёт. Пергамент больше не смят. Он держится за него, как за спасательный круг.
— Вы не можете.
— Тогда не отменяй. Я назначаю тебя ответственным. Раз Мерихим не может этого сделать, найди того, кто может. Я занят.
Я иду обратно в сторону фальшивой стены. Я слышу, как он идёт за мной.
— Милорд, в прошлом вы были упрямы. Но отказ от банкета выходит за рамки допустимого. И я слышал, что сегодня вы распустили комитет по планированию.
Он прав в одном. Мне было так весело, что я забыл о политике. Ложь и обещания. Было чертовски глупо упустить это.
Я оборачиваюсь, и он резко приближается.
— А знаешь, кто, по мнению Мархосиас и ещё нескольких, меня надоумил?
— Кто?
— Ты.
Он делает шаг вперёд.
— Я?
— Все знают, что ты платишь половине персонала, чтобы шпионили на тебя. Сообщали тебе, кто набирает силу, а кто теряет. Я твоя сила. Ты контролируешь моё расписание и то, кто может говорить со мной и видеть меня. Ты, должно быть, сколотил состояние, продавая моё время. Конечно, ты не можешь зайти слишком далеко. Если со мной будет слишком тяжело связаться, то начнут думать, что ты пытаешься захватить власть. Опасный шаг для находящегося на твоём посту.
Я смотрю на него. Он хочет сказать: «Я не виноват. Ты тот, кто не хочет ничего делать и никого видеть».
— Не принимай это так близко к сердцу. Мархосиас трепалась на твой счёт с тех пор, как я попал сюда. Она не перестаёт упоминать людей из своей команды, которые, по её словам, могли бы заменить тебя. У некоторых довольно неплохие резюме. Ты не знал этого? Может, тебе следует ещё раз просмотреть личные дела своих сотрудников.
Он косится на меня так же, как комитет, когда я опоздал.
— Милорд, при всём должном уважении, я не уверен, что верю вам.
— Во-первых, заканчивай с «милордом». И во-вторых, мне плевать.
Он поворачивается, словно собирается уйти, но просто стоит там.
— Ты всё ещё здесь?
— Я всё гадал, что вы делаете в этом конце дворца. Это из-за того, что вы потеряли, или из-за того, что вам нужно найти?
Я подхожу к нему, разрываю рубашку и срываю с его шеи талисман. Цепочка оставляет у него на горле красивый красный след. Я приближаюсь и шепчу: «Однажды я срезал своё собственное лицо, потому что в тот момент это казалось хорошей идеей. Как думаешь, что я отрежу тебе?».
