как некрасиво!
Ему не нравится, если со мной случается что-то, не вписывающееся в его представления об идеальной матери.
В коридоре я приседаю, чтобы он меня отстегнул, и сердце моё наполняется музыкой, я пытаюсь сдержать улыбку. В правой мокасине, под пяткой, я несу к себе в подвал сокровище. Простую канцелярскую скрепку.
И уже этой ночью, лёжа под кроватью, я пытаюсь ослабить винты, впихивая между скобой и балкой носовой платок, скрученный в жгут, чтобы потом работать им как рычагом, отгибая скобу. Я пробую втиснуть скрепку в паз винта как отвёртку – отлично, работает!
Радость ликования горячая, как недоступный мне грог. Ш-ш-ш… тихо-тихо. Завтра продолжу, пора выбираться наверх, пока моё отсутствие не стало заметным.
Приходится всё делать на ощупь, в полутемноте подвальной ночи. Четыре ночника по периметру слабо освещают комнату. И конечно, действовать осторожно и медленно, чтобы не сломать своё драгоценное орудие.
«Сломалась уже совсем, да и ладно». – Елена посмотрела на ручку джезвы и продолжила напевать под нос какую-то дурацкую мелодию, подёргивая плечами в такт: хоп, хей, ла-ла-лей, насыпала кофе, бросила щепотку кардамона и поставила на огонь.
Последние два дня дочь ходила насупленная, но посуду за собой мыла, правда, с охами и вздохами. Она задумалась, глядя в окно, и кофе, шипя пеной, выплеснулся на плиту, растекаясь безобразной лужей. «Ладно, помою, когда вернусь». – Она посмотрела на часы: нужно торопиться. Кира ещё спала, сегодня ей ко второй или третьей паре.
Елена перелила кофе в чашку, чуть подбелила сливками и щедро сыпанула корицы. Зажмурившись, сделала глоток – вкусно! Тренькнул мобильник, оповещая о сообщении:
«Я очень давно не желал кому бы то ни было доброго утра. И мне приятно сказать это вам. Доброго утра, Елена, и хорошего дня!»
Елена улыбнулась, глядя в сырую темноту ноября, и быстро набрала ответ:
«И вам доброго утра, Глеб! Как раз пью кофе и собираюсь на работу. Надеюсь, мой день действительно будет добрым, пусть и ваш тоже!»
Следующее сообщение пришло, когда она уже надевала сапоги в прихожей:
«Вам очень идёт улыбка, Елена».
И через пару секунд:
«Вы ведь сейчас улыбаетесь, правда?»
«Да», – коротко написала она и вышла из дома.
Заводя машину, она думала о том, что надо бы сосредоточиться и вообще быть серьёзной, но всё равно улыбалась, поглядывая на телефон.
Больше сообщений не было, она смотрела по сторонам, выезжая со двора, щёлкала сигналом поворота, перестраиваясь, выкатываясь в широкую реку машин, и постепенно из сознания вытеснялось утреннее СМС, пролитый кофе, улыбка. Она снова становилась Еленой Васильевной Киселёвой – заведующей отделением, оперирующим хирургом-онкологом.
Сегодня большая выписка.
– Ну что, домой? – Елена посмотрела на бледное лицо Светланы Леонидовны.
– Спасибо, вам доктор. – Её голос был слабый, кожа нездорового воскового оттенка, а серо-голубые глаза – выцветшие.
– Ничего, ничего, – доктор похлопала пациентку по плечу, – самое сложное позади. Дальше – только выздоравливать и к нам не возвращаться.
– Постараюсь, – Светлана Леонидовна кивнула.
– За вами сын приедет? – уточнила Елена.
– Да-да, – пациентка потупила взгляд, – я, знаете, стараюсь его понимать. Другие, правда, не всегда могут. Но вообще-то он парень хороший.
– Конечно, хороший. – Елена сделала шаг от кровати.
«Не хватало мне душещипательных откровений», – холодно подумала она.
Светлана Леонидовна открыла рот, чтобы что-то сказать, но Елена уже развернулась и с приклеенной улыбкой вышла из палаты.
– Здравствуйте, Елена Васильевна. – Из-за огромного букета цветов показалась белобрысая голова.
Елена мельком отметила, что розы шикарные. Он стоял возле её кабинета.
Странное дело, этот парень каким-то удивительным образом умел быть очаровательным без всякого сексуального подтекста. Она видела, что медсёстры смотрят на него с вожделением, и знала, что несколько барышень даже не намекали, а едва ли не в открытую приглашали его на свидание, включая Верочку, но он неизменно отказывался. Что, разумеется, делало его ещё более привлекательным. Передавая слухи, Еленина секретарша рассказала, что у этого Вадима «в анамнезе» какая-то трагическая любовь, от которой он всё никак не может оправиться. «Отличный ход!» – подумала тогда Елена.
– Здравствуйте, Вадим Григорьевич.
На его щеках заиграли ямочки.
– Это вам.
– Думаю, это излишне. – Она старалась скрыть смущение.
– Не откажите в любезности, – Вадим упрямо мотнул головой, – вы самый чуткий врач, которого я знаю, и отнеслись к маме с таким вниманием! Пожалуйста…
Шарообразный букет, состоящий из алых роз, был неприлично огромным и неприлично дорогим. Проходящий мимо врач-анестезиолог, он же старинный Еленин приятель, Миша, закатил глаза, вздохнул и пошёл дальше.
– Елена Васильевна, не отказывайтесь. – Он улыбнулся обезоруживающие-беспомощно, протягивая цветы, и… она взяла, уколов безымянный палец об острый шип.
– Спасибо, Вадим Григорьевич, но, право, не стоило, это просто моя работа. А вашей маме повезло, всем бы таких сыновей. – Елена говорила приличествующие случаю слова.
– А у вас дети есть? – Вадим заинтересованно наклонил голову.
Вопрос был слегка бестактным.
– Простите?
– Вы сказали, что всем бы таких сыновей. – Вадим улыбнулся, как Чеширский Кот, смакуя комплимент. – Значит, у вас нет такого сына?
– Спасибо за букет, Вадим Григорьевич, восхитительные розы! Всего наилучшего. Берегите маму. Все рекомендации я написала в карте, выписку получите у медсестры на посту. Не поймите меня неправильно, но, надеюсь, мы больше никогда с вами и вашей мамой не увидимся. Будьте здоровы!
– А у меня странное ощущение: мы с вами обязательно увидимся, Елена Васильевна, но при хороших обстоятельствах. – Он ей неожиданно подмигнул.
Елена уже жалела о том, что взяла этот огромный букет. Он был тяжёлый, громоздкий и оттягивал ей руку.
– Поживём – увидим.
– Всего наилучшего. – Он помахал рукой и, не оборачиваясь, пошёл по коридору.
День перевалил за середину, постепенно превращаясь в хрустально-морозный вечер, Елена прикрыла глаза, думая о том, что в нижнем ящике стола лежит бутылка коньяка.
«Нет, не сегодня, – она отогнала от себя эту мысль, – поеду домой на своей машине».
Иногда она оставляла машину на больничной стоянке и вызывала такси, особенно если выпивала после работы не одну рюмку.
– Елена Васильевна, – обернулась Верочка, – я все выписки сдала и копии для архива.
– Да-да, Вера, – доктор устало выдохнула, – вы хорошо поработали, можете уйти домой пораньше.
– Спасибо! – Медсестра подскочила со стула.
– Да, – Елена кивнула на букет, стоящий в ведре с водой, – и цветы заберите.
Верочка растерянно заморгала:
– Да вы что, это же… вам!
– Берите-берите, Вера, у меня они завянут мгновенно. Лечить людей я умею, а вот за цветами ухаживать – нет.
– Потрясающие! – Верочка схватила букет и прижала к себе. – Спасибо большое, Елена Васильевна! Скажу своим, что парень подарил. То-то удивятся!
Елена ничего не ответила,
