Слева от ширмы стоял за простым белым экраном Ода Синдэн, маленький одноглазый врач. Он был одет в полностью белый формальный костюм самурая феодальных времен: куртка с широкими плечами и без рукавов, свободные брюки, кимоно. В руках Синдэн держал обнаженный самурайский меч с белой рукояткой.
На полу перед Рэйко Гэннаи стояла тати-осики, тонкая деревянная пластина с четырьмя длинными ножками. На ней располагалась чашка с сакэ, две бамбуковые палочки для еды и тарелка с морскими водорослями и тремя кусочками маринованных овощей.
Потянувшись направо, она взяла с низкого деревянного столика шифрованную телеграмму и сквозь набежавшие слезы перечитала ее последний раз. Прислал телеграмму Виктор Полтава.
«По приказу Уоррена Ганиса я убил вашего сына, который был Аикути.»
Рэйко Гэннаи поднесла телеграмму к пламени свечи на столике, потом уронила запылавший листок в маленькую неглазированную посудинку. Да, я сказал Виктору убить Аикути, подтвердил Уоррен, но, клянусь, я не говорил ему, что убить нужно Хандзо. Вероятно, Виктор что-то неправильно понял.
Дураки и трусы прибегают ко лжи, а Уоррен и дурак и трус. Естественно, он хотел отомстить. Рэйко Гэннаи пыталась убить его жену Акико, и Ганис ответил на это. Полтава был всего лишь инструментом.
Рэйко Гэннаи оказалась неразрывно связанной с мертвым убийцей. К тем, что выковал эту связующую цепь, относились таиландский полицейский Чакри, находящийся сейчас под арестом, слепая Ханако, лежащая под охраной в одной из больниц Бангкока, американский журналист Мейер Уэкслер. Акико, разумеется. А главное — лорд Ковидак, посредством его опаснейшей книги.
Рэйко Гэннаи трудно было осознать, что Виктор мертв. Она привыкла видеть в нем несокрушимую и вечную силу. Но смерть — это черный верблюд, который преклоняет колени перед вратами всех и каждого.
Вот из-за этой-то связи с ним правительство ее и не поддержит, хотя все, что она делала, делалось ради «Мудзин». Полтава был самым разыскиваемым преступником в мире. Он совершил преступления против японского народа. Контакты Рэйко с ним нельзя отнести к легитимным средствам защиты японского бизнеса.
Уже по этой причине ей придется вынести позор и унижение уголовного суда, впервые в истории «Мудзин» это произойдет с теневым правителем компании.
Они стал также камнем на шее Уоррена Ганиса. У американской полиции были вопросы об их сотрудничестве, об убийстве родителей Ганиса сорок лет назад, о его поведении в секретном тюремном лагере. Рэйко Гэннаи нисколько не удивилась, когда лопнула сделка с «Баттерфилдом», на чем «Мудзин» потерял больше сорока миллионов американских долларов.
Уоррен перестал приносить пользу компании.
Как и Рэйко Гэннаи. Ибо, сказал ей Тэцу Окухара, когда американец убил Они, он убил и тебя.
С нею Тэцу Окухара, новый президент «Мудзин», обошелся достаточно грубо. Для нее больше нет места в компании, сказал он. Она не сумела ликвидировать книгу Ковидака, и это непростительно. Рэйко Гэннаи располагала неограниченной властью, следовательно, павший на них позор должен достаться ей.
На ней ответственность за то, что «Мудзин» сейчас расследуют правительства и журналисты в Америке, Англии и Европе.
— Возраст уменьшил твои возможности и увеличил недостатки, — сказал ей Окухара. — Бесчестье, которое ты навлекла на «Мудзин», будут помнить долго. Никто тебя не боится. Теперь ты вызываешь только презрение.
Однако Ода Синдэн напомнил отчаявшейся Рэйко, что решение ее проблем существует. Ей следует вспомнить, что она самурай, то есть совершенно особое существо. И поступить, как подобает самураю.
Он сказал: ты должна стереть этот позор с «Мудзин», со своей семьи, с Гэннаи, семьи твоего мужа. А путь существует только один. И он умолк, ожидая, как она отреагирует.
Увидев, что она поняла, что она согласно кивнула, он предложил: если ты окажешь мне такую честь, я буду твоим кайсяку, твоим помощником.
Она опять кивнула. И, улыбнувшись, начала готовиться к сэппуку, ритуальному самоубийству.
Сейчас, в спальне на втором этаже, Рэйко Гэннаи склонила голову и прошептала:
— Я понимаю, что за мою неудачу меня могло постичь более суровое наказание. Я благодарна за возможность самой принять смерть и этим спасти свою честь.
Ода Синдэн проговорил из-за белого экрана:
— Сегодня благоприятный день для твоей смерти. Солнце начало подниматься, боги скоро примут тебя. Я надеюсь, все у тебя пройдет гладко в такой удачный день.
— Есть еще дело, связанное с моим сыном.
— Я об этом уже позаботился.
— Благодарю вас. — Она склонила голову. — Благодарю вас.
Она стала медленно есть маринованные овощи, а Ода Синдэн тем временем говорил негромко.
— Твоя смерть будет достойной. Отдавая жизнь за идеал, ты обретешь чувство радости, твое существо наполнится чем-то новым. И тебя будут помнить, ибо в смерти ты сохранишь честь и достоинство. То, что ты делаешь, доступно лишь человеку большой устремленности. Ты действительно Императрица.
Рэйко Гэннаи поднесла чашку с сакэ к губам, сделала два глотка, подождала, сделала еще два глотка. Получилось четыре. Слова, обозначающие «четыре» и «смерть», произносятся одинаково — си.
Потом она посмотрела в окно, на небо в золотых и красных полосах рассвета, и рука ее нащупала нож с белой рукояткой, обернутой в бумагу и покоящийся на белом деревянном подносе.
Тогда Ода Синдэн вышел из-за белого экрана, подняв меч высоко, как делается при сэппуку благородных людей. Ее руки к ножу — это был условленный между ними сигнал. Ему поручалось сделать свое дело до того, как она разрежет свою плоть.
Он обещал Рэйко Гэннаи, что боли она не почувствует.
Она и не почувствовала, ибо Ода Синдэн обезглавил ее одним ударом.
* * *
Нью-Йорк
Утром следующего дня Уоррен Ганис лежал голый на поролоновом матрасике. Дзасси, старый слепой массажист, приставил маленькую металлическую трубочку к его спине и ввел золотую иглу в растертую маслом плоть.
Ганис вздохнул от удовольствия. Эти сеансы с Дзасси были единственным, что не давало ему сойти с ума. После того как Акико оставила его, жизнь стала пустой. Единственной радостью была смерть Виктора от рук человека, который украл у Ганиса жену. Теперь, когда Они лежит в земле, можно спокойнее спать по ночам.
Пресса превратила Эдварда Пенни в полубога. С Акико его еще не связали, но скоро свяжут. Он вовсе не относился к любимцам Ганиса, но надо же отдать человеку должное. Уж вряд ли многие сумели бы победить Виктора, да еще его собственным ножом.
Ганис был вынужден окружить себя толпой адвокатов, которые изо всех сил старались отстоять его у судей, федеральных прокуроров, комитетов конгресса, агентов ФБР — и от коннектикутской полиции, которая выясняла обстоятельства убийства его родителей примерно сорок лет назад. На все это его деликатный желудок реагировал чрезвычайно болезненно, давление тоже не давало покоя. Дзасси, с его массажем и иголками, стоил своего веса в золоте.
Акико. Ганис никогда не оставит мысли вернуть ее. Виктора нет, уже огромной заботы меньше, Императрица до предела занята, ей нужно как-то выжить при Тэцу Окухара, новом президенте «Мудзин». Окухара — тяжелая личность. С ним работать будет намного сложнее, чем с Ясудой и Рэйко Гэннаи.
Ганис его считал холодным, лишенным обычных эмоций, мозг у Окухары вроде компьютера. Уж он-то наведет порядок. На нем даже может кончиться система теневых правителей в «Мудзин». Ну, или прекратиться на время, ибо «Мудзин», если на то пошло, вечен.
Как и сама Япония, компания пережила войны, голод, наводнения, землетрясения, все, что мог наслать на нее Бог или человек. Ганис не сомневался, что теперешний кризис «Мудзин» тоже переживет. С трудом и потерями, но переживет.
Но уж никакая женщина не будет командовать при Окухаре. Если уж Рэйко Гэннаи не смогла с ним ничего сделать, это не удастся и ни одной другой женщине в мире.
Лежа с закрытыми глазами, Ганис потихоньку погружался в сон, а Дзасси продолжал вводить в его плоть золотые и серебряные иглы. Единственным, о чем он мог думать помимо собственного выживания, была Акико. Нет, он ее не уступит этому Пенни. Если потребуется его убить, ну что ж. Акико не будет принадлежать другому мужчине, пока Ганис жив.
Он уснул, думая, как же вернуть жену, и не видел, что Дзасси вытащил иголки, а потом опять ввел их в его плоть. По иной схеме.
Когда пришел один из слуг, чтобы проводить слепого массажиста к ожидающему такси — так было заведено — ничего неподобающего он не заметил. Как обычно, Уоррен Ганис лежал на матрасике, его розовое мясистое тело было покрыто простыней. И, как обычно, его не следовало беспокоить по меньшей мере полчаса.
В такси, которое везло его домой, Дзасси думал — интересно, каково Ода Синдэну в «Мудзин» при новом правлении. Слепой улыбнулся. У них, братьев-близнецов, всего один глаз на двоих…
