а скорее шельмовал, протокол заседания. И, обращаясь ко всем участникам, спросил:
– У кого есть другие вопросы и предложения, чтобы рассмотреть их по существу?
– Стороне обвинения все предельно ясно! – зачем-то быстрее всех, даже на опережение окончания вопроса судьи, выпалил Ярош.
В кабинете у Сербенева, в присутствии адвоката, прокурор формально пролистает комиссионную судебно-медицинскую экспертизу по девочке, но веселым станет уже до этого. Федорчук догадался, что тот узнал результаты всех экспертиз заранее. Теперь ведь получил информацию при доверительной беседе с судьей, один на один, хотя Лехе он таких преференций не предоставил. Но опять произошло все не в зале судебного заседания, а в его кабинете. Все казалось довольно странным! Тогда и Ярош понял, что Рондов плывет против течения, а он по глупости чуть не поддался его влиянию, и не клюнул, как говорят, на живца. Заключение по Маскаеву, что вроде его насиловали резиновой палкой или дубинкой ПР-Таран (ПР-Т) с боковой рукояткой, читать вообще не стал, считал бредом.
Леха понимал, что теперь и сам он, и его аргументы защиты становятся пустыми словами и легко опровергаемыми. Тогда он снова предпринял попытку сыграть на странном и необъяснимом обстоятельстве, как на отсутствие в суде основного свидетеля, истца, или правильнее, истицы, или потерпевшей, то есть, самой девочки, Маскаевой Ирины Петровны, которой только через две недели исполняется четырнадцать лет.
– Ваша честь! Но отсутствие потерпевшей, когда невозможно задать ей вопросы по сути самого дела, как стороне обвинения, так и стороне защиты…
– У нас нет к ней вопросов! – тут же опять выделился и выкрикнул прокурор, не дожидаясь окончания вопроса. – Ее заявления и протоколов допросов, что есть в деле, нам достаточно!
– …Но пусть даже так, – выруливал свою линию адвокат, – она же должна подтвердить их в суде!
– Алексей Игоревич! – сурово произнес Сербенев. – Ну, мне ли вам объяснять, какая здесь психологическая травма для ребенка! Но если вас и такое объяснение не устраивает, и вы приготовились писать жалобу или протест, я вам не советую спешить! – Он говорил так, что Федорчуку сразу напомнило их недавний разговор в кабинете. Леху обдало, словно холодным душем. Он не успел еще забыть, как работал в отделе кадров машиностроительного завода. Мотался как мальчик на побегушках. Как год зубрил адвокатский профессиональный минимум, чтобы сдать экзамены в одну из Пензенских коллегий адвокатов. Теперь воспитывал и содержал двух сыновей, еще школьников, и вкладывался в развитие бизнеса жены, секонд-хенда. И тут у него защемило сердце и заныло в душе. И он решил не дергать пока тигра за усы.
– Если вы считаете, – продолжал Сербенев, – что мы не можем в таком составе вести наше дальнейшее заседание, то давайте перенесем его на более удобное время, когда девочка сумеет присутствовать на нем!
Но Леха понял, почему судья нес белиберду. Он знал уже наперед, что адвокат пригласил в суд свидетельницу, которая сейчас важна, как надеялся Федорчук, для стороны защиты. Но Сербенев давно просчитал, или просто знал из опыта работы, что ни один свидетель, ни одна свидетельница не смогут напрямую опровергнуть заявление девочки об изнасиловании. Николай Викторович вел не первое такое дело, и все они как-то похожи одно на другое: жертва и насильник, как правило, оказывались один на один. Какие здесь могут появиться свидетели? Он часто выносил решение, подчиняясь внутреннему голосу справедливости и интуиции судейской воли. Правда, в подобных делах присутствовали и неопровержимые улики: пятна спермы, крови, слюны, чужеродные волосы на лобке потерпевшей и даже обвиняемого, и их генетическая принадлежность. Сейчас ничего такого и в помине не было. Но свернуть с намеченного комитетом пути он не мог, раз дело уже попало в суд. Он стал частью той машины, где сбой в работе по его вине, сразу делает судью маленьким и ненужным винтиком. А Пензенский областной суд при обжаловании прокурором и потерпевшей стороной его решения, если оно будет в разрез и не в угоду следственного комитета, примет однозначное решение в пользу потерпевшей стороны. А его самого, как сломавшегося винтика в часовом механизме, легко заменят другим, исправным винтиком. Или на место больного часовщика подберут здорового. Желающих в России стать судьей немерено, а проще сказать, хотят все юристы. Такой уж привлекательной и престижной стала сама профессия – оказаться в статусе федерального судьи.
«Господи! – воскликнул я в Сибири. – Почему такое опять с нами? Мы были уже такими или ими стали?»
При губернаторе Чернореченцеве, как в черной реке, стали востребованы ложь, предательство, лицемерие, подлость и обман. В области захватили ключевые посты и должности доверенные ему лица. Они оказались у руля банковских, финансовых и всех экономических структур. Я вспомнил его инсинуации в адрес американского Госдепа, что они якобы виноваты в убийстве русского парня цыганами в Чемодановке. Он не раз говорил известную фразу: «Если процесс нельзя остановить, то его надо возглавить!»
И все потому, что при Чернореченцеве в Пензе перестанут люди верить в Закон, в Конституцию, в справедливость. Вся губернаторская верхушка разрушала и убивала в области систему правосудия, незыблемые моральные правила. И все видели, как хаос движется по кругу – от Кузьмича к Ванюшке, и обратно, когда Кузьмич станет сенатором, пока не возбудят против него уголовное дело, и пока сам Ванюшка не окажется в СИЗО.
Леха не готов оказался продолжать дальше злить судью. Он смирился с тем, что тот дает ему возможность хотя бы допросить в суде свидетельницу. Она была заявлена в уголовном деле, но с неубедительным протоколом допроса.
Адвокат встретился с ней у нее дома. Ею оказалась приятная женщина Маркина Юлия Николаевна. И Леха не очень удивился, что разнятся пояснения свидетельницы с показаниями в деле, где протокол ее допроса составил Сунин. Все то, что она расскажет адвокату, согласится рассказать и в суде. И Леха тогда подумал, что живет еще и не умерла честная и свободная душа у русского народа.
В зал вошла полная женщина с наличием талии. Судья предоставил возможность адвокату задавать вопросы первым.
– Юлия Николаевна! Здесь, в суде, возникли некоторые сомнения у меня, и я хотел бы их разрешить. Вы знаете Анастасию Петровну Маскаеву? Она здесь, в зале суда? – обратился Федорчук, как бы тем самым продолжая формальную процедуру судебного заседания.
Маркина Юлия Николаевна, женщина в зрелом возрасте, то ли не обратила на нее внимания, занятая своими мыслями, то ли переволновалась, поэтому, чтобы убедиться при ответе на вопрос, обернулась и посмотрела на жену подсудимого.
– Да, знаю, мы соседи!
– Скажите, а вы не запомнили тот день, год назад, 12 июня
