Репортеры забросали Грира вопросами. Камеры как безумные начали вспыхивать яркими блицами. Питер двинулся вдоль одного края толпы, пробираясь к лестнице. Никто не обратил на него внимания, как будто он невидимка. Возможно, так оно и было. Он уже призрак. Всю свою жизнь Питер ощущал к душе пустоту. Как будто в ней зияла дыра, которую ничто не могло заполнить. Возможно, небытие разъедало его изнутри уже много лет, и все то, что делало его человеком из плоти и крови, давно исчезло, и он сделался невидим.
Куинн заметил, что в зале появился Бондюран. Как ни странно, только он один. «Просто никто не смотрит в эту сторону», — подумал он. Взгляды всех присутствующих прикованы к оратору и той дребедени, которую он вещал и которую все хотели услышать, чтобы потом распространить ее дальше со страниц газет и экранов телевизоров. Наверное, свою роль сыграло и то, что Бондюран не похож на самого себя — небритый, помятый. Совсем не тот, который, волосок к волоску, привык расхаживать в дорогих, сшитых на заказ, костюмах.
А еще он был страшно бледен — до такой степени, что кожа казалась почти прозрачной, как папиросная бумага. Лицо осунувшееся, как будто изнутри его грызла болезнь. В следующий миг их взгляды встретились. Бондюран тотчас замер на месте позади телеоператоров и остался стоять, прижав к себе матерчатую сумку.
Куинн весь напрягся — увы, как раз в тот момент, когда Грир пригласил его подняться на сцену.
Вспышки блицев заслонили от него Бондюрана. Интересно, заметил его Ковач или нет?
— Я хочу подчеркнуть, — начал он, — что допрос возможного подозреваемого не означает окончания расследования.
— По вашему мнению, Ванлис и есть Крематор? — выкрикнул какой-то репортер.
— Думаю, с моей стороны было бы неразумно делать какие-то высказывания по этому поводу.
Джон попытался слегка сменить положение, чтобы иметь возможность держать Бондюрана в поле зрения. Увы, тот уже покинул место, где только что стоял. Агент еще больше напрягся.
— Но ведь Ванлис вписывается в профиль. Он был знаком с Джиллиан Бондюран.
— Скажите, это правда, что в момент ареста при нем нашли предметы ее гардероба? — спросил другой.
Черт, еще одна утечка, раздраженно подумал Куинн. В данный момент для него было куда важнее вновь отыскать глазами Бондюрана, чем отвечать на дурацкие вопросы журналистов. Что здесь делает Бондюран — один, похожий на бомжа?
— Специальный агент Куинн…
— Никаких комментариев.
— Вам есть что сказать по поводу убийства Джиллиан Бондюран?
— Ее убил я!
С этими словами Питер Бондюран вышел из-за спин операторов и, шагнув к основанию лестницы, повернулся лицом к собравшимся. На какой-то миг один только Куинн понял, что признание исходит из его уст. Но уже в следующий миг Бондюран приставил к виску пистолет, и толпа пришла в движение.
— Ее убил я! — вновь выкрикнул Бондюран еще громче.
Похоже, он сам был ошарашен признанием. Потому что застыл на месте — бледный, как мел, выпучив глаза и разинув рот. Затем, не сводя с толпы глаз, он боком двинулся вверх по лестнице, к тем, кто стоял рядом с возвышением: мэру, шефу Гриру, Теду Сэйбину. Те, глядя на него, дружно попятились — как будто видели его впервые в жизни.
Куинн не шелохнулся.
— Питер, опустите оружие, — твердо сказал он, и микрофоны разнесли слова по всему залу.
Бондюран покачал головой. Лицо его подергивалось, то и дело искажаясь гримасой. Левой рукой он прижимал к себе матерчатую сумку. Куинн заметил, что вслед за ним, опустив вниз стволы взведенных пистолетов, движутся двое полицейских.
— Питер, ты ведь не хочешь этого делать, — мягко произнес он и слегка отодвинулся от подиума.
— Я сломал ей жизнь. Я убил ее. Теперь моя очередь.
— Но почему именно здесь и сейчас?
— Чтобы все знали, — произнес Бондюран сдавленным голосом. — Чтобы все знали, что я собой представляю.
Из толпы в направлении лестницы выскочил Эдвин Нобл.
— Питер, не вздумай этого делать!
— Что именно? — спросил Бондюран. — Губить свою репутацию? Или твою?
— Ты несешь чушь! — рявкнул адвокат. — Мигом опусти оружие.
Питер не слушал. Его терзания можно было ощутить едва ли не кожей. По градинам пота, что катились по лицу. По исходившему от него запаху. По надрывному дыханию, которое издавали его легкие.
— Это моя вина, — произнес он сквозь слезы. — Я это сделал — и должен заплатить. Здесь и сейчас, потому терпеть выше моих сил.
— Пойдемте со мной, Питер, — предложил Куинн, подходя чуть ближе и протягивая руку. — Сейчас мы сядем, и вы расскажете всю историю. Ведь вам хочется сделать именно это, верно? Вы за этим пришли сюда?
Говоря, Куинн слышал непрерывное щелканье фотоаппаратов, жужжание видеокамер. Не иначе как материал идет в прямой эфир. Вся репортерская братия спешила запечатлеть агонию человека, чтобы потом скормить ее аудитории.
— Вы можете доверять мне. Я ведь с самого первого дня просил вас рассказать правду. Это все, что мне нужно. Прошу вас поделиться со мной.
— Я убил ее, я убил ее, — твердил Бондюран, и слезы ручьями текли по щекам. Рука с зажатым в ней пистолетом дрожала. Еще несколько минут, и он сам, не выдержав мышечного напряжения, разожмет пальцы. Если, конечно, до этого не разнесет себе голову.
— Вы послали за мной, — произнес Куинн. — Вы ведь это сделали не просто так. Почему же отказываетесь сказать мне правду?
— О господи! О господи! — причитал Бондюран, обливаясь слезами. Было видно, что эта борьба отнимает у него последние силы. Рука ходила ходуном. Но затвор он все-таки взвел.
— Питер, не смейте! — крикнул агент и бросился к нему.
Грохнул выстрел, а в следующий миг зал взорвался гулом голосов. Опоздав всего на долю секунды, Куинн схватил Бондюрана за запястье и дернул его руку вверх. По залу прокатился грохот второго выстрела. Ковач бросился к миллиардеру сзади, вслед за ним полицейские. Короткая борьба — и пистолет уже у них в руках.
Бондюран обмяк и навалился на Куинна — весь в слезах, в крови, но живой. Агент осторожно посадил его на мраморные ступени. Первая пуля проложила борозду длиной в пару дюймов через кожу и волосы чуть выше виска, чтобы затем улететь куда-то на второй этаж здания. Правая половина лица почернела от порохового дыма. Миллиардер опустил голову между коленями, и его вырвало.
От гула голосов закладывало уши. Фотографы торопились найти выигрышные ракурсы. Эдвин Нобл, бесцеремонно расталкивая их, направился к раненому боссу.
— Только ничего не говори, слышишь меня, Питер?
Ковач брезгливо посмотрел на адвоката.
— Думаю, слишком поздно давать такие советы.
Наконец, чтобы призвать зал к порядку, на подиум поднялся Тед Сэйбин. Мэр заливалась слезами. Дик Грир рявкал на подчиненных. Полицейские конфисковали пистолет и очистили проход для медиков.
Куинн сидел рядом с Бондюраном, по-прежнему сжимая ему запястье — правда, теперь он прощупывал пульс, который бился как сумасшедший. Впрочем, его собственный был таким же. Не дрогни у Бондюрана рука, и он бы на виду у всей страны вышиб себе мозги. Это малоприятное зрелище потом транслировали бы по всем каналам, предварительно снабдив предостережением «следующие кадры могут нанести вред…».
— Питер, вы вправе ничего не говорить, — мягко произнес Джон. — Потому что все, что вы скажете, может быть использовано против вас в зале суда.
— Неужели это непременно нужно делать прямо сейчас? — прошипел Нобл. — На глазах у прессы?
— Он поднялся на подиум с пистолетом в руке тоже на глазах у прессы, — парировал Куинн и потянул матерчатую сумку, в которой Бондюран пронес в зал оружие. Миллиардер попытался не выпустить ее из рук, однако все-таки разжал пальцы, а сам, рыдая, рухнул на пол бесформенной грудой. — Думаю, в том, что касается Питера Бондюрана, с попустительства властей и без того было нарушено не одно правило, — добавил Куинн и передал сумку в руки Винсу Уолшу. — Тяжелая. Как бы в ней не оказалось еще оружие.
— Вы имеете право потребовать, чтобы на допросе присутствовал ваш адвокат, — продолжал Ковач, вытаскивая наручники.
— Господи Иисусе! — раздался в следующий миг хриплый возглас. Куинн поднял глаза. Уолш выронил из рук сумку и схватился за шею. Лицо его сделалось багровым.
Позднее медики сказали, что он умер за миг до того, как рухнул на пол — рядом с черной матерчатой сумкой, в которой лежала отрезанная голова Джиллиан Бондюран.
Кейт поднялась и отошла от Эйнджи, даже не пытаясь вникнуть в то, что сказала девушка. Она надрывно дышала. Резкой болью давал знать о себе локоть — падая на пол, она ударилась им о кофейный столик. И вот теперь Кейт яростно растирала его, судорожно пытаясь собраться с мыслями. Эйнджи сидела на полу, завывая не своим голосом, и раз за разом ударяла себя по голове окровавленными руками. Ее джинсы были заляпаны кровью, сочившейся из надрезов, оставленных армейским ножом.
