Замора сел за руль.
— "...Если вы не в состоянии пригласить адвоката... — Голд осмотрел суставы пальцев, ободранные о скулы Аттера, — вам должны предоставить его".
* * *
Через десять минут Голд и Замора подъехали к ван-ньюскому отделению полиции, вытащили Аттера из машины и почти пронесли по коридору к посту дежурного. Белая форма Джесса была вся заляпана кровью. Кровь лилась из носа, изо рта, из ушей.
Дежурила молоденькая азиатка.
— Бог мой! — охнула она. — Кто это его так?
Чтоб снять отпечатки пальцев, Аттера пришлось прислонить к стойке.
— Я хочу подать жалобу. — Он едва шевелил разбитыми губами.
— Заткнись, недоносок! — прикрикнула девушка. Она узнала форму Клана. И мелодичным голосом обратилась к Голду: — Кошмар, что творится в той церкви. Вызвали специальное подразделение, восемнадцать солдат, три раза стреляли, арестовано больше тридцати человек. Через пятнадцать минут сюда этих придурков набьется как сельдей в бочку.
— Смертельные случаи есть?
— Я хочу подать жалобу! — С подбородка у Аттера капала кровь.
— Нет, но много проломленных голов. И еще один парень укусил другого за ухо. — Она повернулась к Заморе: — Скажи, мы не встречались раньше?
Шон заулыбался, подошел ближе.
— Я актер. Вы могли видеть меня по телевизору. Последняя моя роль — в «Симон и Симона».
— Пошли, гад, — сказал Голд.
— Я хочу позвонить своему адвокату! — Аттер снова задергался, обрызгал всех кровью.
— По телевизору! — Глаза девушки засверкали.
— Правда, пока в эпизодах. Но осенью я буду играть главную роль в одном очень забавном фильме. Но сниматься придется в Мехико.
— Я имею право вызвать адвоката!
— Телефон неисправен.
— Неправда!
Голд подошел к висящему на стене телефону, снял трубку, дернул обеими руками, оборвал и выбросил в корзину для мусора.
— Вот и все.
— Еврейская свинья!
— Пошли, — приказал Голд, толкнул Аттера в спину и повел по коридору к камерам.
— Подожди! Вспомнила, где я тебя видела. В том журнале, как его...
Замора застенчиво улыбнулся.
— "Плейгерл".
— Верно! «Плейгерл»! Все девчонки в отделении от тебя без ума. «Обнаженный слуга закона». Ты такой сексуальный!
Замора расплылся в улыбке и подошел совсем близко.
— Спасибо, сержант.
— Ким. Зови меня Ким. — У нее были ровные, ослепительно белые зубы. — Слушай, я хочу тебя кое о чем спросить.
— Уже догадался, о чем.
— Как у тебя держится значок, на чем, понимаешь? Одежды-то никакой нет.
— Замора! — окликнул Голд. — Подай-ка дубинку! Проломлю ему башку.
Аттер уцепился за проволочную сетку на стальной двери и отказывался идти дальше. Голд напрасно пытался отодрать его.
Замора покинул хорошенького сержанта, подошел к борющимся.
— Вот приклеился. Как самым лучшим театральным клеем. Ничего, справимся. — И Замора боднул Аттера в поясницу. Клановец выпустил дверь и застонал от пронзившей его насквозь боли.
— О, бить по почкам — жестоко! — посочувствовала дежурная.
— Ничего подобного. — Шон повернулся к ней. — Это немножко взбодрит его. Просто немного спирта — чтоб растворить клей.
Девушка захихикала.
— Пошли, сукин сын. — Голд ухватил Аттера за ремень и потащил по коридору. Замора шел следом и пинал Джесса в зад.
До камер оставалось немного. Аттер хватался за дверные ручки, и Голду все время приходилось быть начеку. Коридор кончился, они завернули направо, и Голд швырнул маленького человека на пол перед зарешеченной, ничем не отличающейся от прочих дверью.
— Пришли, Джесс. Обезьяний питомник. Аттер приподнялся, взглянул на него.
— Что?
Голд засмеялся:
— Буги-вуги, Джесс. Зверушки из джунглей. Черномазые. Видишь?
В длинной, темной камере шесть или семь негров расположились в ленивых позах на бетонном выступе, заменявшем скамью. Некоторые по пояс голые, другие в пестрых, рваных майках и свитерах. Голд знал, что это всего лишь внеочередная воскресная встреча Союза черных офицеров в костюмах для рыбной ловли. Но Аттер видел воплощение своих ночных кошмаров — ужасных преступников из гетто.
— Эй! Ниггеры! — Голд потряс решетку. — Вам подарочек, макаки! Знаете, что это за парень? Это великий маг и кудесник из Калифорнийского клана, и сейчас он с вами разберется, надает пинков в ваши черные задницы. Не верите? Ей-богу, это знаменитый клановец!
Семеро негров уставились на них. Угрюмые, грубые лица невозмутимы, в темноте сверкают белки глаз.
— Ты не посадишь меня к ним, — прошептал Аттер.
— Посажу, будь уверен.
— Пожалуйста, не сажай меня к ним.
— Ты хочешь позвонить? О'кей. Это и есть загон для придурков, которые хотят позвонить. — Он опять тряхнул решетку. — Ниггеры, вы все ждете, когда освободится телефон? Правда ведь?
— Заткни свою вонючую пасть, полицейская собака!
— Видишь, — ухмылялся Голд. — Просто компашка негров-насильников ждет очереди, чтобы позвонить адвокатам-евреям.
Один из черных, глядя прямо в глаза Аттеру, сделал неуловимое движение рукой, в ладони блеснуло короткое, зловещее лезвие. Он послал Джессу воздушный поцелуй.
— У него нож! — заверещал Аттер. — Я видел, видел лезвие ножа!
— Что? Жена? Ты хочешь позвонить жене? Ладно. Я бы на твоем месте позвонил адвокату, но монетка твоя, тебе выбирать. Сержант! — позвал Голд. — Вторую камеру.
В глубине тюрьмы что-то лязгнуло, клетка открылась.
— Нет! Нет! — Аттер вопил и катался по полу. — Пустите меня!
— Заходи, великий маг.
Голд и Замора ловили Аттера за ноги, за руки, он вырывался, брыкался.
— Нет! Нет! Подождите! — Аттер в отчаянии цеплялся за своих палачей. — Я дам вам номер, который вы хотели.
Голд покачал головой.
— Поздно, майн фюрер. Я к тебе приходил по-хорошему, ты меня осрамил, теперь пеняй на себя. — Он кивнул Заморе, они подхватили Аттера и бросили в камеру, в лужу мочи. — Сержант! — Решетка с лязгом опустилась.
Аттер просовывал руки сквозь прутья.
— Ради Бога, не оставляйте меня здесь! Не оставляйте меня здесь!
Негры поднялись с цементной скамьи, обступили его. Избитый, перепуганный человечек ползал по холодному полу, плакал и пресмыкался у них в ногах.
— Нет, нет, нет, — все молил он.
Голд подошел вплотную к решетке, закурил, присел на корточки и выдохнул дым в лицо рыдающему Аттеру.
— Теперь можешь сказать мне номер, Джесси.
Эстер вставила ключ в замок, повернула. Ногой открыла дверь, втащила большой круглый полотер. Дверь оставила приоткрытой. Луп шла за ней с вениками и швабрами, а Флоренсия плелась сзади с деревянным ящиком, наполненным очистителями, тряпками, щетками. На плечо она ремнем прикрепила портативный приемник.
— Не фига себе! — Луп оглядела огромный центральный холл. — Однако! Места здесь предостаточно!
— Да уж. Придется погнуть спины.
Эстер присела прямо на полотер, зажгла сигарету. Луп внимательно посмотрела на нее. Глаза красные, опухшие. Тело обмякло.
— Эс, подруга, шла бы ты домой. Мы с Флоренсией как-нибудь справимся.
Эстер коротко, иронически засмеялась.
— Если в вас было в самом деле двое — я бы еще подумала. Но... — Она кивнула на Флоренсию. Девушка возилась с длинной антенной, настраивая приемник на испано-язычную волну.
— Не ладно это. Ты сегодня похоронила мужа. До работы ли тут.
У Эстер потекли слезы, она быстро отвернулась, пытаясь справиться с собой. Потом встала, вздохнула и потянулась.
— Луп, если я оставлю вас вдвоем убирать это здание, завтра я схороню вас. Слушай, попроси ее отыскать что-нибудь повеселей — диско, рок. Что-нибудь, подо что можно работать. А то от этой дряни мы все заснем.
Из приемника неслась заунывная мексиканская мелодия. Луп сказала своей неуклюжей подруге что-то по-испански, Флоренсия недовольно передернула плечами, но все-таки перевела на другую волну. Теперь играла ритмичная, механическая танцевальная музыка.
— Она хорошая девушка, — заметила Луп. — Просто немножко медлительная.
— Вижу. Что ж, сначала первый этаж. Вынести мусор. Потом пол, вытираем пыль и... Что это?
— Да?
— Что это? Ты слышала?
— Что?
— Не знаю. Пусть вырубит этот драндулет! — Замолчи! — прошипела Луп.
Флоренсия выключила радио. Во внезапно наступившей тишине все услышали шаги, кто-то ходил по одному из темных холлов, звук отражался от стен. Тяжелые, мужские шаги.
— Кто здесь может быть? — спросила Луп испуганным шепотом.
— Не знаю.
— Вроде никто не может.
— Не знаю.
Луп схватила веник и держала его перед собой, как копье. Эстер подняла над головой металлический стул из приемной. Шаги приближались. Эстер и Луп переглянулись, напряглись, ожидая нападения. Из темного угла вышел крепкий черный мужчина в выцветшей форме, на поясе у него висел револьвер. При виде столь воинственно настроенных женщин он оторопел.
