Даниэл был с цифрами на ты, и я полностью доверял его раскладу. «Био один» по успехам превосходил все остальные холдинги «Ревер». У нас были успехи – главным образом благодаря Фрэнку, – но имелись и провалы – в основном из-за авантюр Арта. Кроме того, мы располагали смешанным портфелем других более или менее приличных акций. Однако нашим бесспорным достижением был проект, связанный с «Био один».
Пятьдесят четыре миллиона на пятерку партнеров! Большая часть этих миллионов перейдет к Джилу. Солидный кус достанется Арту, который стоял у истоков проекта (хотя все остальное, к чему он прикасался, превращалось в прах). Фрэнк тоже не будет обделен. Новые партнеры Дайна и Рави получат, естественно, гораздо меньше.
Ни один из сотрудников «Ревер» еще никогда не становился партнером, и я отчаянно пытался положить конец этой традиции.
– Саймон, какие чувства ты испытываешь, имея тестя, который стоит много миллионов долларов? – спросил Даниэл.
– Вся эта прибыль пока на бумаге, – ответил я. – И кроме того, у меня создалось впечатление, что в данный момент я не являюсь его любимым зятем.
– У меня почему-то сложилось точно такое же впечатление, – мрачно улыбнулся Даниэл.
– А как Лайза оценивает деятельность «Био один»? – вступил в беседу Джон.
– Не очень высоко, – ответил я.
– Но почему?
– Одна из её подруг там работает и ненавидит эту компанию. Если ей верить, то технический директор фирмы Томас Эневер – тот еще подонок. Ты знаешь, что этот австралийский терьер установил на фирме режим тотальной секретности? Этот парень единственный, кому известно все, что происходит в компании.
– Думаю, что Лайза ошибается, – сказал Даниэл.
Я лишь пожал плечами. Бостонские пептиды были значительно меньше, чем «Био один», и они не были конкурентами, хотя и работали в одном поле. Однако у Лайзы сложилось резко отрицательное мнение о жемчужине в нашей короне.
– Эневер – блестящий ученый, – продолжал Даниэл. – Слегка псих, конечно, но исследователь классный.
– Охотно верю, поскольку в биотехнологии ни уха, ни рыла не смыслю.
– Так же как и Арт, – со смехом сказал Даниэл. – Но это оказалось его единственным инвестиционным проектом, который принес плоды.
Я ответил улыбкой. Даниэл время от времени помогал Арту в работе с «Био один». Особенно в тех случаях, когда надо было возиться с цифрами. Поэтому Даниэл был единственным человеком, кроме Арта, естественно, который имел прямые контакты с компанией. Четыре года тому назад Арт уговорил своего старинного дружка Джерри Петерсона купить «Био один», и Даниэл был прав – Арт ничего не смыслил в биотехнологиях. Боюсь, что нынешний председатель Совета директоров компании «Био один», достойный мистер Джерри Петерсон, тоже ни черта не понимает в этой весьма специфической сфере.
Оказалось, что «Био один» открыла весьма многообещающий препарат для лечения Болезни Альцгеймера – основной причины развития сенильности у пожилых людей. Болезнь Альцгеймера является одной из самых распространенных хронических заболеваний, и, хотя это страшный недуг существовал всегда, в последнее время он диагностируется всё чаще и чаще. Фирмы в сфере биотехнологий просто обожают разрабатывать препараты для лечения хронических болезней, поскольку пациенты вынуждены принимать лекарства многие годы. А это означает, что вновь открытый препарат после одобрения властей приносит на рынке миллиардные прибыли. Именно поэтому активы «Био один» оценивались на бирже высоких технологий НАЗДАК в полмиллиарда долларов.
Арту просто повезло, и все охотно считали это его успехом хотя бы потому, что из него извлекала немалую пользу вся фирма.
Я лежал с закрытыми глазами на диване нашей крошечной гостиной. На моей груди покоилась открытая книга. Услышав, как хлопнула дверь, я открыл глаза и посмотрел на часы. Десять часов вечера.
– Привет, – сказал я, принимая сидячее положение.
– Привет, – ответила Лайза, чмокнула меня в щеку и плюхнулась рядом со мной на диван. – Здесь страшно темно.
Она была права. Я читал в свете одной слабенькой лампы. По вечерам мне нравилось именно такое освещение. Дрожащий желтый свет уличных фонарей, проникая через стекла окон, порождал причудливые тени на белых стенах комнаты и старинном кирпичном камине.
– Хочешь, я включу свет? – спросил я.
– Не надо. Так очень хорошо. Но против бокала вина я возражать бы не стала.
– Сделаем, – сказал я, открыл бутылку красного калифорнийского и наполнил два бокала – для неё и для себя.
Лайза с удовольствием отпила вино, потянулась и сбросила туфли.
– Голова раскалывается, – заявила она.
– Теперь лучше? – спросил я, легонько чмокнув её в висок.
– Немного, – ответила она и, притянув меня к себе, одарила затяжным поцелуем.
– Думаю, что тебе не стоит так надрываться, – сказал я.
– Иначе нельзя. Мы бежим наперегонки со временем. Нам надо довести «БП-56» до такой степени готовности, которая позволит привлечь дополнительные средства, прежде чем мы успеем окончательно обанкротиться. Перед тем, как перейти к испытанию на людях, надо закончить все тесты на животных.
– А мне из твоих слов показалось, что испытания на животных завершены.
– Ты не ошибся. Получены хорошие результаты. Но теперь надо представить все документы в Управление контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов. Кошмарная работа.
– Еще бы!
Лайза допила вино и снова наполнила бокал.
– Итак, ты, насколько я понимаю, в отставку не вышел?
– Нет. Ты была права. Я попытаюсь спасти «Нет Коп».
– Каким образом?
– Не знаю. Приятель по школе бизнеса может дать кое-какие средства. Но мне надо значительно больше того, чем он располагает.
– Найдешь, – сказал Лиза. – Какие идеи по поводу Хелен и её апелляции?
– Мне хотелось бы подать апелляцию. Сестра в капкане, и это её единственная надежда из него вырваться. Но у нас нет на это денег.
– И ты веришь юристам, которые говорят, что способны выиграть процесс?
– Утром я позвонил её поверенному. Он уверен в победе. Уверен гораздо больше, чем раньше. Очевидно, что его новый эксперт выглядит весьма убедительно. Если бы это произошло, то через пару лет, когда я окончательно смогу утвердиться в «Ревер», я, наверняка, нашел бы деньги.
– Мне так жаль, Саймон, что я ничем не могу тебе помочь, – сказала Лайза, прикоснувшись к моей руке.
– Ты и так позволила мне пустить на ветер все свои сбережения. Большего ты сделать просто не могла.
Мне показалось, что Лайза хочет что-то сказать, но не решается.
– В чем дело? – спросил я.
– Я встречалась сегодня с папой. За ленчем.
Это известие вызвало у меня легкое раздражение. Оно являлось еще одним подтверждением того заговора, в который вступали у меня за спиной моя супруга и тесть.
– Ты мне об этом не говорила, – заметил я.
– Нет. Я всего лишь хотела спросить, не мог бы он одолжить нам денег для Хелен.
Я был потрясен.
– И что же он тебе ответил?
– Нет, – сказала она, покусывая нижнюю губу.
– Тебе не следовало его просить, – произнес я довольно сердито. – Я, конечно, благодарен тебе за попытку, но это касается лишь моей семьи. К нему наши проблемы не имеют ни малейшего отношения. И он, видимо, это прекрасно понимает, – с горечью закончил я.
– Не совсем так, – ответила Лайза. – Папа в принципе не одобряет все связанные с медициной тяжбы. Он считает, что это губит всю систему медицинского обслуживания, и я помню, как резко на эту тему высказывался Дед.
Я много слышал о дедушке Лайзы, или просто «Деде» с большой буквы. Дед был известным медиком и славился экстравагантностью своих суждений.
– Папа не хочет поддерживать сутяжничество.
– Но какой-то невежественный знахарь изувечил ребенка! – возмутился я. – И я не понимаю, почему расплачиваться за это должна лишь одна Хелен.
– Я это ему и сказала, – вздохнула Лайза. – Но ты знаешь, как ведет себя папа, произнеся свое «нет».
Да, я это знал. Фрэнк был добрым и щедрым человеком. Но годы, проведенные им в венчурном капитале, научили говорить его «нет» твердо и решительно, так, чтобы у просителя не оставалось никаких надежд на получение средств.
Я сам ни за что не обратился бы к Фрэнку, так как знал, что не имею права просить у него деньги, а у него не было никаких причин мне их давать. Однако хорошо, что Лайза попыталась сделать это. Теперь, когда он отказал, я в праве считать своего тестя бессердечной скотиной.
– Я сказала ему, что встречусь с ним в воскресенье в «Домике на болоте», – сказала Лайза и не очень уверенно добавила. – Но только одна.
– Лайза!
– Прости, Саймон, но я должна сделать это. Он попросил меня приехать еще до того, как я заикнулась о деньгах. Я согласилась и теперь не имею права отказаться.
– Послушай, – начал я, покачав головой, – я не могу запретить тебе время от времени с ним встречаться. Но мы так мало видим друг друга. У нас нет для этого времени. Ведь ты в субботу работаешь, не так ли?
