Том кивнул и машинально протянул руку. Коупленд, широко улыбаясь, горячо сжал его ладонь. На лице дворецкого мелькнуло выражение признательности и тут же исчезло.
– Я вижу, Фланагены из Аризоны – истинные джентльмены, – проговорил негр, все еще сжимая руку мальчика. – Удачи тебе. Рыжик, и будь осторожен.
Уже в машине мать сказала Тому:
– Я и не знала, что этот дом купила негритянская семья.
Удачи тебе, Рыжик, и будь осторожен…
Странное предупреждение Бада Коупленда определенно наложило отпечаток на сон, привидевшийся Тому той же ночью. Приснился ему гриф – Тому доводилось видеть этих пернатых страшилищ, когда он путешествовал с родителями по аризонской пустыне. Грифы, как правило, неподвижно восседали на возвышении: островерхой крыше дома, верхушке одиноко растущего дерева или же на вершине скалы…
Местность была пустынной, поросшей чахлым кустарником. Гриф уставился на Тома холодным пронизывающим взглядом, будто все-все знал про него и видел всю его подноготную. Чудовищная птица напоминала сфинкса, равнодушного ко всему – к жаре и холоду, к жизни и смерти. Как и древний сфинкс, гриф невозмутимо взирал на окружающий его мир, жизнь в котором текла своим чередом, нисколько не волнуя бесстрастного наблюдателя.
Сколько этому грифу было лет? Сколько эти птицы живут вообще? Наверное, долго-долго, а этот, надо думать, уже был пожилым. Перья его слиплись от многолетней грязи, клюв потемнел.
Сначала мерзкое существо пожрало его отца, теперь настал черед самого Тома. Ничто его не остановит, жизнь идет своим чередом, время от времени предоставляя грифу пищу, чтобы тот насытился. Так было и будет всегда…
Отец умер, и тело его стало для грифа пищей. Теперь это был дочиста обглоданный скелет. Отвратительная птица внезапно шевельнулась и, подпрыгивая на когтистых лапах, приблизилась к Тому, вперив немигающий взгляд прямо ему в лицо.
И вдруг чудовище заговорило. Если б змеи, крысы или летучие мыши обладали даром речи, они бы, наверное, говорили так же: слишком быстро, хрипловато-клекочуще, трудноразличимо для человеческого уха. Гриф говорил что-то чрезвычайно важное, но разобрать слова с первого раза было совершенно невозможно, а повторять птица, похоже, не намеревалась. Да и сам Том от души надеялся никогда больше не слышать этот жуткий голос-клекот.
Нимало не заботясь, понял ли Том его слова или нет, словно тот был не более чем иссохшим сучком, упавшим с растущей чуть поодаль юкки, гриф склонил лысую голову набок, повернулся и запрыгал прочь, в пустыню.
Жара становилась все более невыносимой.
Внезапно – как это обычно случается во сне – Том очутился вместо пустыни в болотистой местности, поросшей густым папоротником, а удалялся от него уже не гриф, а человек в длинном пальто. Походка его напоминала птичью, а двигался он, не оборачиваясь, не обращая ни малейшего внимания на мальчика. Постепенно силуэт его растворялся в серовато-мглистом, насыщенном влагой воздухе. Фигура на секунду скрылась за валуном, появилась снова и наконец исчезла.
Оттуда, где только что Том видел таинственного незнакомца, вдруг бесшумно взлетела громадная белесая птица.
Взмахнув крыльями, она воспарила ввысь…
Том проснулся, уверенный, что отец умер. Его бездыханное тело лежит сейчас в родительской спальне, рядом с еще не пробудившейся и ничего не подозревающей матерью.
Боль и отчаяние охватили Тома. Сердце его бешено заколотилось и вдруг подпрыгнуло куда-то к горлу. Сбросив одеяло и глухо застонав, с трудом сдерживая рвущийся наружу крик, мальчик вскочил и, окруженный кромешной, враждебной тьмой, кинулся в холл.
Дрожа всем телом, он схватился за ручку двери родительской спальни, на мгновение прикрыл глаза и, глубоко вздохнув, мягко нажал на ручку.
Переступив порог, Том выдохнул так громко, что разбудил мать. Она лежала одна на широкой двуспальной кровати, которая с отцовской стороны даже не была застелена.
– Том? – удивилась она.
– Папа…
– Он же в больнице, Томми, ты что – забыл? На обследовании. Все будет в порядке, ты не беспокойся. Завтра он должен вернуться… Да что с тобой?!
– Кошмар приснился… – пробормотал мальчик и, извинившись, побрел к себе в спальню.
Наутро, когда Рейчел Фланаген уехала за мужем в больницу Святой Марии, Том сел за письменный стол и написал стихи – в первый и последний раз в жизни. Что его к этому подтолкнуло, объяснить он был не в состоянии: поэзию он не любил и не понимал, стихов никогда не читал и как их сочинять – понятия не имел. То, что вышло из-под его пера, по его мнению, и стихами-то назвать было нельзя, поэтому он даже не побеспокоился о заголовке.
Вот что он написал:
Летящий человек, твои ли это крылья?
Звери и птицы говорят с тобой, и ты
Там, в вышине, понимаешь их слова.
Сны, фокусы, футбол – все так перемешалось
В моей несчастной голове. Перед глазами –
Россыпи карт в безжизненной пустыне.
Летящий человек, ты ль мне явился
Как птица в небесах?
Летящий человек, вернешь ли мне отца?
Теперь, когда перед тобой, передо мной и перед ним
Есть время – вечность…
Два года спустя мистер Фитцхаллен задал классу неимоверно трудное задание – написать стихи. Том, как ни старался следовать рекомендациям учителя ("Каждую строку можете начинать с одного и того же слова. Можно также повторять в каждой строке название какого-нибудь цвета или какой-то страны, особенно в конце строки – для рифмы"), не смог выжать из себя ни строчки. Тогда, отчаявшись, он вдруг вспомнил про то, давнишнее стихотворение и отыскал его в недрах письменного стола. Переписав его в тетрадку и сдав учителю, он получил свое произведение обратно с оценкой "отлично" и с комментарием, написанным каллиграфическим почерком Фитцхаллена: "Стихотворение проникнуто глубоким, зрелым чувством. Тебе пришлось над ним изрядно потрудиться, не правда ли ? А почему нет заголовка ? Если не возражаешь, я бы хотел поместить твое стихотворение в школьном журнале".
И действительно, под заголовком "Когда люди жили в лесах дремучих…" оно появилось в зимнем номере школьного литературного журнала.
Глава 11
"СНЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК"
Как нам было указано, мы заняли первые два ряда самой большой аудитории, расположенной чуть дальше по коридору от нашей классной комнаты. Перед нами восседали в громоздких деревянных креслах мистер Брум, миссис Олинджер и высокий седовласый незнакомец с суровым, слегка удлиненным лицом, похожий на президента какого-нибудь банка. Справа от них высилась кафедра из дерева янтарного цвета.
Обернувшись, я заметил мистера Уэзерби, подсевшего к учителям на задний ряд. В промежутке между нашим классом и преподавателями рассаживались прочие ученики в порядке старшинства: за нами – второклассники и так далее, вплоть до выпускников, располагавшихся перед учителями. Многие были в костюмах, и почти каждый – в голубой блузе А аккуратно повязанном галстуке. Два выпускных класса здесь занимали явно привилегированное положение, что прямо-таки читалось на физиономиях старшеклассников. Да и весь их облик носил оттенок снисходительного превосходства.
Мистер Брум взобрался на кафедру и окинул начальственным взором аудиторию, в особенности первые ряды.
– Давайте, мальчики, начнем с молитвы, – возгласил он.
По аудитории пронесся шорох – более сотни ребят преклонили колени.
– Господи, дай нам разум, чтобы отличить хорошее от плохого, и укажи нам путь к пониманию того, что есть благо, а что – зло. Научи нас впитывать в себя знания и пользоваться ими, чтобы стать лучше, чем мы есть. И да преисполнимся мы в новом учебном году надеждой, усердием, дисциплиной и еще большим прилежанием. Аминь.
Он обратил взгляд на нас.
– Итак, начинается новый учебный год. Что это означает? Это означает, что вы, мальчики, должны проявить еще большее трудолюбие – ведь с каждым новым годом вы приближаетесь к колледжу, где нет места ленивым. И здесь, в школе, лентяев и бездельников мы тоже не потерпим. В особенности это относится к выпускному классу: в этом году вас ждет множество испытаний. Однако мы, преподаватели, не стремимся к развитию интеллекта за счет духовности.
Более того, лично я ставлю превыше всего именно духовное начало, и этот принцип, по моему разумению, должен лежать в основе нашей школьной жизни. Предупреждаю: некоторые из вас не смогут доучиться до конца года, и не обязательно из-за плохой успеваемости. Долг каждого из вас – неуклонно следовать моральным принципам нашей школы везде: на уроках, в спортзале, в ваших взаимоотношениях, наконец, в повседневной жизни. Мы будем внимательно следить за тем, как вы следуете этим благородным принципам, проявляя честность, порядочность, самоотверженность и прочие необходимые качества. Я хочу заверить как новичков, так и выпускников, а также всех, кто сидит в этой аудитории между ними, что сорняки на нашей ниве мы будем выпалывать безжалостно. В других школах для них хватит мест, но здесь мы их терпеть не станем. Если в стаде появляется паршивая овца – в этом виновата она сама, а вовсе не стадо. Мы распахиваем перед вами ворота в мир, ваша же задача – доказать, что вы того достойны. Я закончил. Старшеклассники, прошу вас выходить первыми.
