Где он? Куда он делся?
Эстер перехватила револьвер в правую руку, втиснулась в щель между аквариумом и картотекой. Положила руку на тумбочку, направила ствол на дверь, что вела в коридор. Он придет отсюда или из комнаты Терри? Последний раз, за топором, он приходил отсюда. Но вернется ли он тем же путем? Он должен вернуться тем же путем, потому что, если он войдет из комнаты Терри, он увидит ее прежде, чем она успеет прицелиться.
А как целятся? Как это делали во всех тех вестернах, которые она смотрела в детстве по телеку? Как это делал Рой Роджерс? Паладин? Маршал Диллон? Просто взвести курок. Не дергать, просто нажать на него. Просто хорошенько прицелиться и спустить...
Он идет! Она услышала шаги в коридоре, Где он? Шаги затихли. Она взглянула на дверь Терри — нет, там его нет, опять повернулась к выходу в коридор и увидела ствол ружья. О Господи, он ищет меня! Он ищет меня! Потом она заметила еще что-то светлое, толстое, окровавленное. Это его пенис. Он хочет сделать с девочками то, что уже сделал с ней. Он кончит и убьет ее девочек. Она должна остановить его!
Хорошо прицелиться не удастся — а что значит хорошо прицелиться? — потому что она не видит его. Если только он войдет в комнату. Но тогда он увидит ее! Только несколько шагов. Один шаг. Чуть-чуть поближе. Чтоб она могла видеть хоть что-то, руку, ногу, голову — что-то. Попробовать выстрелить? Боже! Он входит в кабинет? Входит! Сделать это прямо сейчас, сейчас же, сейчас же!
Щелк.
Что случилось, что она сделала не так, она же зарядила револьвер. Щелк. Нет, он не заряжен, и сейчас дьявол войдет и прикончит ее, войдет и прикончит!
Уолкер стонал, он чувствовал, что приближается оргазм, взрыв, восторг, как поднимается он из глубин его существа. Его член — это автомат, и голые еврейки выстроены на краю открытой шахты — как в фильме «Холокост». Он открывает огонь из своего члена-автомата, косит их, разрывает в куски бледную плоть. Но у одной еврейки большие черные груди, у другой — раскосые азиатские глаза, у третьей — курчавые африканские волосы... оооооо!!!
Щелк.
Уолкер услышал, он понял, что это револьвер дал осечку, но как могло быть такое, ведь ружье он держит в левой руке, а член-автомат — в правой...
Щелк.
Он заметил, как что-то зашевелилось в углу, шагнул в комнату, шагнул — и раскаленный кусочек металла ударил его в грудь. Револьвер Чаппи все-таки сработал. Уолкера отбросило назад. Он выстрелил в ответ, и выстрел разнес бутыль старинного водоохладителя, стоявшую рядом с Эстер. Эстер упала, черная боль накрыла ее, как одеяло, сначала она еще слышала оглушительные вопли Флоренсии, но тише... тише, тишина, пустота, ничто.
* * *
Она приехала погостить к тетушке Ровене в маленький зеленый домик позади овощного магазинчика у пологих холмов Южной Джорджии. Тетушка Ровена была хорошей женщиной, может быть, немного слишком щедрой к своим покупателям. Но, как говорила тетушка, «какое это имеет значение, раз я все равно никогда не беременею». Так или иначе, тетушка Ровена знала, что нужно восьмилетней девочке. И в один воскресный жаркий августовский день она разрезала свое старое платье, пришила к нему хорошенькие кружевные рукавчики, а подол обшила бледно-лиловой лентой. Малышка Эстер не могла оторваться от большого, вделанного в дверцу шкафа зеркала. Она улыбалась своему отражению, встряхивая косичками, которые заплела ей тетушка. А потом они отправились на церковный пикник. Тетушка Ровена несла корзинку с отбивными котлетами, пшеничным хлебом, горохом, рисом и флягой холодного чая. Они шли через поле к старой, давно не крашенной церквушке, и тетушка болтала без умолку. Было жарко, влажно, в траве и в воздухе гудели, щелкали, попискивали насекомые. Они подошли к церкви, и тетушка покинула ее, отправилась здороваться с подругами, а маленькая Эстер осталась на грязном дворе. Мальчики не обращали на нее внимания, а девочки рассматривали и пересмеивались, все они были такие недоступные, чужие. Одна рослая, смуглая девочка с расчесанными на пробор волосами подошла к ней.
— Тебя как зовут?
— Эстер.
Все захихикали.
— Ты откуда такая?
— Из Ланты.
— А тут в деревне чего делаешь?
— Меня прислали погостить к тете Ровене.
Опять хихикают.
— Она шлюха, — сказала девочка, и все засмеялись, а Эстер пожала плечами, она не знала, что такое шлюха. — А ты тоже шлюшка?
Эстер не отвечала. Она почувствовала, что что-то не так. Ее обступили.
— Отвечай же, сучка! Мое имя — Танья, — с гордостью заявила девочка-заводила. — Красивое имя, правда? А твое как, повтори.
— Эс... Эстер.
— Эстер? Это ведьм так зовут. Я знала одну ведьму, ее звали Эстер. Может, это ты и есть? Ведьма Эстер.
Девочки захохотали, закричали:
— Эстер-ведьма! Эстер-ведьма!
Потом все сидели и ели за длинным столом, поставленным на лужайке у церкви. Эстер молча смотрела себе под ноги. У нее пропал аппетит.
— Ты чего притихла, малышка? — спросила тетушка Ровена. Рот у нее был набит котлетой.
После еды дети и взрослые опять собрались вместе, а Эстер тихонько отошла в сторону. Она спустилась к ручейку, который вился под деревьями вдоль пыльной дороги. Там было темно и прохладно. Эстер представила, что она олененок, Бэмби, но вспомнила, что у маленького Бэмби тоже не было мамы, и стала воображать себя Робином Гудом в Шервудском лесу.
Она поиграла на берегу, надеясь найти жука или рака, ничего не нашла, сняла туфли и решила немножко походить по воде. Какой-то треск привлек ее внимание, она подняла голову и увидела на другой стороне ручья, шагах в двадцати, маленького мальчика в полном ковбойском снаряжении — в жилете, шляпе, с кобурой на поясе и большими манжетами.
Он бегал между деревьями, прятался за стволами и все время стрелял: пиф-паф, пиф-паф.
Эстер показалось, что он очень красивый и очень странный. Волосы и брови у него были почти белые, глаза — небесно-голубые, а кожа, как молоко.
Эстер сложила руки рупором и позвала...
— Эй, ковбой!
Белый мальчуган подошел и со своего берега уставился на нее.
— Тебя как зовут?
Он не отвечал.
— Ты чего, язык проглотил?
Мальчик вертел в руках шестизарядный игрушечный пистолет.
— Орем.
Эстер обрадовалась.
— Какое красивое имя. Хочешь играть со мной?
Он покачал головой.
— Почему?
— Ты ниггер, а папа не разрешает мне играть с ниггерами.
— Почему?
— Не разрешает, и все. — Мальчик украдкой разглядывал ее.
— Я перейду, — Эстер вошла в ручей, — и мы поиграем в ковбоев или в индейцев. Я буду индейской принцессой.
— Не ходи сюда! — завизжал мальчик. — Папа говорит, ниггеры не смеют соваться в наши владения.
Эстер шла к нему.
Он поднял свой пистолетик с длинным серебристым стволом, заряженный розовыми бумажными пистонами, и палил в нее: пиф-паф, пиф-паф, пиф-паф!!
— Ниггер! Ниггер! Ниггер!!!
И птицы перестали петь, в воздухе запахло гарью и...
* * *
... И Флоренсия все кричала, но это был не человеческий голос, а вой сирены, где-то на улице выла сирена, и вновь боль прояснила сознание. Она почувствовала, что вся мокрая, и подумала: если это кровь, значит, она умирает, и вспомнила взрыв, фонтан воды, осколки стекла...
Она остановила его?
Эстер испуганно раскрыла глаза, рука судорожно шарила в воздухе, наткнулась наконец на револьвер, схватила его, направила на дверь.
Он ушел.
Где он?
— Ты попала, попала! — кричала Луп. Безумные глаза мексиканки сверкали. — Matale! Убей его, Эстер! Убей дьявола!
Где он?
Она снова выпрямилась, и снова боль пронзила ее, новая боль, крошечные осколки впивались в обнаженные ягодицы, ноги. Она ухватилась за стену и двинулась вперед, волоча парализованную ногу.
— Matale! Matale!
Она толкнула дверь револьвером и неуклюже вывалилась из комнаты.
Море крови, потоки крови, коридор завален трупами, только узенькая сухая тропинка идет в другую сторону, к черному ходу.
— Matale, Эстер! Убей его! Убей!
Эстер тащилась по коридору, по кровавым следам, они вели в конференц-зал — большую комнату с полупрозрачными, как парадный вход, стенами. Держа револьвер наготове, она толкнула дверь. Железные пальцы вцепились в плечо, швырнули ее в комнату, на ряд металлических стульев. Казалось, избитое, израненное тело не выдержит, разорвется от боли, но она тут же нащупала выпавший из рук револьер, быстро повернулась. Он занес над ней окровавленный топор. Она спустила курок.
Щелк. Щелк.
Револьвер выстрелил, гейзер крови забил из брюха Уолкера, он отлетел назад, ударился спиной о доску.
Эстер дышала, как затравленное животное, бока вздымались, раздувались ноздри, она не отрываясь смотрела на него.
Он шел к ней, плелся, опираясь на ручку топора, как на костыль, кровь хлестала из груди и живота, стекала по обмякшему теперь пенису и яйцам. Тусклые глаза сразу нашли ее.
