— Извини, красавчик. После двенадцати мы пивом не торгуем.
— Что?
Акцент северянина женщине, по-видимому, не понравился. Она аккуратно положила трубку на кассовый аппарат.
— Продавать пиво после полуночи запрещает закон.
— Закон?
— Ты не ослышался. Закон.
— Закон штата Миссисипи?
— Совершенно верно.
— А вам известно, что я думаю о законах штата Миссисипи?
— Нет, мальчик. Да это меня и не интересует.
Адам пришлепнул к стойке бара десятидолларовую купюру, подхватил картонку и вышел. Женщина посмотрела ему вслед. Звонить в полицию из-за шести бутылок пива? Чушь.
Стараясь соблюдать скоростной режим, он сделал первый глоток.
Пятнадцать минут агонии, пятнадцать минут на вентиляцию, еще десять — на обработку ангидридом аммония. Опрыскать аэрозолем неподвижное тело — мертвое, мертвее, чем сама смерть, по словам врача. Наджент сыплет приказами: «Защитные маски, перчатки! И выгнать к черту проклятых репортеров!»
Голова Сэма чуть склонена набок, ее не удерживает кожаный ремень. Какого цвета сейчас его кожа? Уж конечно, не ставшего за девять с половиной лет привычным серого. Газ наверняка сделал губы лиловыми, а щеки розовыми. Камера вымыта до блеска и абсолютно безопасна. «Ступайте, — командует полковник, — расстегните ремни. Прихватите ножи, чтобы срезать одежду. Кишечник опорожнился? А мочевой пузырь? Что за улыбки? Это обычное дело. Осторожнее, осторожнее! Тряпки — в пластиковый пакет. Аэрозоль!»
Адам отчетливо видел, как летят в пакет брюки, рубашка, чуть великоватые деду полуботинки, белоснежные носки. Сэм гордился своим новым костюмом. Через час искромсанные ножом вещи будут сожжены.
«Где положенный внутренними правилами наряд? Где красная куртка, штаны, футболка? Быстрее, быстрее. Облачить труп! Тапочки ни к чему, носки — тоже. Пусть семья заботится о достойном виде покойника. Носилки в фургон!»
Поток встречного воздуха стал прохладным. Дорога огибала водоем.
Адам все-таки заблудился.
Из-за вершины холма расходились первые лучи солнца, прихотливо окрашивая небо в розовые, желтые, оранжевые тона. Ни облачка.
В траве — две полные бутылки пива. Осколки трех пустых разбросаны вокруг гранитного надгробия. Четвертая, вернее, первая из опорожненных, валяется в машине.
Адам с трудом раскрыл глаза. Джексон, судья Слэттери, Макаллистер отступили в далекое прошлое. Сэм мертв. Да мертв ли? Неужели они уже сделали свое грязное дело?
Что, в конце концов, происходит со временем?
Проспал он часа три. Мотеля найти так и не удалось, хотя в общем-то толком он и не искал. Помнилось лишь, что он каким-то чудом оказался в окрестностях Клэнтона, возле могильного камня с именем Анны Гейтс Кэйхолл. Пил теплое пиво и швырял пустые бутылки в самое высокое из соседних надгробий. Внезапного появления полицейских он не опасался: пусть арестовывают. Решетки? Знакомо. «Да, только что из Парчмана, — лениво процедит он сокамерникам, — прямо со Скамьи». И его оставят в покое.
Однако полиция явно не спешила. На кладбище царила тишина. Справа Адам заметил торчащие из земли четыре невысоких флажка. Скоро рядом с могилой бабки будет вырыта еще одна яма.
Где-то за спиной хлопнула дверца автомобиля, но звука Адам не услышал, как не смог различить, кто к нему приближается. Двигалась фигура медленно, будто высматривая что-то.
В себя Адама привел шорох веток. У могильного камня стояла Ли.
— Что ты здесь делаешь? — Вопрос прозвучал буднично: на удивление, у Адама не было сил.
Опустившись на землю, Ли прижалась спиной к не успевшему за ночь остыть граниту, осторожно положила ладонь на локоть племянника.
— Где ты пропадала?
— В клинике.
— Черт возьми! Могла бы позвонить!
— Прошу, Адам, не злись. Сейчас мне необходим друг.
— Не думаю, чтобы мы остались друзьями, особенно после того, что ты сделала.
— Он хотел меня видеть, да?
— Хотел. А ты, разумеется, полностью погрузилась в свой маленький мирок. Другие для тебя не существуют.
— Адам! Адам, я лежала в клинике. Мне нужна помощь.
— Так возвращайся, там тебе ее окажут.
Заметив, что тетка смотрит на две бутылки с пивом, Адам оттолкнул обе ногой.
— Можешь не беспокоиться, я не пью. — В голосе Ли звучала бесконечная усталость. — Я пробовала повидаться с Сэмом.
— Когда?
— Вчера вечером. Подъехала к воротам Парчмана, но охрана меня не пустила. Сказали, уже поздно.
Адам опустил голову. Винить в чем-то Ли не имело смысла. Мозг ее пребывал в состоянии непрекращающейся борьбы с демонами. К тому же она — его тетя.
— До последней минуты Сэм говорил о тебе. Просил передать, что любит тебя и не обижается за то, что ты не пришла.
По щекам Ли скатились две слезы. Она смахнула их и не выдержала, разрыдалась.
— Дед ушел из жизни мужественно и с достоинством. «Сердце мое, — сказал он, — принадлежит Богу, я освободил его от ненависти». Сэм искренне раскаялся в своих грехах и встретил смерть так, как встречает ее старый воин.
— Знаешь, откуда я еду? — спросила Ли, будто не слышала слов племянника.
— Откуда?
— Из дома родителей. От Парчмана двинулась прямо сюда.
— Зачем?
— Я хотела сжечь его. Весь, целиком, со всеми пристройками. И мне это удалось. Полыхнуло на славу.
— Да что с тобой, Ли?
— Правда, правда. Меня чуть не поймали, когда отъезжала. Но это не важно. Неделю назад я выкупила участок, заплатила банку тринадцать тысяч долларов. Если ты владелец, значит, имеешь право сжечь свою собственность, верно?
— И ты не шутишь?
— Можешь убедиться сам. Я остановилась в миле от дома, возле церкви, чтобы узнать, когда подъедут пожарные. Так и не дождалась их. Ближайшее жилье находится на расстоянии еще двух миль. Языков пламени никто, кроме меня, не видел. Хочешь посмотреть? Осталась печная труба и куча золы.
— Как ты…
— Бензином. Понюхай руки. — Ли протянула ему ладони. Запах был сильный.
— Но для чего?
— Я должна была сделать это много лет назад.
— Ты не ответила. Для чего?
— Слишком много накопилось там зла. А теперь силы ада ушли.
— Вместе с Сэмом?
— Нет. Ушли охотиться в других местах.
Продолжать бессмысленный разговор Адам не захотел.
Необходимо возвращаться в Мемфис, где Ли вновь ляжет в клинику. Курс интенсивной терапии поможет ей обрести душевный покой. Если Адам задержится у Ли еще на неделю, с фирмой «Крейвиц энд Бэйн» ничего не произойдет.
По грунтовой дороге к участку приближался старенький пикап. Возле небольшого сарая с инвентарем машина остановилась. Из кабины выбрались трое чернокожих мужчин.
— Это Герман, — сказала тетка.
— Кто?
— Герман. Фамилии не помню. Он роет здесь могилы уже лет сорок.
Троица вытащила из пикапа лопаты и двинулась меж надгробий. До Адама донеслись негромкие голоса.
Носовым платком Ли насухо вытерла слезы. Солнце уже поднялось над деревьями. Начинало припекать.
— Хорошо, что ты решил приехать, — спокойно проговорила она. — Твой приезд очень много значил для Сэма.
— Я проиграл, Ли. Я подвел клиента. Сэм мертв.
— Ты сделал все возможное. Спасти его было нельзя.
— Может, ты и права.
— Не вини себя. В свою первую ночь в Мемфисе ты говорил о выстреле с дальним прицелом. Что ж, в центр мишени выстрел не попал, но лег совсем рядом. Настоящий успех — впереди. Возвращайся в Чикаго, тебя там ждут.
— Я не поеду в Чикаго.
— Как?
— Я решил сменить род занятий.
— После года работы юристом?
— Я им и останусь, но займусь судопроизводством по делам со смертным приговором.
— Это ужасно.
— Ужасно. Особенно сейчас. Но я привыкну. Большие и солидные фирмы — не для меня.
— Где ты намерен начать?
— В Джексоне. Предстоят частые поездки в Парчман.
Ли провела рукой по волосам.
— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?
— Не уверен.
Герман обошел полуразобранный маленький трактор, что стоял возле сарая, пнул ногой лысые, без следов протектора шины. Двое его спутников добродушно засмеялись.
— У меня идея, — сказала тетка. — На окраине Клэнтона было уютное кафе, «У Ральфа»…
— У Ральфа?
— Так оно называется.
— Ральфом звали капеллана, с которым Сэм и я провели эту ночь.
— Сэм успел обзавестись капелланом?
— Да, и притом хорошим.
— Ясно. В общем, отец водил туда меня и Эдди праздновать наши дни рождения. Открылось кафе, наверное, лет сто назад. Мы ели пирожные и запивали их горячим какао. Посмотрим, вдруг оно до сих пор работает?
— Прямо сейчас?
— Да. Поднимайся же, я проголодалась.
Схватившись рукой за надгробие, Адам встал. От пива побаливала голова, а ноги плохо подчинялись.
