— Конечно, ты рада, и ему досталось поделом, ты права. А теперь ты должна вернуться назад, в свой мир Рози Настоящей, вместе со своим зверем. Насколько я могу судить, он не так уж и плох. — В ее голосе улавливались новые нотки — Рози не позволила себе рассматривать их как похоть. — Хорошая холка. Хорошие бока. — Пауза.
— Хороший пах. — Новая пауза, после которой рука в пятнах поднялась к голове Билла и погладила его всклокоченные, влажные от пота волосы. При ее прикосновении он шумно втянул в себя воздух, но не поднял головы. — Хороший зверь. Береги его, и он будет беречь тебя.
И тогда Рози подняла голову. Она дрожала от страха перед тем, что может открыться ее взору, и тем не менее была не в силах совладать с собой.
— Не смей называть его зверем, — произнесла она вибрирующим от ярости голосом. — И убери от него свою зараженную руку.
Краешком глаза она увидела, как сжалась Доркас, но не это занимало ее. Все ее внимание сфокусировалось на Мареновой Розе. Что ожидала она увидеть в ее лице? Сейчас, рассматривая его в меркнущем лунном сиянии, она не давала себе отчета в собственных чувствах. Медуза? Медуза-Горгона? Стоящая перед ней женщина оказалась совсем иной. Когда-то (и не так давно, как показалось Рози) ее лицо было необыкновенно красивым, достойным соперничать с красотой Елены из Трои. Теперь же следы прежней красоты стерлись и поблекли. Зловещее черное пятно расползлось по левой щеке и надвигалось на лоб, словно солнечное затмение. Горящий глаз, взиравший на нее с левой стороны лица, казался одновременно яростным и равнодушным. Она понимала, что Норман, разумеется, увидел не это лицо, за которым угадывалось иное — как будто она надела живую маску специально для Рози, что-то вроде косметики, — и ей стало не по себе. Под маской таилось безумие… но не просто безумие.
«Это что-то вроде бешенства, — подумала Рози, — болезнь разъедает ее изнутри, все ее внешние черты, все волшебство, все величие дрожат на поверхности, готовые рассыпаться в прах в тот момент, когда она потеряет самообладание, вскоре все рухнет, и если я отведу взгляд, она, возможно, набросится на меня и сделает то же, что и с Норманом. Она пожалеет об этом позже, но мне-то легче не станет, верно?»
Мареновая Роза снова протянула руку, и в этот раз дотронулась до головы Рози — прикоснулась сначала ко лбу, затем провела по волосам; день выдался нелегкий, и коса здорово растрепалась, потеряв первоначальную форму.
— Ты смелая, Рози. Ты отважно сражалась ради своего… своего друга. Ты смелая, и у тебя доброе сердце. Но могу я дать тебе один совет прежде, чем отправить вас назад?
Она улыбнулась, наверное желая произвести приятное впечатление, но сердце Рози на секунду замерло, а потом пустилось в бешеный галоп. Когда губы Мареновой Розы раздвинулись, на лице разверзлась дыра, не имеющая ничего общего со ртом; в этот момент она даже отдаленно не напоминала человеческое существо. Ее рот превратился в пасть паука, которому предназначено судьбой поедать насекомых — не мертвых, а лишь впавших в бесчувствие после ядовитого укуса.
— Да, конечно, — ответила Рози, едва шевеля онемевшими, чужими губами.
Пальцы уродливой руки провели по гладкой коже на виске. Паучья пасть расползлась в усмешке. Глаза сверкнули в темноте.
— Смой краску с волос, — прошептала Мареновая Роза. — В блондинки ты не годишься.
Их взгляды встретились. Остановились. Рози обнаружила, что не может отвести свой в сторону; его словно притягивало лицо другой женщины. Рядом — и невообразимо далеко — сидел Билл, послушно глядя на руки. На лбу и щеках Билла подрагивали искорки выступивших капель пота. Первой отвела взгляд Мареновая Роза.
— Доркас.
— Мэм?
— Ребенок…
— Будет готов, как только скажете.
— Хорошо, — кивнула Мареновая Роза. — Мне не терпится увидеть ее, к тому же нам пора отправляться в путь. И тебе тоже нужно поторапливаться, Рози Настоящая. Тебе и твоему мужчине. Видишь, я могу назвать его и так. Твой мужчина, твой мужчина. Но перед тем, как уйти…
Мареновая Роза протянула руки. Медленно, словно под гипнозом, Рози встала и шагнула в распростертые объятия. Темные пятна, бродившие под кожей Мареновой Розы, оказались лихорадочно горячими, как ей и представлялось — Рози подумала, что почти чувствует их движение собственной кожей. Все остальные чести тела женщины в хитоне — женщины в дзате — оставались холодными, как у трупа.
Но Рози больше не испытывала страха. Мареновая Роза поцеловала ее в щеку — высоко, у самой скулы — и прошептала:
— Я люблю тебя, маленькая Рози. Жаль, что нам не довелось повстречаться раньше, чтобы ты увидела меня в более выгодном свете, но мы и так неплохо поладили, верно? Мы поладили. Только не забывай о древе.
— Каком древе? — раздосадованно спросила Рози. — Каком древе?
Но Мареновая Роза покачала головой с не подлежащей сомнению категоричностью и отступила на шаг, выпуская Рози из своих объятий. Рози в последний раз взглянула в изуродованное лицо и снова вспомнила лисицу с лисятами.
— Я — это ты? — прошептала она. — Скажи правду, я — это ты?
Мареновая Роза улыбнулась. Совсем чуть-чуть, но на миг перед Рози разверзлась пасть чудовища, и она невольно содрогнулась.
— Не задумывайся над этим, маленькая Рози. Я слишком стара и больна для подобных вопросов. Философствование — удел здоровых. Если ты не забудешь о древе, это не будет иметь значения, поверь мне.
— Я не понимаю…
— Тс-с-с. — Она прижала палец к ее губам. — Повернись, Рози. Повернись и уходи, чтобы не видеть меня больше. Пьеса окончена.
Рози повернулась, взяла Билла за руки (он по-прежнему держал их сцепленными между коленей; его напряженные переплетенные пальцы напоминали тугой узел) и подняла его на ноги. И снова мольберт исчез, а стоявшая на нем картина — набросок ее ночной комнаты, сделанный небрежными тусклыми мазками масляных красок, — выросла до невероятных размеров. И снова картина перестала быть картиной, превратившись в окно. Рози направилась к нему, думая лишь о том, чтобы как можно быстрее оказаться по ту сторону, покинуть таинственный мир, уйти из него навсегда. Билл потянул ее за руку, останавливая. Он повернулся к Мареновой Розе и заговорил, не позволяя взгляду подняться выше ее груди. — Спасибо, что помогли нам.
— Не стоит благодарностей, — сдержанно откликнулась Мареновая Роза. — Отплати мне своим хорошим отношением к ней.
«Я плачу», — с содроганием вспомнила Рози. — Идем. — Она потянула Билла за рукав. — Пожалуйста, идем.
Он, однако, задержался еще на миг.
— Да, — сказал он. — Я всегда буду относиться к ней хорошо. Тем более теперь, зная, что ждет людей, которые обращаются с ней плохо. Знаю лучше, чем мне, наверное, хотелось бы.
— Какой привлекательный мужчина, — рассеянно произнесла Мареновая Роза, и затем ее голос изменился — стал безжизненным и отрешенным. — Забирай его, пока не поздно, Рози Настоящая! Забирай, пока еще не слишком поздно!
— Уходите! — крикнула Доркас. — Уходите вдвоем сейчас же!
— Но прежде отдай то, что принадлежит мне! — закричала Мареновая Роза, и сейчас этот пронзительный крик даже отдаленно не напоминал человеческий. — Верни мне мое, сука!
Нечто — не рука, нечто слишком тонкое, чтобы являться рукой, — рассекло темноту и скользнуло по коже плеча задыхающейся в диком вопле Рози Макклендон.
Оглохшая от собственного испуганного вопля, Рози сорвала с руки золотой браслет и швырнула его под ноги возвышающегося над ней извивающегося чудовища. Она заметила, как Доркас бросилась вперед и схватила чудовище обеими руками, стараясь сдержать его, и поняла, что миг промедления может стоить ей жизни. Вцепившись в Билла, она потащила его за собой к картине, выросшей до размеров окна.
Она не споткнулась, как в прошлый раз, но все же упала, а не шагнула из картины. Рядом свалился Билл. Они растянулись во весь рост на дне встроенного шкафа в пятне серебристого лунного света. Билл при падении ударился головой о стенку шкафа, судя по звуку, довольно ощутимо, но, похоже, не почувствовал боли.
— Никакой то был не сон, — сказал он. — Господи, мы были в картине! В картине, которую ты купила в тот день, когда мы познакомились!
— Нет, — запротестовала она спокойно. — Ничего подобного.
Пятно лунного света вокруг них начало одновременно сокращаться и становиться ярче. Через несколько секунд оно потеряло строгие очертания трапеции и приобрело форму круга. Словно дверь за ними постепенно сужалась, как диафрагма фотоаппарата. Рози ощутила желание обернуться и посмотреть на происходящее, но сдержалась. А когда Билл попытался оглянуться, она мягко, но настойчиво взяла ладонями его голову и повернула к себе.
