окружающих меня делом.
– И как?
– Поначалу всё было прекрасно – была уверенность в моём предприятии. Бросил пить, бросил курить, начал читать и заниматься спортом, склонять к этому всех моих друзей и знакомых. Проповедовал доброту, в самом обычном её значении, однако встречал тупые взгляды людей, которым это было чуждым. Или это было слишком идеально, что они в это не могли поверить. Я пробирался к мусорке, распинывая груды мусора, чтобы выбросить баночку из-под газировки. Я помогал старушкам переходить дорогу, как это было в фильмах, и ловил на себя странные взгляды, которые говорили: «он что шутит?». И со временем пришло осознание того, что это бесполезно. Я вроде бы начал с себя, менял этот мир и он обязан, в конце концов, преобразоваться – люди должны были это заметить и стать добрее, нравственнее, такими же как я. В этом я глубоко ошибался, и поверив в себя, и поверив в людей. Эта поверхностность ни к чему не привела.
5
Сегодня я начал день с того, что начал рисовать на стенах палаты. Я видел чёткую картину перед глазами: божественные линии, дуги, круги, цифры, буквы формировали глобальную идею бытия. Я изливал эту идею на стену и фанател от самой мысли того, что я вот-вот разгадаю самую важную загадку мироздания.
Я изрисовал весь карандаш, но понимал, что идея не готова – она просто-напросто не закончена. От безвыходности я закричал и бросил остаток карандаша в дверь. «О, боже, она исчезает! О, боже, нет! Я подобрался к ней так близко! Ну почему!? Нет!» – вопил я. Все пациенты проснулись. Санитары уже приближались, но я вопил об утраченной идее. Она утекла сквозь дрожащие пальцы психически больного пациента городской психлечебницы. Возможно я не псих, просто другой – вот и всё. Так бывает всегда. И если бы не это место, я бы познал тайну мирового смысла. Но роковой случай, однажды загнавший меня в системную ловушку, дал право понять всю мою обречённость. Именно теперь я осознал, что обречён. Обречён прожить с мыслью о том, что был на ниточке от выполнения цели своего существования.
Как раз теперь, зайдя в пустую белую комнату, где санитары успешно отмыли стены, я понимаю, что самоубийство спасает сильных от участи слабых. Я должен уничтожить свою бессмысленную жизнь, ведь я ничтожен, потому что поставил на «всё или ничего» и проиграл всё. Проиграл.
После этого «утреннего шоу» – как о нём выражались санитары – я направился к Станиславу Иннокентьевичу.
– Мне кажется, я начинаю сходить с ума, – сказал я.
– Так и есть, – сразу ответил он.
– Я сегодня упустил идею всей своей жизни, я трогал её, видел и по-настоящему ощущал. Ты понимаешь?
– Я тебя совсем не понимаю, мой друг. Может ты уже рехнулся?
– Да нет же. Это был смысл, который я всегда искал. Я его нашёл, понимаешь?.. Впрочем, забудь… Я всё выдумал, расслабься. – Я не хотел доказывать ему обретённый мною смысл. Он может быть и неглупый порой, но всё же дурак, обычный дурак, которому не дано понять суть мироздания. Мелкий человечишка с долей разума – это недостаточно для высшего понимания Вселенских масштабов.
– Я так и думал: я тебя как облупленного знаю.
– Угу, – поддакнул я. – Грустно смотреть на мир и понимать, что всё катится в воронку неизвестности. Да и всем наплевать – это вовсе страшно.
– Нам это не должно быть важным.
– Почему это?
– Взгляни где мы сейчас находимся, взгляни на всех, кто нас окружает и сопоставь это со своими мыслями. Мы – сумасшедшие.
Говоря о ярлыках, которыми люди нарекают однажды побывавших в психбольнице представителей, хочется добавить ещё один факт: находившиеся и находящиеся в психбольнице люди сами себя считают сумасшедшими. Станислав Иннокентьевич был именно таким человеком.
– Ты говоришь как Иван Сергеевич, и ты не прав. И мы – не сумасшедшие.
– Избавь меня от этой пустой болтовни.
– Если ты считаешь меня сумасшедшим и мои мысли бредовыми, то я готов объяснить тебе, почему я сказал, что мы катимся в воронку неизвестности. Хочешь, расскажу?
– Ну, давай, попробуй.
– Придёт время и настанет эпоха жадности, одержимости в бесконечном выживании, настанет полноправное господство хаоса. Нам горько будет смотреть на мир, где никому ничего не хватает, понимаешь. Трудно представить будущую участь людей. Невозможно отвергать это – факт налицо: население растёт, источники исчерпываются. Голод и безработица – первый этап, даже не этап, а пролог, предисловие к Великой песне будущего упадка. Я не верю в оптимизм, а оптимизм – это настоящая вера: убеждённые оптимисты настоящие фанатики «всего будет хорошо». Они заслуживают презрения, ибо слабость никогда не делала человека лучше. В итоге, человек будет сидеть на скамейке у давным-давно заросшей автозаправки, и глодать руку своего лучшего друга, причём не будет замечать чего-то античеловеческого, каннибальского в своём обычном приёме пищи. Это неминуемо, как в исторической хронологии, так и в обычной человеческой природе.
– Такого не будет, люди не дойдут до таких вещей и вообще ты не прав. Брось заниматься такой ересью, дружище.
– Ты всё ещё в цепях своей идеи – ищешь добра в людях, думаешь, что они додумаются измениться. Они не будут меняться. После твоего вчерашнего рассказа ты уже должен это понять. А возможно ты просто не понимаешь меня.
– Ты умный человек, но не от хорошей жизни попал сюда. Не ухудшай себе жизнь этими мыслями. Расслабься.
– Я не могу бросить то, что приносит мне пользу в понимании этого мира. Как ты этого не можешь ещё понять?
– Позволь дать тебе один дельный совет: перестань так много думать. Ты, таким образом, кажешься не умнее других, а глупее. Не веди себя как дурак и займись простым делом; можешь начать вязать, читать книги, вышивать, разгадывать кроссворды, а может в картишки давай?
– Клал я на твои картишки и на твой регрессивный образ жизни. Я хочу понимать этот мир и буду его понимать! И… пусть я дурак, зато вы все от этого кажетесь умными. А вообще, хочешь хороший совет для тебя и Станислава Иннокентьевича?
– Какой?
– Самоубийство. Подумай, зачем вам жить… проживать жизнь, тратить ресурсы, существовать бесцельно, бессмысленно? Вы же – пустота! Полая обёртка человека. Лучше пойти и показать чего ты стоишь, чем вот так, как вы, – сказал я и ушёл.
В-общем говоря, я оказался ненормальным среди пациентов психбольницы. Они меня не понимают.
Я прошёл испытания жизни, к которым не был готов – я не знал себя, свои способности и искушения собственного духа. Мне трудно совладать с собой – и
