Мэтью поднял второй клинок.
В отчаянии, обусловленном, возможно, осознанием смертельности собственной раны, Арчер отбросил всякую осторожность и начал бороться, как истинный одержимый, словно не чувствовал никакой боли. В тот же момент Мэтью, вспоминая свои собственные уроки смертельного искусства, атаковал фехтовальщика с его слабой, левой стороны — наемник был правшой. Он нанес глубокий порез противнику, и сквозь страшную рану сразу стал виден блеск кости, которую тут же залила кровь.
Внезапно наемник понял, что больше не сможет сражаться. Он отступил к стене, прижался к ней спиной, бросил клинок и поднял обе руки.
— Пощады! — выкрикнул он.
Арчер, вся грудь которого уже была залита кровью из страшной раны у самого основания шеи, лишь холодно ответил:
— Нет.
Он вогнал свою рапиру прямиком в незащищенное горло безоружного наемника.
Когда клинок был брошен, судья издал страшный булькающий, удушливый звук, глаза его блеснули, как монеты, предлагаемые Харону за переправу через Стикс. Убитый наемник съехал по стене на пол, замер в сидячем положении и больше не двигался.
— Я высоко оцениваю вашу душу, — прохрипел Арчер. — Куда бы она, черт возьми, ни направилась…
Затем он посмотрел на Мэтью. Его лицо — кроме красной кровавой линии на щеке — было белым, как известка, контрастируя с пропитавшимися кровью половицами. Он бросил свой клинок, сделал шаг назад, и лишь тогда колени его подогнулись.
Мэтью опустился на колени рядом с ним. Боже, сколько же было крови! Рана была слишком глубокой, она задела жизненно важные связи нервов и артерий. Даже если бы доктор оказался поблизости, Мэтью понимал, что спасти Арчера не удалось бы. В считанные секунды он умрет.
Судья приподнял руки и уставился на свои ладони. Они начали сильно дрожать. Он сжал их в кулаки и обессиленно опустил.
— Мне жаль… — только и сумел сказать Мэтью.
— Как и мне, — Арчер потянулся, чтобы взять молодого человека за руку, но, казалось, на полпути он забыл, что собирался сделать, и рука его вновь безвольно опустилась вниз. Он моргнул — медленно и тяжело. — Я действительно… был злым, Мэтью?
— Вы были человеком, — последовал ответ.
— Ах… это. Кем бы или… чем бы ни было это существо, он был… прав. Все люди произошли от греха Адама. Наш вызов… состоит в том… что мы ищем способ… излечиться от этого… по-своему, — на лице его появилась призрачная улыбка, которая почти разорвала сердце Мэтью на части. — Я очень люблю Англию… — пробормотал Альбион. — Что же будет с моей страной?
— Я полагаю, она переживет «Белый Бархат» и Профессора Фэлла, — утешающе произнес Мэтью. — Она переживет даже «Булавку» Лорда Паффери.
— В этом… я не уверен. Ты поможешь мне… лечь?
— Да.
Мэтью свернул свой плащ, положив его подушкой под голову судьи, и помог ему принять положение, которое причиняло чуть меньше боли.
Арчер несколько раз прерывисто вздохнул, затем прошептал:
— Спасибо. Если сможешь… передай Стивену…
И на этой неоконченной просьбе Альбион покинул мир живых, который обошелся так жестоко с ним самим и с его любимой Хелен.
Мэтью поднялся. Он не имел права терять времени.
С окровавленной рапирой в руке он покинул больницу и помчался к дому на Конгер-Стрит, зная, что каждое движение в дыму и пыли, что до сих пор дрейфовали в Прекрасной Могиле, может таиться опасность.
Железные ворота были широко открыты, как и дверь особняка Фэлла. В окнах на верхнем этаже горел свет. Разбитый фонарь лежал на полу прямо перед входом, и стекло затрещало под подошвами ботинок, когда Мэтью вошел внутрь. С рапирой, которую он выставил перед собой наизготовку, он начал осторожно подниматься по лестнице обители профессора.
Он слышал выстрелы, доносящиеся снаружи, но, кажется, стреляли далеко. На своем пути сюда он увидел, как один наемник Фэлла застрелил другого, и понадеялся, что счет был не в пользу людей Черного Кардинала. Молодой человек понятия не имел, какова сейчас расстановка сил.
В доме было тихо, пугающую тишину нарушало лишь тиканье дедушкиных часов. Удалось ли Мэтью добраться сюда и опередить Матушку Диар? Он бежал так быстро, как только мог, поэтому все еще не мог восстановить дыхание.
Тишина была зловещей.
Он поморщился, когда половицы предательски скрипнули под его ногами, и в этом хранящем звенящее молчание особняке этот скрип разнесся криком повсюду.
На вершине лестницы Мэтью увидел открытую дверь в конце коридора, ведущую в комнату исследований Фэлла, и внутри горел свет. Со своей позиции молодой человек не видел ни письменного стола, ни самого профессора. Его внимание привлекло тело, лежащее на полу в дверном проеме и, судя по луже крови, растекшейся вокруг черноволосой головы, ему пустил пулю кто-то, стоящий у противоположной стены.
Мартин загнал Профессора Фэлла в угол? В самом деле.
Мэтью с трудом перебрался через массивный труп и едва не поскользнулся на крови. Его правый локоть врезался в стену, и удар отдался во всей руке неприятным покалыванием. Он миновал дверной проем, и там, в свете двойного канделябра, на котором горели свечи, стоял профессор. Однозарядный пистолет, принесший смерть Мартину, лежал на столе. Опустошенное лицо профессора казалось очень бледным. Его рука потянулась к книге, что стояла на настенной полке.
Взгляд Фэлла изредка срывался на что-то, находящееся по правую руку от Мэтью.
Если бы Мэтью сразу не распознал этот сигнал, резко открытая дверь справа от него могла запросто сломать ему ребра. Когда это случилось, его плечо вывернулось так сильно, что едва не вылетело из плечевой сумки, когда он вскинул руку, чтобы отвести удар.
Молодой человек отшатнулся, сделав несколько шагов по комнате, рука его пульсировала болью, а Матушка Диар наступала, появившись из задней двери. Ее зубы были плотно стиснуты, мышцы лица напряглись, а ее лицо с лягушачьими глазами исказилось в немом злобном крике.
Без промедления она бросилась на Мэтью. Ее кинжал с резной ручкой из слоновой кости нацелился на горло молодого человека. Он перехватил запястье и нанес ей удар по ребрам рукоятью рапиры, пока она заставляла его пятиться назад по комнате. Кулак в розовой перчатке врезался Мэтью в челюсть, заставив разноцветные звездочки заплясать в его мозгу. Он отчаянно вцепился в запястье женщины, и они принялись бороться за кинжал, дергая его из стороны в сторону. Внезапно она нанесла удар головой ему в лоб с нечеловеческой силой, и Мэтью свалился на пол, в глазах у него потемнело.
Она вновь двинулась на него — женщина невиданной мощи.
Даже находясь на грани потери сознания, Мэтью понял, что, если не действовать быстро, смерть не заставит себя ждать. Он полоснул рапирой в районе ее щиколоток, но грузная женщина перепрыгнула через клинок, приземлившись всем своим весом на его предплечье. Мэтью услышал собственный стон, его пальцы дернулись и раскрылись.
Болевой шок, как ни странно, придал сил, поэтому, когда Матушка Диар наклонилась за рапирой, Мэтью оттолкнулся от пола и нанес удар правой ногой прямо в лицо сумасшедшей женщине. Она потеряла ориентацию в пространстве, закружилась и врезалась в книжные полки, профессор Фэлл бросился прочь с ее пути, остановившись у полок, на которых стояли его представители морской жизни в стеклянных банках.
Мэтью сумел подняться на ноги. Его правая рука болела зверски и опускалась бесполезной плетью. Матушка Диар оттолкнулась от книжных полок. Ее рот был полон крови, хлопковое облако ее парика наполовину съехало с ее головы. Мэтью открылась ужасающая мозаика темно-красной и коричневой рубцовой ткани на коже ее головы, и даже в этой борьбе за свою жизнь он почувствовал укол жалости к маленькой девочке, у которой никогда не было шанса на нормальную жизнь после того, что с нею произошло. Но теперь, в апогее безумия ее отец пришел к ней, и, повинуясь ему, эта помешавшаяся бестия готова была даже предать Фэлла, которому всегда была так безоговорочно верна.
Часть парика съехала на лицо, и озверевшая женщина сорвала его с креплений и бросила на пол. Ватное облако приземлилось между противниками, как шкурка маленькой собачки. Матушка Диар отерла кровь со рта и двинулась на Мэтью с кинжалом, описывая им небольшие угрожающие круги в воздухе.
Мэтью заметил, что Фэлл потянулся за банкой с какой-то морской тварью, что стояла на полке. Стараясь отвлечь внимание Матушки Диар на себя, молодой человек сделал единственное, что пришло на ум: перехватил рапиру в левую руку, поддел парик кончиком клинка и поднял его с пола.
Матушка Диар остановилась, ее лягушачьи глаза округлились, а рот исказился от гнева.
