Судя по выражениям лиц доктора с мистером Пиктоном, эти двое тоже осознавали, какой был нанесен ущерб. Присяжные и толпа, кои, вероятно, купились бы и на скудную защиту Либби Хатч, приняли осторожные, опытные и страстные слова мистера Дэрроу близко к сердцу. Так что сейчас улики и свидетельские показания становились нашей единственной надеждой — более чем когда-либо. И в тот день со стуком молотка началась процедура их представления, и показания давать вызвали Клару Хатч.
Испуганная маленькая девочка с семьей прибыла в суд во время дневного перерыва в сопровождении шерифа Даннинга и отряда специально отобранных помощников. Доктор постарался оказаться у задней двери, чтобы встретить Клару, и, судя по выражению лица девочки при виде ожидающей ее толпы, поступил очень правильно: даже во времена моего былого жития на улице я редко видывал детей в таком замешательстве и отчаянии. Клара, всматриваясь в джунгли лиц и тел, столпившихся вокруг их повозки, успокоилась, похоже, лишь когда ее золотисто-карие глаза узрели доктора, и она натурально слетела на землю, стремясь добраться к нему. Какие-то газетчики поблизости особенно заинтересовались этим явлением, по причинам, что были мне не вполне понятны, пока я не вынудил себя взглянуть на все это дело с противоположной точки зрения: при склонности полагать, что доктор контролирует и провоцирует слова и поступки Клары, ее очевидная насущная жажда быть ближе к нему могла и впрямь показаться зловещей.
Вестоны проследовали за Кларой и доктором в здание суда, а люди шерифа Даннинга растянулись цепочкой перед задней дверью, сдерживая толпу любопытных снаружи. Мы же поднялись на второй этаж здания, расселись в кабинете мистера Пиктона и подкрепились бутербродами, которые Сайрус взял у миссис Гастингс. Мы пытались сохранять веселье, как только могли с учетом обстоятельств, и никто ни слова не проронил о процессе — но, казалось, ничто не способно было подбодрить Клару. Она совсем не ела, только отпивала лимонада, что дал ей Сайрус; и каждый раз, когда она ставила стакан на стол, ее здоровая рука, липкая от лимонного сока и сахара, тянулась к мистеру Вестону или к доктору, которые сидели по краям от девочки. Словно вовсе не слыша легкой беседы и натянутых шуток, витавших в комнате, она лишь как-то безразлично смотрела на наши лица, пока не настало время возвращаться в суд; и тогда, решив, что никто не обращает внимания, она подняла взгляд на доктора.
— Моя мама здесь? — очень тихо спросила она. Доктор кивнул, мягко улыбнулся, но очень серьезно посмотрел ей в глаза:
— Да. Она внизу.
Клара начала стучать ногами по ножкам стула и опустила голову, уставившись себе на колени.
— Это мое выходное платье, — сказала она, осторожно расправляя здоровой рукой светло-голубую ткань с цветочным рисунком. — Я не захотела есть, чтобы оно не запачкалось.
Миссис Вестон улыбнулась ей:
— Клара, милая, не волнуйся об этом. Если ты голодна…
Но Клара только помотала головой, так резко, что ее широкая коса метнулась вперед и обнажила часть ужасного шрама на задней части шеи.
Доктор поднял руку и коснулся ее макушки:
— Весьма благоразумно. Если бы ты только могла научить такому благоразумию Стиви. Его одежда большую часть времени пребывает в чудовищном состоянии.
Клара быстро покосилась на меня и улыбнулась.
— Ага, — кивнул я. — Я просто как свинья из хлева, ничего не могу с этим поделать. — И, чтобы подчеркнуть свои слова, выронил кусочек ростбифа с бутерброда на рубашку — что вызвало у нашей свидетельницы тихий скрипучий смех. Потом она быстро и смущенно отвернулась.
К двум часам мы вернулись на места в главном зале, а Вестоны остались ждать снаружи вместе с Кларой. Мистер Пиктон решил начать дело с показаний бывшего шерифа, Мортона Джоунза, седого старикана крутого нрава, который выглядел так, будто провел большую часть своей отставки за барной стойкой. Джоунз поведал о том, что обнаружил, когда прибыл в дом Хатчей ночью 31 мая 1894 года, и какие действия предпринял в той ситуации, включая звонок мистеру Пиктону. Сие резюме познакомило присяжных с основными фактами дела, фактами, которые мистер Дэрроу никоим образом не стал оспаривать; когда настала его очередь перекрестного допроса свидетеля, он отказался от этой возможности.
Следующим перед судом предстал мистер Бенджамин Лоуренс, тогдашний коронер. Он рассказал, как по прибытии в дом Хатчей обнаружил миссис Хатч в состоянии крайней истерии, а окровавленные дети были уложены на диваны и стол в гостиной. Он дал матери для успокоения настойку опия, затем приступил к детям, быстро определив, что Мэтью и Томас мертвы. Но Клара была еще жива, хотя Либби и домоправительница, миссис Райт, думали иначе. Засвидетельствовав, что пульс девочки, хотя и очень слабый, вполне прощупывался, доктор Лоуренс продолжил и сообщил, что дал ей полтаблетки нитроглицерина и ввел в руку бренди, чтобы подстегнуть ее сердце. После этого принялся останавливать кровотечение. Но сама рана оказалась за пределами его возможностей, и он позвонил в Саратогу, чтобы попросить как можно скорее приехать доктора Джейкоба Дженкинса, специалиста-хирурга. Дженкинс должен был давать показания вслед за Лоуренсом, но прежде чем закончить с первым свидетелем-медиком, мистер Пиктон не забыл спросить, не обездвижило ли каким-то образом Либби ее истерическое состояние. Отнюдь нет, ответил доктор Лоуренс, — когда он добрался до их дома, миссис Хатч носилась по всем комнатам с необычайной скоростью.
— Будто у нее имелась какая-то цель, верно? — уточнил мистер Пиктон.
Доктор Лоуренс уже было согласился, но тут вскочил мистер Дэрроу:
— Должен выразить протест, ваша честь. Вопрос вынуждает свидетеля к гипотетическому ответу, но он не мог знать, о чем думала или что собиралась сделать миссис Хатч.
— Протест принят, — кивнул судья Браун. — Я предупреждал вас, мистер Пиктон, — никаких намеков. Присяжные игнорируют вопрос обвинения.
Вновь подавшись вперед, я услышал, как доктор Крайцлер бормочет:
— Если смогут. — Потом увидел, как он прикрыл улыбку рукой.
Мистер Пиктон задал напоследок еще несколько вопросов доктору Лоуренсу. Присутствовал ли он в доме Хатчей, когда миссис Хатч рожала детей? Доктор Лоуренс ответствовал: разумеется. И каково же было состояние миссис Хатч после третьих родов? Открывая частичку информации, предназначенной для подготовки присяжных к подразумеваемому заявлению мистера Пиктона о том, что Либби в действительности терпеть не могла своих детей (а заодно и соответствовавшей нашим предположениям в самом начале этого дела), доктор Лоуренс сообщил, что рождение маленького Томми было трудным, и мать после него оказалась не способна больше иметь детей. Мистер Дэрроу возразил против существенности сих сведений, и в качестве ответа мистер Пиктон сел, передав свидетеля своему оппоненту. Но адвокат защиты снова отказался от возможности перекрестного допроса.
Так он поступил и с доктором Дженкинсом: после того, как мистер Пиктон ознакомился с воспоминаниями свидетеля относительно лечения Клары Хатч — особо сосредоточившись на том, чтобы присяжные поняли: между пулевым ранением девочки и ее немотой в течение трех лет нет никакой связи, — настало время вопросов защиты. Но мистер Дэрроу лишь быстро встал со словами:
— Пока у нас нет вопросов, ваша честь, — и снова сел.
С галерей донеслись кое-какие замечания, и судья Браун начал потирать свою седую шевелюру с несколько обеспокоенным видом.
— Мистер Дэрроу, — медленно произнес он, — я понимаю, у вас на западе к этому подход иной — но, полагаю, вы все же следуете неким основным правилам процедуры уголовного процесса?
Мистер Дэрроу улыбнулся и встал, как будто даже робко хихикнув:
— Я благодарен суду за его заботу. Дело лишь в том, ваша честь, что у защиты нет никаких возражений обвинению относительно того, что случилось сразу же после стрельбы. По крайней мере, не в отношении этих свидетелей.
Толпа вроде бы сочла сию информацию обнадеживающей; судья же Браун несколько раз кивнул и проговорил:
— Очень хорошо, адвокат. Если вы понимаете, что происходит.
— Я стараюсь как могу, ваша честь, — ответил мистер Дэрроу и сел.
Судья обратился к мистеру Пиктону:
— Обвинение может вызвать следующего свидетеля.
Мистер Пиктон встал и глубоко вздохнул — и я заметил, как доктор крепко схватился за подлокотники своего стула, да так, что костяшки его побелели.
— Ваша честь, — сказал мистер Пиктон, — у обвинения на сей раз есть необычная просьба.
Маленькие глаза судьи Брауна распахнулись широко, как только могли:
— В самом деле?
— Да, ваша честь. Следующий свидетель обвинения — Клара Хатч. Кларе всего восемь лет, она не видела свою мать — свою родную мать, я хочу сказать, — больше трех лет. Не сомневаюсь, жители Боллстон-Спа, — тут мистер Пиктон окинул зал взглядом, в котором, по мне, могло быть и чуть больше, что называется, расположения к собравшимся, — снисходительны и деликатны в подобных вопросах, как и любая другая община. Но, с учетом вышеупомянутых особых соображений, обвинение пожелало бы попросить очистить зал на время свидетельских показаний Клары Хатч.
