О происхождении или истории Кардинала Блэка шпион никаких сведений не имел. Зачем было организовано это нападение на деревню Фэлла, он тоже не знал, но из разговоров понял, что его нанимателю требовалось заполучить нечто, хранившееся здесь. На подготовку этой атаки ушло много средств и времени.
Шпион предположил, что башня, которую упоминал Блэк, возможно, ему известна — то было полуразрушенное строение в лесу близ Аддерлейна, средневековая сторожевая башня — возможно, единственный уцелевший элемент древнего замка. Мужчина сказал, что сам никогда там не бывал, но слышал, что в этой «башне» Блэк общался со своим Хозяином. Похоже, на этих руинах было организовано нечто, вроде Церкви Дьявола.
Другой человек — один из перебежчиков — сказал, что Мартин подошел к нему в чуть больше месяца назад, втерся к нему в доверие и рассказал, что Мириам Диар планирует прибрать империю к рукам и что профессор уже слишком стар, обессилен и слаб, чтобы управлять организацией такой силы.
— Простите, сэр, прошу, простите, я просто повторяю то, что мне сказали, — лепетал бедный предатель.
— Продолжай, — ответил Фэлл, лицо его не отразило никакой реакции на жалобное блеяние пленника.
Перебежчик, запинаясь, продолжил свой пассаж о преданности Фэллу и о том, как бесы попутали его падшую душу. Но Мэтью и профессор одновременно осознали лишь одно: любых, даже самых преданных людей оказалось слишком легко опьянить властью и купить за деньги. Те, кто помогал Мириам Диар в ее — как они выражались — правом деле по спасению разрушающейся империи, ожидали своего вознаграждения в виде баснословного количества золота и высоких постов в будущей организации.
Мэтью подумал, что этой истории вполне можно верить — это имело смысл для тех, кто решился переметнуться. Таким образом, двух человек приговорили к более быстрой и милосердной смерти через выстрел из пушки. Так их сказка закончилась, но новая еще только собиралась начаться.
Пора было отправляться. Мэтью сказал профессору то, что Фэлл уже знал: что Блэк явился сюда только за своими желанными книгами. К нынешнему моменту — так как Матушка Диар не взяла лошадь и не прибыла на встречу в башне — Блэк осознавал, что «Малый Ключ» он не получит. Возможно, он мог найти копию этой книги у какого-нибудь книготорговца. Профессор проинформировал Мэтью, что эта книга очень редкая, а теперь ее и вовсе непросто найти после того, как Фэлл скупил каждую копию в Лондоне по завышенным ценам. Существовала возможность, что Блэк со своими людьми нанесут удар по Прекрасной Могиле снова — сегодня или завтра ночью — чтобы добыть «Малый Ключ»… или же одержимый предпочтет игру на выжидание.
Мэтью считал, что Кардинал Блэк жаждет заполучить книгу, детально описывающую демонов и заклинания их вызова, это вполне имело смысл для помешанного сатаниста. Но почему эта книга так важна для Профессора? На этот вопрос Фэлл ответа не дал.
Что до книги ядов, Мэтью подумал, что если отряд людей Фэлла — та жалкая часть, что от них осталась — попытается нанести удар по Аддерлейну, их, скорее всего, просто покромсают на куски. Хуже того будет, если они преуспеют, и беззащитный Блэк решит попросту уничтожить книгу, чтобы она не досталась никому.
Мэтью не мог так рисковать, и профессор разделял его стремление к осторожности, соглашаясь, что лучше послать только двух человек, которые могли бы проникнуть в Аддерлейн незамеченными. И все же… двое против восемнадцати?
Но другого выхода не было.
Мэтью в последний раз нанес визит в спальню Берри, чтобы посмотреть на смятую постель, в которой она спала. Он сел и провел рукой по ее подушке, представляя, как убирает разметавшиеся рыжие волосы с ее щеки, и под наволочкой он ощутил что-то твердое.
Подняв и вытряхнув подушку, он нашел тонкую коробочку размером с лист бумаги. Он открыл ее и увидел то, что дало ему надежду: пусть Берри постепенно теряла рассудок, часть ее продолжала бороться. Хотя одновременно с надеждой молодой человек испытал и ужас, осознав, как далеко продвинулась отрава Риббенхоффа, разрушая мозг Берри.
В коробке было три карандаша и несколько рисунков. Он подробно рассмотрел их один за другим.
Это были грубые, почти детские наброски разных сцен. На первом рисунке был изображен корабль, бороздящий море, люди на борту, похоже, тянули из воды рыболовные сети. На втором Берри изобразила город. Пропорции людей и зданий были сильно нарушены, но очертания карет, повозок и кораблей в гавани отчетливо угадывались. Казалось, что это нарисовал ребенок лет восьми. Мэтью не думал, что Берри пыталась нарисовать Лондон, улицы были слишком непохожими…
Нью-Йорк, понял он. Она пыталась изобразить Бродвей.
В центре рисунка возвышалось одно здание, на вершине которого стояла чья-то маленькая щуплая фигурка. Берри старалась нарисовать слезы, текущие по овальному лицу…
Эштон Мак-Кеггерс? — предположил он. Печальный, потому что она уехала из Нью-Йорка и покинула его?
Третий рисунок перехватил его дыхание и заставил вздрогнуть.
На нем были изображены какие-то доски, в которых смутно угадывались очертания причала. На них, обращенные лицом к зрителю, стояли две фигуры, у одной из них были схематично нарисованы вьющиеся волосы. Оба человечка улыбались и держали друг друга за трехпалые руки. Высоко в небе по-детски были нарисованы солнце и птички.
Внизу листа — прямо под тем местом, где стояла счастливая пара — корявым почерком было написано: Я ЛЮБЛЮ ТИБЯ.
Несколько секунд Мэтью не мог оторвать взгляд от этого листа. Глаза его наполнились слезами, бессильные рыдания сдавили горло. В сознании его стучали те же самые слова, которые он сказал профессору:
Я найду и книгу, и химика. Или умру, пытаясь.
Мэтью осторожно вернул рисунки обратно в коробку, закрыл ее и положил на то место, где она лежала. Затем он надел плащ, треуголку и пару кожаных перчаток, которые ему выдал профессор чуть ранее, а также преподнес в подарок пистолет — ныне закрепленный в кобуре на поясе молодого человека. Вторым оружием Мэтью был кинжал с рукоятью из слоновой кости, который отдал ему Альбион в Лондоне.
Похоже, в каком-то смысле мистический страж Англии все еще был здесь, рядом.
Снаружи был холодно, несмотря на яркое солнце. И должно было похолодать еще сильнее. Железное полотно серых облаков приближалось с северо-запада. Декабрь закрывал двери, но зима была еще впереди. По пути к стойлам Мэтью думал о жизни и смерти Уильяма Атертона Арчера. Возможно, вскоре в «Булавке» появятся новые истории об Альбионе, призраке в золотой маске, и этот персонаж войдет в лондонский фольклор. Будут впереди еще мрачные времена, и «Булавка» не преминет создать новых героев и злодеев по этому случаю… а, возможно кто-то из новых персонажей будет олицетворять и добро, и зло одновременно.
Возможно также более весомое и респектабельное издание — «Газетт» — уже выпустило статью об исчезновении известного вершителя правосудия судьи Арчера, и доложила констеблям Лондона, которые бросили силы на его поиски, что по некоторым данным выяснено, что сэр Арчер был силой похищен из больницы на Кейбл-Стрит в Уайтчепеле. Загадкой оставалось, почему сэр Арчер оказался именно в этом госпитале, в столь неблагополучном районе. Согласно показаниям молодого клерка Стивена Джессли, который посещал судью Арчера в больнице, не было никаких гипотез, кем и с какой целью мог быть похищен этот достопочтенный господин.
И, возможно, «Газетт» проявит интерес и к тому, чем интересуется аудитория «Булавки», и отметит свои надежды на то, что Альбион не оставит это дело без внимания, так как сэр Арчер был единственным, кто принципиально не выпускал закоренелых преступников обратно на улицы Лондона и, таким образом, способствовал делу Альбиона — мистического борца за справедливость, которого считали призраком.
Мэтью сегодня утром встретился с Ди Петри после пушечных выстрелов, когда заставил себя дойти до таверны и взять что-нибудь поесть. Ему досталась тарелка холодных бобов и два куска кукурузного хлеба, вымоченного во вчерашнем кофе, но Мэтью бездумно проглотил это все, понимая, что ни в одном куске этой еды нет яда, ведь теперь каждый человек, который в этой деревне мог держать оружие, был нужен профессору в качестве элиты его войска и, соответственно, должен был пребывать в здравом уме. Но на всякий случай, Мэтью сказал хозяину таверны, что если хоть что-то из еды будет отравлено и затуманит его разум, Профессор Фэлл зарядит третью пушку. Это существенно подняло уровень уважения, который испытывал к молодому человеку трактирщик.
Ди Петри — с перевязанным после полученной прошлой ночью травмы носом — сел с Мэтью за один стол, но от еды отказался: аппетита после жуткого зрелища на площади у него не было, однако он хотел поблагодарить Мэтью за то, что он помог вытащить мадам Кандольери из театра. У нее была тяжелая ночь, но уснуть она все же сумела. Ее раной занялся человек, имеющий некоторые познания в медицине. Освободившись от наркотического дурмана, связывающего язык, этот молодой человек рассказал, что когда-то был студентом, но учебу пришлось бросить, когда открылись подробности того, чем он занимался: выкупал трупы и продавал их для опытов другим студентам-медикам Лондона. Так или иначе, зашивать раны он умел и мог адекватно оценить состояние повреждения: сказать о наличии или отсутствии инфекции, дать рекомендации, наложить повязку. Сейчас его повысили до должности городского врача.
