— Может быть, жена хотела уйти от него?
— Все ее друзья говорили, что она была счастлива с мужем.
Залаяла собака.
Засвистел поезд.
Ветер шумел в деревьях.
И голос ночи звучал вокруг.
— Он спятил, — сказал Колин.
— Да, так все и думают.
— Держу пари, что так и было. Я уверен: у Кингмана было психическое расстройство или что-то вроде того, иначе он не совершил бы этого безумия.
— Тогда это была самая популярная теория. Но врач не подтвердил этого.
— Ты, похоже, изучил все детали до последней, — буркнул Колин.
— Да, я знаю все так же хорошо, как если бы это случилось со мной.
— Но откуда?
— Я читал об этом.
— Где?
— В библиотеке есть микрофильмы старых номеров «Санта-Леона ньюс реджистер».
— Ты расследовал это дело?
— Да. Именно. Это то, что меня интересует. Помнишь, я говорил тебе? Смерть. Смерть меня очаровывает. Как только я услышал о деле Кингмана, я захотел узнать о нем больше.
Намного больше. Я захотел узнать все подробности, все мельчайшие детали. Понимаешь? Я подумал: как было бы здорово находиться в том доме в ту самую ночь, в ночь, когда все это произошло, спрятавшись в угол и наблюдая, в ту ночь, просто спрятаться и наблюдать, как он все это сделал с ними, а потом с самим собой. Представляешь?! Везде кровь! Ты никогда не видел столько этой чертовой крови. Кровь на стенах, кровь на постельном белье, огромные лужи крови на полу, на лестнице, кровь, разбрызганная по мебели... И шесть окровавленных голов на скатерти. Черт, это пшик! Это настоящий пшик!
— Ты спятил, — сказал Колин.
— Хотел бы ты быть там?
— Нет, спасибо. И ты тоже.
— А я, черт побери, хотел бы!
— Если бы ты увидел всю эту кровь, тебя бы вывернуло.
— Только не меня.
— Ты пытаешься завести меня.
— Я — нет.
Рой направился к дому.
— Подожди, — попросил опять Колин.
Рой больше не обернулся. По ступенькам он поднялся на крыльцо.
Чем оставаться одному, лучше последовать за ним. Колин так и сделал.
— Расскажи мне о привидениях.
— Иногда ночью в доме появляются странные огни. А люди, живущие недалеко от дома Кингмана, рассказывают, что время от времени они слышат крики его детей и мольбы о помощи.
— Они слышат голоса мертвых детей?
Колин внезапно почувствовал, что опирается спиной на одно из разбитых окон нижнего этажа. Он отпрянул.
Рой продолжал:
— Люди рассказывали, что они видели, как призраки светились в темноте, как безголовые дети сбегали с крыльца и с криками разбегались, будто за ними кто-то гнался...
— Ой!
Рой засмеялся:
— Я уверен, что это были всего лишь мальчишки, пытавшиеся мистифицировать округу.
— Может, и нет.
— А что же еще?
— Я думаю, они видели то, что могли себе представить.
— Ты действительно веришь в привидения?
— Не исключено.
— Да? Я бы на твоем месте был поосторожнее с тем мусором, который засоряет твою голову. Ты плохо кончишь.
— Как ты умен.
— Все так считают.
— И скромен.
— И так считают.
— Черт!
Рой подошел к разбитому окну и заглянул внутрь.
— Что ты там видишь? — спросил Колин.
— Посмотри.
Колин встал за его спиной и заглянул внутрь.
Гнилостный, неприятный запах доносился из окна.
— Это гостиная.
— Я ничего не вижу.
— Это та самая комната, где он расставил головы.
— Здесь совершенно темно.
— Через пару минут глаза привыкнут.
В гостиной что-то зашевелилось, зашуршало и пробежало в сторону окна.
Колин отшатнулся. Нога подвернулась, и он с грохотом упал.
Рой посмотрел на него и расхохотался.
— Рой, там кто-то есть.
— Крысы.
— Что?
— Всего лишь крысы.
— В этом доме? Крысы?
— Конечно, как и в любом старом заброшенном доме. Или какая-нибудь дикая кошка. А может быть, кошка гонится за крысой. Одно я могу сказать точно: это не был ни дух, ни призрак. Расслабься, черт тебя возьми!
Рой снова заглянул в окно, всматриваясь, прислушиваясь.
Колин, который нанес гораздо большую рану своей гордости, чем плоти, быстро вскочил, но больше не стал подходить к окну. Он встал на покосившуюся изгородь, бросил взгляд на запад в сторону города, затем на юг вдоль Хоук-роуд.
Помолчав немного, он сказал:
— Почему они не сровняли это место с землей? Почему они не построили новые дома? Здесь же очень дорогая земля.
Не отрываясь от окна, Рой заметил:
— Все поместье Кингмана, включая землю, перешло к государству.
— Почему?
— Никого из родственников не осталось в живых, никого, кто мог бы наследовать поместье.
— А что государство собирается с ним сделать?
— За двадцать лет они не сделали абсолютно ничего — полный ноль. Одно время говорили о продаже земли и дома с публичного аукциона. Они собирались разбить здесь небольшой парк. До сих пор время от времени возникают разговоры о парке, но ничего не делается. А теперь не заткнешься ли ты на минутку? По-моему, мои глаза начали привыкать. Я должен сосредоточиться.
— Зачем? Что там такого важного?
— Я пытаюсь обнаружить скатерть.
— Ты же был здесь раньше. Ты должен был видеть ее.
— Я пытаюсь представить ту ночь. Я хочу вообразить, как все это могло происходить. Звук топора... Мне кажется, я слышу его... у-у-у-х, у-у-у-х, бум, у-у-у-х, у-у-у-х, бум... и крики... его шаги по лестнице... тяжелые шаги... и кровь... всюду кровь...
Голос Роя медленно затихал, как будто он гипнотизировал сам себя.
Колин отошел на дальний конец крыльца. Доски скрипели у него под ногами. Он облокотился на пошатнувшиеся перила и стал оглядываться вокруг. В молочном свете луны и черно-серых отблесках теней он видел только окружавший дом огромный сад: высокая трава, заросшая живая изгородь, склонившиеся к земле апельсиновые и лимонные деревья, расползшиеся во все стороны кусты роз, некоторые с бледными белыми или желтыми цветами, похожими в темноте на клубы табачного дыма, и сотни других растений, объединенных мраком ночи в единый запутанный узел.
Ему казалось, что-то наблюдает за ним из глубины сада, что-то нечеловеческое.
"Не будь ребенком, — думал он. — Здесь ничего нет. Это не фильм ужасов. Это жизнь".
Он пытался убедить себя, но предположение, что за ним наблюдают, переросло в уверенность, по крайней мере у него в голове. Он точно знал, что если пробудет там подольше, то некто с большими когтями схватит его и затащит в густой кустарник. Он отвернулся от сада и подошел к Рою.
— Ты готов? — спросил Колин.
— Я уже вижу всю комнату целиком.
— В темноте?
— Во всяком случае — большую часть.
— Да?
— Я вижу скатерть.
— Да?
— Где он разложил головы.
Влекомый магнитом более сильным, чем его воля, Колин встал позади Роя, нагнулся вперед и заглянул через окно в дом Кингмана. Там было абсолютно темно, но теперь его глаза различали больше, чем в первый раз: странные очертания, груды разломанной мебели и скатерть — белоснежную скатерть, покрывавшую огромный камин — жертвенный алтарь, на котором Роберт Кингман принес в жертву свою семью.
Внезапно Колин почувствовал, что это место, откуда надо бежать и никогда больше не возвращаться сюда. Он почувствовал это инстинктивно, внутренним чувством животного, и, как у животного, волосы его встали дыбом, и он тихонько сквозь сжатые зубы свистнул.
— У-у-у-х, бум, — сказал Рой.
Полночь.
Они спустились по Хоук-роуд до Бродвея и далее по Бродвею до того места, где он пересекается с Пэлисайдз-лайн. Они остановились у деревянных ступеней, которые вели на городской пляж. На другой стороне узенькой улочки фасадами к океану раскинулись элегантные старинные дома в испанском стиле. Стояла ночь. Здесь их пути расходились: дом Роя располагался через несколько кварталов к северу, а Колина — к югу.
— Во сколько мы встретимся? — спросил Рой.
— Мы не встретимся. То есть я хотел сказать, мы не сможем, — с горечью произнес Колин. — Мой отец приезжает из Лос-Анджелеса, чтобы я поехал с ним и его друзьями на рыбалку.
— Ты любишь рыбалку?
— Ненавижу.
— А сбежать ты не сможешь?
— Никак. Две субботы в месяц он проводит со мной и придает этому, не знаю почему, огромное значение. Если я сбегу, он поднимет такой шум...
— А когда ты жил с ним, он хоть два дня в месяц проводил с тобой?
— Нет.
— Вот и скажи ему: пусть забирает свои удочки и засунет их себе в задницу. Скажи, что ты не поедешь.
Колин покачал головой:
— Нет, Рой, это невозможно. Я не могу. Он подумает, что мама настроила меня против, и устроит ей настоящий скандал.
— А тебе какое дело?
— Я окажусь между ними.
— Хорошо. Давай встретимся завтра вечером.
— Тоже не получится. Я не освобожусь до десяти вечера. Давай встретимся в воскресенье. Часов в одиннадцать. И часок поплаваем до обеда.
