— Тикает, — тихо сказал один из присутствующих. Горохов осмотрелся. На полу лежал снег. Вместо
люка зияло искореженное отверстие, забитое камнями и водой. Хвост попал в центр реки. Полки с вещами были затянуты сеткой. Слева на полу, пристегнутая тросом к стене, стояла рация. Несколько пустых ящиков валялось под ногами.
— Спокойно, ребята, без паники. Здесь только один иллюминатор. Все двери блокированы. Тихонько поднимаемся вверх и идем к адмиралу. Наденьте красивые лица и не пугайте публику. Лишняя тряска нам ни к чему.
Очевидно, Дмитрий Горохов никогда не попадал в настоящий переплет, и для него это была всего-навсего игра. Он все еще думал, что находится на съемочной площадке, — иначе его уверенный тон и хладнокровие, с которыми он держался, были необъяснимы.
— Так, мальчики, я пошел первым, вы за мной. И хватит накладывать в штаны, а то вас лестница не выдержит.
Дмитрий поднялся наверх и в салоне появился с улыбкой. По крайней мере ему так казалось.
Адмирал наблюдал, как к нему идет один из разведчиков и корчит рожи, будто клоун, вышедший на арену, которого никто не встречает хохотом.
Адмирал сделал несколько шагов ему навстречу.
— Что случилось?
— В багажном отделении бомба. Поднять ее в салон невозможно — перепугаем до смерти публику, если не взорвемся раньше. Внизу есть иллюминатор, но он слишком мал, пролезет только ребенок. Бомбу можно вынести через него, но кто примет ее с наружной стороны? Не бросать же на землю — жахнет, от нас и пыли не останется. Терять время тоже нельзя. Работает часовой механизм.
— Я сам проверю.
— И я с вами, — раздался женский голос.
Они оглянулись на голос. В кресле возле прохода, там, где они стояли, сидела девушка лет семнадцати. Она слышала разговор и тут же подключилась к нему. У нее на коленях лежала голова другой девушки, застывшее бледное лицо которой уже ни на что не реагировало.
— Это дело мужчин, милая, — тихо пробасил адмирал.
— Это дело каждого из нас. Полчаса назад умерла моя сестра вместе с ребенком, которого носила под сердцем. Вы хотите, чтобы и все остальные погибли? Кто вы такой? Кто вам дал право решать судьбу сотни людей? Я иду с вами.
Адмирал не сумел возразить. Девушка осторожно сняла с коленей голову покойной и встала. Она едва доставала своим затылком до верхней пуговицы морской шинели. Невзрачная, худенькая, но с решительным взглядом и сильно сжатыми узкими губами.
Все трое направились к корме самолета. В ту же минуту в салоне появился Рудик-саморез, а в миру Рудольф Карлович Янсон. Тот самый парень, который шпильками снял наручники с членов экипажа. Работу свою он выполнил и шел докладывать адмиралу о результатах. Увидев удалявшуюся спину в шинели, Рудик последовал за командиром,
Двое мужчин топтались за перегородкой багажного отсека, но в салон войти не решались. Видя друг друга перед собой, они понимали, что с такими лицами лучше не показываться публике на глаза.
Трое прошедших через перегородку салона не обратили на них внимания и двинулись дальше.
Первым вниз спустился адмирал, следом Горохов, а потом девушка. Устрашающий вид снаряда мог любого смельчака вывести из равновесия.
— Выход только один, адмирал Кротов. Эту штуку надо выбросить в иллюминатор. В случае взрыва нас хоть как-то корпус самолета спасет. Не всех, конечно.
— Придется выбивать стекло. Любой удар может стать детонатором.
— А вы предлагаете ждать у моря погоды?
— Спокойно, господа! Не надо пороть горячку!
Все оглянулись. У лестницы стоял крепкий мужичок лет сорока с физиономией тамады на свадьбе.
— Ничего мне говорить не надо, я все вижу сам. Значит, так. Стекло я выну без шума, а дальше будем думать. Только прошу всех подняться наверх.
— Попробуйте. А как с наручниками?
— Я их оставил экипажу на память. Скоро они оклемаются. Ну-с, приступим. Все наверх, — указал он пальцем на лестницу, — а я к окошку.
— Я останусь здесь, — заявил адмирал.
— Эх, бедолага! Не накомандовался еще.
— Я несу ответственность…
— Вот иди и неси. А я понесу бомбу к окну. Вам жить надоело? Поди уже внуки есть? А у Рудика-самореза никого нет, кроме доблестной родной милиции, которая уже все ноги сбила в поисках своего любимчика. Мне терять нечего, ребята, я в розыске. А тебе, адмирал, внуков нянчить надо и о подвигах своих рассказывать.
— Мне тоже терять нечего. Я сегодня все потеряла, — тихо сказала девушка.
Рудик не стал терять времени на болтовню и принялся за работу. В его набор с инструментами входил и алмазный стеклорез. Стекла покинули свое место без шума, будто их переставили из одного угла в другой.
— Ну а что теперь делать будем?
«Нет, — думал Горохов, — мне никто не поверит. Так не бывает. Фантастика. О чем тут писать? Как пассажирский самолет угодил в тартарары, в горное ущелье, а экипаж в это время высыпался в сортире? Как морской адмирал, репортер, урка и сопливая девчонка принимали решения, глядя на бомбу? Меня осмеют и пошлют к черту».
— Я встану на середину и подставлю руки под снаряд. Вы снимаете растяжку. Но только одновременно, чтобы пружина не потянула снаряд в одну из сторон. Поняли?
Теперь командовал Рудик. У него это здорово получалось, будто все собрались «снять» сберкассу и получали инструкции в подворотне перед налетом.
Рудик встал под снарядом и согнул руки в локтях, словно ему медсестра в роддоме должна была вложить туда долгожданного сына. Волнение, отраженное на его лице, выглядело схожим с вышеописанной ситуацией.
Кротов и Горохов подошли к перекрестной растяжке и встали по углам напротив друг друга.
— Приготовились. На счет три. Раз, два, три!
Две резинки слетели. Снаряд крутанулся вокруг своей оси. Все замерли. У всех на лбу выступили капельки пота, а с Рудольфа пот стекал ручьями и застилал глаза.
Девушка достала из кармана платок, подошла к затаившему дыхание смельчаку и вытерла ему лицо.
— Тебя как зовут, красавица? — улыбнулся он.
— Оля.
— Запомню, если выживу. А ну, мальчики, приготовились. Раз, два, три.
Соскочили еще две резинки, и снаряд упал в объятия Рудольфа, он тут же присел на корточки, чтобы смягчить падение, и замер.
— Тихо, ребята. Тихо!
Никто и так не шумел, будто все язык проглотили.
— Ну и долго я так сидеть буду?
Девушка скинула куртку и, как испуганная кошка, юркнула в иллюминатор. Скользнув по гладкому корпусу самолета, она упала в воду.
— Ольга, вернись! — крикнул адмирал.
— Это уже невозможно. Мне уже не взобраться. Давайте мне эту штуку сюда, и я отволоку ее подальше от самолета.
— Дуреха! — прохрипел Рудольф. — Она ее с места не сдвинет.
— Брось, Рудик! — возразил Горохов. — Она сейчас и самолет от снаряда оттащить сможет. Не мешайте ей делать свое дело. Ее не переубедишь. Крепкий орешек.
Кротов осмотрелся.
— Снимаем сетку с вещевых полок. Живо!
Сетку снимали так, чтобы чемоданы не посыпались, однако пара баулов все же скатилась на пол. Один едва не угодил на голову сидевшего на корточках Рудольфа.
— Добить решили. До чего вы народ безрукий! Я тебя, адмирал, на дело с собой не взял бы. Слишком ты неуклюжий.
Сетку сняли, расстелили, уложили в нее мину и, просунув в иллюминатор, начали медленно спускать вниз. Снаряд скользнул по гладкому корпусу самолета к крылу, а Оля давала команды с наружной стороны. Мина медленно скатилась с крыла и вновь зависла в воздухе. Здесь девушка ее подхватила и начала оттягивать сетку к берегу, где лежал ровный слой снега.
Когда снаряд приземлился, все облегченно вздохнули.
— Кидайте мне концы сетки.
Трое крепких, непохожих друг на друга мужчин, едва устроившись у крохотного окошка, с волнением наблюдали, как невысокая, худенькая девчушка, в одной легкой кофточке, тащит за собой по снегу тяжелую железку, готовую поднять в воздух всю окрестность вместе с горным хребтом.
Она оставила мину метрах в двухстах от самолета, сняла с нее сетку и медленно направилась назад.
— Быстрее, дуреха! — кричал Рудик-саморез. — Дуй во весь опор!
Но Ольга не торопилась. Она с трудом передвигала ноги, и ей ничего не хотелось. Лечь бы прямо тут, в снегу, и уснуть. Навсегда.
Ее втянули в самолет при помощи той же сетки.
— Ну иди сюда, золотая рыбка. Мы тебе памятник поставим, — бормотал Рудольф. — Бюст на родине героя! А, адмирал? Посодействуете? А то моей рекомендацией могут пренебречь.
— По стакану бы сейчас! — пробасил адмирал.
Это прозвучало так же, как матерщина из уст телевизионного диктора.
— У стюардесс наверняка имеется, — подхватил идею репортер. — Пора бы глянуть, что там творится.
— Это точно! Оставили корабль без командира, а пассажиры — народ дикий. Из-за бутерброда друг другу глотку перегрызут.
Рудик скинул свою куртку, надел на плечи девушке и, обняв ее, повел к лестнице.
