Глава 16
Темнота, окутавшая мозг Марка Риццо, рассеялась, уступив место другой темноте, кромешной, черной как смоль и пахнущей затхлой сыростью.
К обнаженной коже его груди, бедер и рук было прижато что-то холодное, твердое и плоское. И вообще вся его кожа была как будто окутана холодом. Затем он понял, что полностью раздет.
Он пошевелил кистями рук и ощутил под пальцами грубую каменную поверхность.
Ледяной воздух.
Темный и затхлый воздух.
Нет… Господи, этого не может быть! Все, что угодно, только не это!
Резкий выброс адреналина заставил учащенно забиться его усталое сердце и разогнал кровь под заледеневшей кожей, а потом… потом все ушло. Мышцы его не слушались, впрочем, как и тяжелый, неповоротливый мозг. К нему отдельными фрагментами начали возвращаться воспоминания, и он вспомнил, как задыхался от наполнившего комнату слезоточивого газа, как ворвались спецназовцы и он подумал: «Слава богу, этот ужас позади!» Но у одного из офицеров в руках оказался шприц, и он почувствовал, как в его шею вонзилась игла. Он вспомнил, что попытался освободиться от веревок, удерживающих его на стуле, а потом услышал выстрел…
Марк Риццо моргнул, пытаясь избавиться от возникшей в мозгу картины. Теперь он знал, в чьих руках находится. Они были где-то здесь, в этом кромешном мраке. Он слышал чье-то дыхание.
Из темноты до него донесся голос:
— Добро пожаловать домой, Томас.
Дарби лежала на больничной койке, закинув руки за голову, и смотрела на прозрачную плексигласовую дверь своей палаты. За ней находилось небольшое помещение, пол, стены и потолок которого покрывала безупречно белая кафельная плитка. Только дверь была стальная.
Две двери. Обе заперты на замок, открывающийся с помощью магнитной карты. Отдельная карта и отдельный код к каждой двери. У всех, кто сюда приходил, были разные коды. Некоторые набирали три цифры, другие — шесть. У одного врача был семизначный код. Она перестала изыскивать возможности побега. Даже если бы ей удалось завладеть карточкой одного из врачей или лаборантов, входивших сюда, чтобы взять у нее кровь, а затем накачать ее наркотиками, перед ней встала бы проблема кода, уже не говоря о том, что она понятия не имела, что ждет ее за этими двумя дверями. Биомедицинское здание Бостонского университета, в котором она в настоящее время находилась, вне всякого сомнения, был оснащено совершеннейшей системой охраны. С одной магнитной картой — ах да, и кодом! Чертовы коды! — она бы все равно далеко не ушла. Она на смогла бы открыть остальные двери, отделяющие ее от внешнего мира. А еще существует медицинский персонал и охрана, скорее всего, из числа военных.
Стали бы они в нее стрелять? Вряд ли. Пустят ли они в ход слезоточивый газ или что-нибудь вроде электрошокера? Наверняка.
Итак, о побеге можно было забыть.
Она вернулась мыслями к причинам, по которым ей хотелось покинуть это учреждение. Медперсонал не разрешал ей воспользоваться телефоном для того, чтобы связаться с кем-нибудь из внешнего мира. Они отказывались приносить ей газеты, хотя снабжали горами бульварных журналов и заявили, что она может читать все, что ей заблагорассудится. Она попросила полное собрание сочинений Джейн Остин, и ее просьбу немедленно удовлетворили. Здесь было кабельное телевидение, но все новостные каналы были заблокированы. Ей по-прежнему не говорили, чем она инфицирована и почему у нее продолжают брать кровь, одновременно накачивая лекарствами. «Приказ верховного начальника, главного сержанта Глика» — так звучал ответ на все ее вопросы.
И уж совсем ее выводило из себя то, что никто не мог сказать, когда ее отсюда выпустят. У нее по-прежнему не было ни малейших признаков инфицирования. Ни тошноты, ни проблем с дыханием или глотанием. Впрочем, дышать ей действительно было больно, но это объяснялось сломанными ребрами. Ей много говорили о том, что она должна лежать и отдыхать, и первые несколько дней она подчинялась.
Ни единого симптома, тем не менее ее держали взаперти, ничего не объясняя.
«Интересно, который час?» — подумала она. В палате не было часов.
Там вообще много чего не было. Слишком много.
Но это изменится. Прямо сейчас.
Дарби откинула в сторону грубые белые простыни и колючее синее шерстяное одеяло, села на кровати и свесила ноги на пол. Она не вскочила сразу, а просто села, впившись пальцами в край матраса, ожидая, пока перестанет кружиться голова. Головокружение никогда не торопилось оставлять ее в покое, а когда оно делало одолжение и удалялось, ей приходилось иметь дело с головой, с этим железобетонным кубом на плечах, носить который не было никакой возможности. Видимо, это было побочным эффектом обезболивающих препаратов. Выстрел сломал ей не одно, а сразу три ребра, одновременно разнеся в клочья большое количество хрящевой ткани. К счастью, список повреждений на этом заканчивался.
Но лекарства, которыми ее пичкали, представляли гораздо более серьезную проблему: они затуманивали ее память. Некоторые воспоминания были весьма расплывчаты, другие и вовсе превратились в черные дыры.
У нее не было никаких проблем с тем, что она увидела и услышала в доме Риццо. Она также отчетливо помнила, что произошло в лесу за домом пожилой четы. Она помнила, как ее и супружескую пару с внуком везли в биолабораторию Бостонского университета. Трейлер пришел в движение, и ее начало швырять по гладкому полу, отчего она налетала то на одну, то на другую скользкую и холодную стальную стену. Она помнила, как ее провели в какой-то коридор, похожий на пластиковую трубу, а затем в комнату, освещенную так ярко, что на ослепительно белые кафельные стены было больно смотреть. В комнате ее ожидали две женщины, одетые в ОЗК. Одна из них сделала ей укол, а вторая сообщила, что ей придется пройти через повторный, еще более тщательный, процесс дегазации. Успокоительное должно было помочь ей расслабиться и перенести боль. Они сняли с нее одежду и привязали к холодной каталке. Последнее, что осталось в памяти Дарби, — это гул неоновых ламп под потолком. Лампы сливались в одно целое, становились ярче и ярче. Все, что произошло вслед за этим, было стерто.
Когда она пришла в себя, то увидела, что находится в больничной палате, где кроме нее никого не было. Первым, на что она обратила внимание, была ее кожа. Ее стерли до крови, и от нее, как и от волос, омерзительно несло каким-то дезинфектантом вроде тех, какие используют в похоронных бюро. Мерзкие запахи, применяемые к мертвых людям.
Она была жива и умирать не собиралась. Тем не менее ее продолжали держать взаперти в этом изоляторе, как будто сошедшем с экрана научно-фантастического фильма: мягкие голубые стены, пол и потолок; умывальник, унитаз и душевая кабина из нержавеющей стали. Все, что покидало ее палату, будь то одежда, журналы, остатки еды или одноразовые тарелки, стаканчики и вилки, заворачивалось в пластик и упаковывалось в ярко-красные пакеты биозащиты.
Головокружение прошло. Во всяком случае, почти. Дарби соскользнула с постели на мягкий пол и босиком зашлепала по палате под уже знакомый гул видеокамер, поворачивающихся вслед за ней и отслеживающих каждое ее движение. Они следили за ней даже ночью, когда она вставала в туалет.
Она подошла к панели на стене и сняла телефонную трубку.
— Слушаю вас, мисс МакКормик, — произнес незнакомый мужской голос.
— Который час?
— Почти полдень. Вы проголодались? Я могу принести вам…
— Я хочу поговорить с главным сержантом Гликом.
— Сожалею, но в данный момент это невозможно.
— Мне сказали, что он сегодня вернется.
— Он действительно вернулся. Рано утром. Он заходил к вам, но вы спали.
— Почему он меня не разбудил?
— Врачи не разрешили.
— Я хочу с ним поговорить. Сейчас.
— Главный сержант Глик занят…
— …делом, которое требует неопределенно долгого отсутствия на рабочем месте, — закончила за него Дарби. Эту фразу она слышала так часто, что выучила ее наизусть. — У него есть сотовый телефон?
— Я… Ну да, полагаю, что есть.
— Я хочу, чтобы вы меня с ним соединили.
— Я не могу перевести ваш звонок на его телефон. У нас нет такой технической возможности.
— Тогда принесите мне телефон.
— В нашем здании сотовая связь не работает.
— Тогда принесите мне стационарный телефон.
— Боюсь, что в вашей комнате нет соответствующего оборудования. Аппарат, которым вы пользуетесь в настоящее время, напрямую подсоединен к панели службы безопасности.
— Хорошо. Пусть кто-нибудь отведет меня к телефону.
— Мне очень жаль, но я не могу этого позволить, пока мы не убедимся, что вы не инфицированы.
Дарби ощутила, как у нее в голове словно что-то вспыхнуло. Как раз в том месте, где ее позвоночник соединялся с мозгом. Она стиснула трубку, испытывая страстное желание раздавить ее.
