Сталь - Anne Dar

– Не у нас, а у тебя, – передёрнула я, и сразу же тяжело выдохнула, опустив внезапно отяжелевшие руки вдоль туловища.

– И всё-таки ты почему-то злишься, – заметил Беорегард.

Я на мгновение призакрыла глаза. Открыв их, я посмотрела на своего собеседника и спокойно произнесла:

– Я думала, что здесь будет что-то вроде обыкновенного бункера.

– Ты разочарована? Не переживай, бункеры в Руднике тоже имеются, – с неприкрытым сарказмом ухмыльнулся в ответ он.

“Павлин”, – подумала я и, открыв дверь гостевой комнаты, коротко отрезала:

– Я хочу отдохнуть. Не буди меня, пока я сама не проснусь.

Он ничего не успел ответить – я уверенно захлопнула за собой дверь. Прильнув к ней спиной, я начала смотреть в высокое окно, за которым на небе бурлили свинцовые тучи, уже начавшие поливать землю первыми буйными каплями дождя. В голове у меня крутилось одно и то же воспоминание. Оно было о моих словах, сказанных Тристану сутки назад, примерно в это же время: “Если завтра в это время мы не будем в убежище Беорегарда – я сдаюсь”. Итак, мы все были в этом убежище. Так почему же мне всё ещё хотелось сдаться и от души поплакать? Может быть, дело в плохой погоде?..

Или в том, что я осталась одна.

Прошла ровно одна неделя – календарь показывал пятнадцатое число августа.

Я постепенно начинала приходить в себя, хотя этот процесс и оказался неожиданно сложным – меня сильно выматывали ночные кошмары, мучавшие меня пережитыми картинами: смерть семьи Литтл, родителей и Тристана, давки на паромных переправах, насилие и пожары… Всё это и многое другое снилось мне с такой пугающей чёткостью, в таких реалистичных красках, что я не заметила, как начала бояться засыпать, из-за чего начала впадать в дрёму посреди дня, на диване в библиотеке или в гостиной. Пару раз меня в таком полудремлющем состоянии заставал Беорегард, и всякий раз приносил мне плед, а я, в свою очередь, всегда делала вид, будто он мне не нужен.

После нашего масштабного разговора недельной давности мы больше толком не общались. Я продолжала жить в этом доме только потому, что мне больше некуда было податься: Кармелита, занятая детьми, не предлагала мне перебраться к ней, на что я бы с радостью согласилась, а отдельного дома для меня, очевидно, архитекторы Беорегарда не построили – подобная роскошь, видимо, была предусмотрена только для его сестры.

Общение с Кармелитой хотя и скрашивало моё одиночество, но не успокаивало меня. Она постоянно говорила о детях: Спиро плохо спит, Клэр часто плачет без причины, из Тринидад не вытянуть ни одного лишнего слова. Подобные разговоры только культивировали моё и без того нервное состояние. Очевидно потому, что говоря о детях, Кармелита в большинстве случаев делилась со мной их и своими проблемами, а не радостями. И всё равно мне было в её компании лучше, чем одной, поэтому я каждый день ходила к ней в гости – её дом стоял всего в ста шагах от дома Беорегарда. Дети ко мне буквально липли и даже Спиро предпочитал мою компанию компании Кармелиты, что определённо точно было связано с пережитыми нами совместными потрясениями. Нам втроём было хорошо молчать вместе, в то время как Кармелита постоянно переживала, из-за чего постоянно подрывалась и бегала по дому, словно ей не давали покоя её тайные мысли и чувства. Каждый из нас переживал мировое и своё личное потрясение как мог. Просто волна моих переживаний совпадала с детской в большей мере, чем волна Кармелиты.

Я пять раз за семь дней побывала у Тристана. Первые дни я боялась идти в медицинский центр, напуганная словами Беорегарда о том, что меня саму могут упечь в изолятор, но потом я не выдержала и по наводке Кармелиты отыскала местонахождение Тристана в нужной части стены. В его палату не пускали, зато за ним сколько угодно можно было наблюдать через звуконепроницаемое стекло, чем я и занималась по пять часов в день.

Один раз я согласилась пройтись по Руднику в компании Кармелиты, чтобы познакомиться с этим местом получше. Оставив детей под присмотром домохозяйки, мы проходили по городу полдня, за которые я успела оценить и биоферму, на которой мы смогли погладить красивых коров и пушистых коз, и издалека увидеть теплицы, и детский сад со школой, расположенные почти в самом центре города – они должны были начать функционировать уже через полмесяца. Но больше всего меня поразило Хранилище Человеческой Истории, которое Кармелита кратко обозначила как ХЧИ. В реальности здание ХЧИ оказалось действительно очень красивым и даже внушающим трепет, так что я сразу же захотела попасть внутрь, но к тому моменту Кармелита уже устала и напрашивалась вернуться домой, и я уступила ей, но не забыла о своём желании.

Возвращаясь в тот день домой, я слушала рассказы Кармелиты о том, как здесь позаботились о сохранении определённых видов растений и животных, и пока она сосредоточилась на рассказе о собаках и кошках, о значимости которых здесь тоже не было забыто, я так глубоко ушла в тишину, в последние дни упорно разливающуюся внутри меня, что даже не с первого раза заметила, что моя собеседница стала тормошить меня за руку:

– Ты меня вообще слушаешь? – она пыталась буквально проникнуть в мой отсутствующий взгляд.

– Да-да… А что ты говорила?

– Я говорила, что твой Марсоход оказался кошечкой, что просто замечательно, потому что в Руднике сейчас всего пять котов и всего лишь две кошечки. Когда Марсоход подрастёт, она сможет принести котят и разнообразить генетический фон будущих поколений местных котов…

Хотела бы я ответить на эту тираду словами: “Вот ещё! Марсоход не инкубатор – я стерилизую её!”, – но я так не ответила. Я вообще ничего не ответила. Потому что, во-первых, Марсоход жила с Кармелитой и детьми, а не со мной, а во-вторых, в этом месте, судя по всему, все свихнулись на предмете популяции. Ни одного дня я ещё здесь не прожила, не услышав от кого-нибудь со стороны беспокойных разговоров на тему того, что в Руднике не хватает молодых, то есть потенциально репродуктивно способных женщин. Создавалось впечатление, словно все в этом месте до крайности обеспокоены тем, что на одну женщину здесь и сейчас приходится целых трое мужчин. Мне же подобные разговоры