— Вы замолвите за меня слово перед Мартой О'Горман?
— Попробую. Хотя вы ей, мягко говоря, не понравились.
— Если вы мне поможете, она изменит свое мнение.
— Ладно, — сказал Ронда. — Я постараюсь. Позвоните мне часов в одиннадцать.
Куинн позвонил в контору Джорджа Хейвуда из телефона-автомата в аптеке. Ему ответил человек, назвавшийся Эрлом Перкинсом, который сообщил, что мистер Хейвуд простудился и на работу не вышел.
— Могу я поговорить с миссис Кинг? — спросил Куинн.
— Миссис Кинг будет после обеда. Она за городом, показывает участок клиенту. Если у вас что-то срочное, позвоните мистеру Хейвуду домой, 5-0936.
— Спасибо.
Куинн набрал 5-0936 и попросил Джорджа Хейвуда.
— Он болен. — Женщина, взявшая трубку, была старой, но энергичной. — Болен и лежит в постели.
— Простите, я не мог бы поговорить с ним всего одну минуту?
— Нет.
— Это миссис Хейвуд?
— Да.
— Я в Чикото проездом и хотел бы встретиться с мистером Хейвудом по важному делу. Меня зовут Джо Куинн. Передайте ему, пожалуйста, что я остановился…
— Передам, когда сочту возможным.
И она повесила трубку, оставив Куинна в неведении, когда представится такая возможность: через час или под Рождество.
В закусочной он выпил чашку кофе и купил «Чикото ньюз». Международные события были изложены более чем скупо, страницы газеты заполняли нескончаемые, скучные списки людей, принимавших участие в нескончаемых, скучных событиях местной жизни. Ничего удивительного, что Ронда с благодарностью вспоминал об Альберте Хейвуд и О'Гормане, подумал Куинн. Второе рождение старой сенсации пришлось бы кстати. Уж она бы вытеснила с первой страницы пикник Ассоциации христианских юношей и бридж-турнир в женском клубе.
В одиннадцать часов он позвонил Ронде.
— Все в порядке, — радостно сообщил тот. — Марта, конечно, упиралась поначалу, но я ее уговорил. В двенадцать она ждет вас в кафетерии больницы, адрес: угол С-стрит и Третьей авеню. Кафетерий на первом этаже.
— Огромное спасибо.
— Вы виделись с Хейвудом?
— Нет. Он простудился, лежит в постели, и мать не пускает его к телефону.
Ронда тихо рассмеялся, будто знал секрет, о котором не хотел говорить.
— А как насчет Вилли Кинг?
— Она за городом.
— Похоже, вы выбрали неудачный момент для деловых встреч, Куинн.
— Зато Джордж Хейвуд и Вилли сочли, кажется, что для их встречи момент подходит.
— Вы подозрительный человек. Если вчера вечером в кафе все произошло так, как вы говорили, миссис Кинг ничего дурного в виду не имела. Она порядочная женщина.
— В Чикото нет непорядочных людей, — отозвался Куинн. — Надо мне у вас пожить, глядишь — наберусь порядочности.
Больница была новой. Широкие окна просторного, светлого кафетерия выходили на площадь с фонтаном. Возле одного из окон сидела за столиком Марта О'Горман, хорошенькая и аккуратная, в голубом халате. Лицо, которое в их предыдущую встречу искажал гнев, было спокойно.
Она заговорила первой:
— Садитесь, мистер Куинн.
— Спасибо.
— Так вы решили, что имеете право на вторую подачу?
— Не знаю. Судья еще не бросил на поле мяч.
Она подняла брови:
— Вы всерьез думаете, что в этой грязной игре будут судьи? До чего же вы наивны! Судьи следят, чтобы игра была честной, они одинаково защищают обе стороны. На меня и детей это не распространяется, не говоря уж о муже.
— Простите, миссис О'Горман. Я очень хотел бы… помочь.
— Те, кто хотели помочь, причинили мне больше горя, чем все остальные, посторонние.
— Тогда позвольте мне быть посторонним.
Она сидела, непреклонно выпрямившись и сжав на столе руки.
— Давайте не будем ходить вокруг да около, мистер Куинн. Что нужно той женщине, которая наняла вас?
— Я же предупредил Ронду, чтобы он никому о ней не рассказывал, — сказал Куинн, краснея помимо воли.
— Вы плохо разбираетесь в людях. Ронда болтун, каких мало.
— Ах так?
— Да. Причем болтает он не со зла — болтуны все такие добрые! — а потому, что любит посплетничать. И напечатать. Так кто эта женщина, мистер Куинн? Почему ее интересует мой муж?
— Я правда не знаю. Ронда вам, наверное, это тоже сказал?
— Разумеется.
— Я взялся узнать, где живет ваш муж, потому что сидел без гроша, — продолжал Куинн. — Эта женщина не задавала лишних вопросов, я тоже — думал, что мистер О'Горман ее родственник или старый друг, с которым она потеряла связь. Конечно, если бы я знал, в каком окажусь положении, то расспросил бы подробнее.
— Сколько времени она живет в этой секте — или общине?
— По ее словам, сын посылает ей на каждое Рождество двадцать долларов. Мне она дала сто двадцать.
— Значит, не меньше шести лет, — задумчиво произнесла Марта О'Горман. — Если они действительно живут уединенно, она могла не знать о смерти Патрика.
— Вот именно.
— Как она выглядит?
Куинн добросовестно описал Сестру Благодать.
— Не помню такой женщины, — пожала плечами миссис О'Горман. — Мы с Патриком поженились шестнадцать лет назад, и я знала всех его друзей.
— Возможно, она не совсем такая, как мне показалось. Когда на людях одинаковые серые балахоны, трудно отличить их друг от друга. Я думаю, они специально так одеваются, чтобы подавить индивидуальность. И им это удается.
Он понял, что преувеличивает, даже не кончив фразы. Сестра Благодать сохранила — хотя бы отчасти — свою индивидуальность, равно как и другие: Брат Свет Вечности больше всего на свете был озабочен тем, чтобы животные, отданные на его попечение, были сыты и ухожены, Сестра Смирение берегла детей от скверны, которая подстерегала их в школе, Брат Голос молчал, предоставив говорить за себя попугаю, Сестра Блаженство Вознесения набивала матрасы волосами других Сестер, Брат Верное Сердце брил и стриг, близоруко склоняясь над бритвой, — они навсегда останутся личностями, а не муравьями в муравейнике или пчелами в улье.
— Она была медсестрой? — спросила Марта О'Горман.
— Говорит, что да.
— До того, как я стала тут работать, у меня не было знакомых медсестер. К тому же большинство людей, которых мы с Патриком считали друзьями, до сих пор живут в Чикото.
— Как, например, Джон Ронда и его жена?
— Его жена — безусловно, Джон — может быть.
— А Джордж Хейвуд?
Она помедлила, глядя на фонтан, словно взлетающая вверх струя воды гипнотизировала ее.
— Я встречалась с мистером Хейвудом, но только по делу. Патрик когда-то работал у него. Очень недолго. Ему такого рода занятие не подошло — он был слишком честным.
«У Ронды другая версия», — подумал Куинн, но промолчал.
— Вы знакомы с помощницей Хейвуда миссис Кинг?
— Нет.
— А что вы можете сказать об Альберте Хейвуд?
— Это та, что украла деньги? Мы с ней никогда не разговаривали, но я иногда видела ее в банке. Почему вы спрашиваете меня об этих людях? Они не имеют никакого отношения к нам с Патриком. С тех пор как Патрик работал у мистера Хейвуда, прошло лет семь, и повторяю вам, я не общаюсь с мистером Хейвудом и не знаю ни его помощницу, ни его сестру.
— Ваш муж был бухгалтером, миссис О'Горман?
Она вдруг вся как-то подобралась.
— Да… Он учился заочно. Нельзя сказать, что он был создан для этой работы, но…
— Вы помогали ему?
— Иногда. Ронда вам рассказал, конечно? Что ж, это и так все знают. Вы, надеюсь, не станете спорить, что жена должна помогать своему мужу. Я реалистка, мистер Куинн, и с фактами не борюсь. Из нас двоих голова работала лучше у меня, зато он обладал качествами, которых мне не хватало: щедростью, терпимостью, добротой, и там, где были необходимы эти качества, он всегда приходил мне на помощь. Мы поддерживали и дополняли друг друга и были очень, очень счастливы.
Глядя на блестевшие в ее глазах слезы, Куинн спрашивал себя, чем они вызваны? Сожалением об утерянном счастье или сознанием, что оно не было таким безграничным, как ей казалось? Действительно О'Горманы были идеальной парой или парой, чьим идеалом был все же успех, а не поражение? Примирился ли О'Горман с тем, что он неудачник, так же хладнокровно, как его жена?
— После смерти Патрика, — продолжала она, вытирая платком глаза, — поползли слухи. Люди смотрели на меня, и я чувствовала, как они думают: та ли это Марта О'Горман, которую мы знаем, или змея, которая убила мужа из-за страховки? Не думайте, что у меня больное воображение, мистер Куинн. Мои лучшие друзья — и те сомневались. Спросите Джона Ронду, он был одним из них. Мне пришлось пережить двойную трагедию: я не только потеряла мужа, но меня еще и подозревали в том, что я его убила или довела до самоубийства.
— Какие для этого могли быть основания?
— Сами посудите: он был кротким и безответным, я деспотичной, брюки ему достались по ошибке, он с радостью бы отдал их мне, да-да, именно так все и говорили! И лишь немногие — Джон Ронда и его жена в их числе — знали, что, кроме меня, брюки в нашей семье носить действительно было бы некому! Патрик был мягким, любящим, нежным, но деньги не значили для него ничего. Неоплаченные счета были всего-навсего бумажками. Я с радостью пошла бы работать, но это подорвало бы в Патрике уверенность в себе — и без того хрупкую. Мне все время приходилось лавировать между слабостями Патрика и его потребностями.
