Впервые за долгое время Алиса чувствует, что может расслабиться. Конечно, все дело в том, что у Фреда такой мягкий голос, а его взгляд ее действительно успокаивает.
Недалеко от них останавливается другой грузовичок. Из него выходят двое мужчин и женщина, в руках у них кастрюли, из которых поднимается пар. Тени приближаются.
Фред показывает пальцем:
— Смотри-ка, Самсон вон там, за палаткой! Вот подфартило! Пошли!
Они перебегают дорогу и смешиваются с толпой. Эти люди словно зависли между двумя мирами, в пространстве, где царят усталость, воровство, ссоры, страх. Поздоровавшись с добровольцами и знакомыми беженцами, Фред направляется к парню из Эритреи. Самсон обут в грубые башмаки, на спине у него большой рюкзак. На угольно-черную голову натянута вязаная шапка. Белки глаз желтоватые, что свидетельствует о проблемах со здоровьем.
Он недоверчиво смотрит на Алису и приветствует Фреда. Доброволец произносит несколько фраз по-английски, потом отступает на шаг, и молодая женщина оказывается лицом к лицу с высоким чернокожим парнем, не внушающим особого доверия.
— Ну! Задавай свои вопросы!
Алиса опускает глаза:
— Я… я не говорю по-английски. Ни слова не знаю.
— Ты шу… Нет, ты не шутишь… Ну ладно, ты не говоришь по-английски. Ты с ним трепалась два дня, но ты не говоришь по-английски… О’кей, о’кей… И наверное, ты хочешь, чтобы я спросил его, о чем вы разговаривали?
Алиса кивает. Афганки с мисками супа, сосисками, буханками хлеба проходят мимо нее и удаляются по рельсам. Фред, взяв на себя роль переводчика, пересказывает слова Самсона:
— Он рассказывал тебе о своей стране, о своих бесконечных скитаниях, рассказал, как побыл недолго в Англии, а потом жил в Канаде. Кстати, сегодня вечером он уедет, и мы его больше не увидим. Он бежал с родины из-за войны и…
— А я? Я о себе рассказывала?
Фред задает вопрос, потом пытается припомнить и как можно точнее передать услышанное.
— Ты рассказывала про свою собаку, про женщину в инвалидном кресле. Это твоя мать?
Алиса растерянно кивает. Молодой человек в бандане снова поворачивается к Самсону. Тот продолжает свой монолог, и Фред, нахмурившись, склоняет голову немного набок.
Когда он оборачивается к Алисе, у него что-то зажато в руке. Фотография. Алиса наклоняется:
— Что? Что это такое?
— Это… то самое, что ты дала ему на память, чтобы пожелать ему удачи.
В этот момент по площадке возле набережной словно проносится ураган. Беженцы с криками разбегаются в разные стороны и исчезают. Добровольцы поспешно убирают свои полупустые кастрюльки. Люди бегут, плачут, кашляют. Слезоточивый газ. Раздается усиленный мегафоном голос, командующий по-английски: «Всем разойтись! Здесь стоять запрещено!»
Алиса чувствует, как в общей суматохе чья-то рука хватает ее за запястье, и начинает вопить.
— Это я! — кричит Фред, не отпуская ее. — Уходим, скорее, бежим!
Молодая женщина уже вдохнула газ, у нее щиплет глаза, она сжимается в комок, и Фреду приходится силой срывать ее с места.
— Не отставай!
На дороге раздаются автомобильные гудки, хлопают дверцы полицейских машин и фургонов спецназа, царит полная неразбериха. Алиса ничего не видит, у нее першит в горле, она улавливает только, как заводится двигатель, а когда ей удается открыть глаза, она уже на бульваре, возле церкви Богоматери. Фред гладит ее по залитой слезами щеке.
— Ну как, получше?
— Что случилось?
— Ты ничего не помнишь? Газ? Как мы смывались?
— Нет, ничего. Совсем ничего.
— Опять твоя черная дыра?
— Мне плохо, Фред, мне…
Фред быстро припарковывает машину, отламывает горлышко у ампулы с физраствором и заливает его в красные воспаленные глаза Алисы.
— Не двигайся. Помигай глазами, и все пройдет. Бедненькая. Ты же, наверное, понятия не имеешь, что такое слезоточивый газ? Добро пожаловать в прекрасный реальный мир.
— Самсон…
— Все кончено, его мы больше не увидим.
На щеках Алисы блестят слезы вперемешку с физраствором.
— Фотография. Дай мне эту фотографию.
Фред трогается с места, включает поворотник и заезжает на улицу с односторонним движением. Он уже оправился от химической атаки, слезы больше не текут, голос нормальный. Он вынимает снимок из кармана и протягивает Алисе:
— Эта женщина провела у меня дома два дня.
Его голос меняется, становится более строгим.
— Это ведь ты?
Алиса берет снимок. Женщина стоит очень прямо, слегка вздернув подбородок. Волосы собраны в пучок, светлая куртка, сиреневый шарф, очков нет. Алиса чувствует, что падает в пропасть. Вся дрожа, она переворачивает фотографию.
На обороте изящным почерком написано: «Доротея Дехане, 14 марта 2007 года».
Теперь Алиса чувствует, что с головокружительной скоростью летит в пропасть. Она съеживается на сиденье, ей кажется, что черепная коробка сейчас взорвется. Да, она падает. Внутри все словно переворачивается, стремясь вырваться из тела. Горло перехватывает, легкие вот-вот лопнут.
А потом шум уличного движения, рокот мотора, вибрация — все исчезает.
Черная дыра.
В клинике Салангро Мирабель Брё открывает правую ногу Клода Дехане и осторожно ее массирует. Клод закрывает глаза от удовольствия.
— О боже, Мирабель, как хорошо. И ты так долго не приходила!
— Ты же знаешь, я не всегда свободна.
Клод бросает взгляд в сторону двери и снова закрывает глаза. Наконец-то у него нет ощущения, что он заперт в стерильной тюрьме. Тепло этих рук, их нежность, привычный ритуал массажа…
— Мне сегодня вечером обязательно надо уехать. Убраться отсюда. Завтра вечером поеду к жене в Берк и проведу с ней выходные. Ты приедешь с нами повидаться? Обещаешь?
— Если будет время. У меня много работы, ты же знаешь. А ты мог бы время от времени заходить ко мне. Два-три километра пешком через поле — это тебя не убьет.
Клод вздыхает, запускает жесткие пальцы в растрепанные волосы молодой женщины и ласкает ей затылок.
— Как странно, я чувствую, что ты… далеко. Что-то не так?
Мирабель встает, поворачивается спиной к Клоду и смотрит на свое отражение в окне. У нее черные глаза, пухлые губы, круглые щеки, покрытые веснушками, короткие рыжеватые волосы.
Она говорит с упреком:
— Что за ерунда с этими твоими ножевыми ранами? Я говорила с врачом, и ему кажется, что все было не так, как ты рассказываешь. Он считает, что ты не просто так поранился. Зачем ты это сделал?
Клод встает и подходит к ней сзади. Он маленького роста, она на несколько сантиметров выше. Он кладет руки ей на плечи.
— Ты все реже приходишь повидаться со мной, Мирабель. Вот в этом-то и вся беда… Все так изменилось после отъезда Алисы. Мою маленькую семью словно разметало. Мне так ее не хватает.
Мирабель поворачивается, сжимает кулаки. Ее голова чуть откидывается назад.
— Не говори мне про нее. Раз Алиса уехала с фермы, так тому и быть. Алиса делает что хочет, я делаю что хочу, все делают что хотят, правда?
— Мирабель, я боюсь, когда она далеко от меня, и когда ты далеко от меня, тоже боюсь. Я боюсь, что ты поранишься, что ты…
— Я не поранюсь, я в жизни не ранилась. А вот ты бы лучше следил за собой. Не я же в больнице!
Клод гладит ее по лицу, целует в лоб, как отец поцеловал бы дочку.
— Хорошо бы поговорить с Доротеей. Мне кажется, что она что-то замышляет, и мне это не нравится.
— Я не знаю, где она. Если хочешь знать, я за ней не слежу.
Клод отходит, и Мирабель начинает расхаживать по комнате. По телевизору идет фильм Виктора Флеминга «Доктор Джекил и мистер Хайд». Клод внимательно смотрит, как доктор Джекил приходит на помощь проститутке Айви Парсонс, пострадавшей от рук бродяги. Он резко поворачивается к Мирабель:
— И ты тоже, по-моему, что-то замыслила. Против меня. Я могу надеяться, что ты никогда меня не предашь?
Чтобы скрыть раздражение, Мирабель делает вид, будто поглощена событиями, разворачивающимися на черно-белом экране.
— Что ты имеешь в виду?
— Детали, которые ты могла бы рассказать психиатру Грэхему. Подробности о внутреннем мирке Алисы.
Мирабель вздрагивает. Внутренний мирок Алисы… Она ненавидит, когда он произносит эти слова. О чем бы они ни разговаривали, он всё и всегда сводит к Алисе. Она далеко, но только о ней он и может думать.
— Нет-нет, никогда. Зачем ты такое говоришь?
— Потому что вот уже несколько дней, как творится что-то странное. Я знаю, что Доротея тоже с ним встречается. И она рассказывает неправду. Но ты, Мирабель, ты-то хотя бы с этим врачом не видишься?
— Конечно, нет.
Мирабель неловко складывает ладони у груди. Клод — самый милый человек на свете, но за какую-то долю секунды его может обуять дикая ярость.
