— Давай-давай, приходи в себя, — сказал Пух.
Он сидел за столом и как ни в чем не бывало уплетал мед, черпая его пальцами прямо из банки.
— Надо же, никогда не уважал мед. Но вот стал Винни-Пухом — и полюбил.
— Где она?.. — спросил Леонид и шмыгнул разбитым носом.
Пух понятливо кивнул и указал куда-то в сторону.
Татьяна, полностью одетая, неподвижно лежала на полу. Руки были заведены за спину и связаны веревкой.
— Мы почти закончили, Кролик, — чавкая, сказал Пух. — Осталась одна маленькая деталь.
Леонид смотрел на них с видом умалишенного.
— Вам мало?
— Я же предупредил тебя. Пятачок, принеси волшебную водичку и лекарство.
Мультяшный поросенок нехотя слез со стула и засеменил к выходу.
«Волшебная водичка?.. О чем это он?» — подумал Леонид и поерзал на полу.
Трусы приклеились к ягодицам, измазанным медом, отчего кожа на пятой точке невыносимо зудела.
— Таня жива? — осмелился спросить он.
— Конечно, — ответил Пух, старательно облизывая ложку.
— Тогда отпусти нас! — пискнул Леонид. — Что вам еще от нас надо?
— У тебя плохая память, Кролик. Или уши серой заложило? Давно мыл свои лопухи? — Пух тщательно вытер ложку прямо о себя и закрыл банку.
— Я не понимаю, о чем ты! — прохныкал Леонид.
Голова его невыносимо болела. Мысли путались, спотыкались друг о друга как пьяные подростки на дискотеке.
— Ты забыл, что сделала с собой Белочка? — напомнил ему Пух.
«Мы трахнем твоего мужа и сожжем его лицо», — промелькнуло у него в голове.
Конечности Леонида свело резкой судорогой, лицо исказилось в гримасе.
— Нет! Хватит! Разве вам недостаточно?!
— А тебе-то что волноваться, Кролик? — удивился Пух. — За тебя твоя киска отдуваться будет. Или у тебя память отшибло, пока ты башкой о стол тут бился?
— Не трогайте ее. Пожалуйста!
— Дебилушка. Ты что, и впрямь думаешь, что я буду поливать ее бензином и жечь? Нет. Не хватало еще, чтобы вы наш уютный домик спалили.
В сарай проскользнул Пятачок. В руках он сжимал крохотный стальной термос и шприц.
— Это было бы слишком грубо и не креативно, — продолжал Пух. — Давай сюда.
Пятачок передал другу принесенные вещи и озабоченно заметил:
— Кажется, дождь собирается.
— Офигенно, — безучастно отреагировал самозваный медведь. — Я тоже помню мультик.
— Нет, на самом деле дождь собирается, — обиделся Пятачок. — Тучи все небо затянули.
— А в синем-синем небе порядок и уют, — пробормотал Пух. — Поэтому все тучки так весело поют. — Он открутил крышку и с величайшей осторожностью заглянул в термос. — Знаешь, что там внутри? — спросил этот садист, и его темные глаза нехорошо блеснули.
— Нет, — вымученно просипел Леонид.
Он попытался встать на ноги, но ему стало плохо, и он со стоном опустился на пол, перепачканный кровью и мочой.
— Там волшебная водичка. Она все меняет. В том числе и кожу. Шипит, знаешь ли. Как змея.
— И дырочки оставляет, — подхватил Пятачок.
— Если ты любишь свою киску, то тебе будет без разницы, попала ли на нее эта водичка или нет, — заявил Пух, щелкнув пальцем по термосу. — Главное ведь не то, что снаружи, верно?
— Верно, — поддержал его поганый поросенок. — Главное — внутренний мир.
— Ты очень хорошо сказал, Пятачок, — растрогался Пух. — Эти глупые люди не понимают, что самое важное — это душа, а не внешняя оболочка. Кролик, ты ведь будешь любить свою киску, какой бы она ни была?
— Вы не сделаете этого. — Голос Леонида помертвел, напоминал хруст гальки под ногами. — Вы не тронете ее…
— Ну почему же. Пятачок сделает твоей киске укол. Эта водичка, конечно, волшебная, но слишком уж ядреная. Твоя киска будет очень громко кричать, а нам это ни к чему. У нас мало времени. — Он с усилием вылез из-за стола. — Блин, чего-то я опять объелся. Надеюсь, в этот раз я пролезу в дверь. — Пух не спеша приблизился к Леониду.
— Это что? — спросил тот, хлюпнув сломанным носом.
— Ты что, тупой? — Пух добродушно усмехнулся, будто имел дело с идиотом. — Я думал, ты все понял. — Отдуваясь, он присел на корточки, слегка наклонил термос и скомандовал: — Волшебная водичка, вытекай!
Из термоса сорвалась крупная маслянистая капля. Тихо шипя, она раскаленной кометой упала на бледную кожу предплечья Леонида. Он тут же взвыл от невыносимой боли. Ему показалось, что в его руку вонзили шампур, только что снятый с огня.
— Эй, не ори! — прикрикнул на него Пух. — Ты меня сегодня утомил своим визгом! Не Кролик, а испорченная сигнализация какая-то! — Он выпрямился.
Леонид, поскуливая, расширенными глазами смотрел на крохотную дырочку в коже, от которой поднимался дымок. Кожа вокруг ранки мгновенно покраснела и начала отекать.
Пух довольно усмехнулся.
— Это «шшш» неспроста, — таинственно сказал он. — Согласен? Знаешь, что это? Серная кислота. Ты уже сказал свое последнее слово, но мы дадим тебе еще один шанс. Тем более что твоя киска тебя не слышит. — Он потоптался на месте, словно решая в уме какое-то сложное уравнение, затем зевнул и продолжил: — Кролик, у тебя есть шанс восстановить справедливость. Я выливаю тебе на физиономию волшебную водичку, сажаю вас в машину и отвожу в ваш душный, вонючий город. Вариант номер два: порцию, которая предназначена судьбой тебе, я выливаю на твою киску. Чего ты морду-то свою воротишь? Смотри на меня! — заорал Пух, когда Леонид, роняя липкие слюни, начал по-паучьи пятиться назад.
— Винни, ты зря тратишь время, — вмешался Пятачок. — Он не любит ее.
— Это правда? — В голосе Пуха прорезались металлические нотки.
— Нет, я люблю ее, — проскулил Леонид.
— Тогда должен быть готов умереть за свою киску. Ты способен на такие жертвы?
Леонид бессильно лег на грязный пол. Сейчас он был готов умереть. Но только сразу, не мучаясь.
— Заканчивай, Винни, — с презрением сказал Пятачок.
Пух долгое время изучал фигуру, скорчившуюся на полу, после чего произнес:
— Да уж. Душераздирающее зрелище, как сказал бы Ослик Иа. Ты все-таки оказался дерьмовым Кроликом.
Леонид зарыдал, бессильно колотя руками по изгаженному полу.
Пух с торжественным видом подошел к Татьяне.
— Пятачок, сделай ей укольчик. Киска не должна проснуться.
Поросенок вразвалочку приблизился к женщине, неподвижно лежавшей на полу, и вполголоса спросил:
— Фентанил?..
— Да, как обычно.
Пятачок быстро сделал укол в шею Тане. Черты ее лица выровнялись, грудь мерно вздымалась в такт дыханию.
В полном молчании они простояли минут пять.
— Кролик! — наконец позвал Пух.
— Уйдите! — внезапно завизжал Леонид. — Я вам не кролик!
— Да, ты не Кролик. Ты куча дерьма. Даже хуже, — грустно сказал Пух, опрокидывая на лицо Татьяны термос.
Кислота сердито зашипела, расплавляя и разъедая нежную кожу женщины. Дымящееся лицо Тани начало медленно таять, словно сугроб под лучами солнца. Пятачок вынул из кармана мобильник и начал снимать происходящее на видео.
Леонид, корчась в судорогах, отвернулся.
— Оставьте ей глаза, — прорыдал он.
— А что, у Гали разве остались глаза? Поднимайся, придурок. Понесешь ее в машину, — мрачно сказал Пух, закручивая крышку термоса.
— Ты не попал ей в рот? Она может задохнуться, — озабоченно сказал Пятачок, убирая телефон.
Пух отрицательно покачал головой.
Леонида вырвало.
— Вот же в натуре дебил! — изумился Пятачок. — Только обкакаться осталось. Не понимаю, как этому дурачку удавалось вести бизнес.
— Я тоже ума не приложу, — произнес Пух. — Кролики, они такие. Не только ценный мех, как говорится.
Татьяна хрипло задышала, ее тело вздрогнуло, как если бы по нему прошелся разряд тока. Изо рта высунулся язык, плоть, лишенная кожи, стала покрываться грязно-серой пленкой.
— Если ты не заберешь свою женщину, то мы снова подвесим ее к потолку! — гаркнул Пух. — Ты этого хочешь?!
— До пятницы мы совершенно свободны, — подтвердил Пятачок.
Леонид поднялся на ноги, размазывая по брюкам рвоту. Его сильно шатало.
— Поднимай ее! — выкрикнул Пух, и Леонид, спотыкаясь, наклонился над хрипящей Татьяной.
От вида сырой плоти, кое-где прожженной до кости, его желудок скрутило спазмами, и он приложил неимоверные усилия, чтобы удержаться от рвоты хотя бы сейчас.
Стоная и плача, он поднял тело Тани.
Пятачок надел ему на голову черный мешок, положил руки на плечи и заявил:
— Я пойду с тобой и укажу тебе истинный путь. Чтобы ты лобик себе не расшиб по дороге.
— Пошел! — приказал Пух, и Леонид послушно заковылял к выходу.
Оказавшись в своей машине, он почувствовал себя уверенней, хотя Пятачок и связал ему руки. Негодяи посадили Татьяну рядом с ним, и ее изувеченная голова безвольно легла ему на плечо. Он вздрогнул, почувствовав теплую влагу. Танино лицо, прожигаемое кислотой, продолжало тихо шипеть, будто жило своей отдельной жизнью, независимо от тела. Постепенно и эти звуки затихли, остался лишь запах горелого.
