Каманин не без труда отодвинул стул и поднялся со своего места. Все тут же повернули голову в его сторону.
— Дорогие мои, жены, сыновья и дочери, а так же любовница и старый преданный друг, — произнес он. — Я всем вам очень признателен за то, что вы, отложив все дела, приехали ко мне. Честно говоря, не ожидал, что вас так будет много. С каждым у меня не простые отношения, но вы все дороги мне. Я знаю, мои слова вызовут у многих из здесь сидящих недоверие, но я вас всех люблю. Вы все неразрывная часть моей жизни, каждый оставил в ней свой незабываемый и неповторимый след. Без вас она была бы просто незаполненной, как не исписанный до конца дневник.
Я скажу сейчас то, что для вас станет неожиданным; каждый из вас для меня учитель. Допускаю, даже уверен в этом, вы себя так не воспринимаете, но это и не надо. Само ваше существование на земле — уже настоящий урок. Надо только уметь учиться и тогда все становится обогащением. Признаюсь, что я не сразу это понял; чтобы постигнуть эту истину, как оказалось, следует преодолеть большой путь. Я понял это только под самый его конец. Но это не столь важно, когда нас постигает озарение, ведь до всего следует дозреть. Я дозрел поздно и честно в этом признаюсь. И вам советую сделать то же самое, вы даже не представляете, как это поможет каждому из вас. Не буду утомлять вас длинными речами, тем более нам еще о многом предстоит поговорить. А сейчас я попрошу наших прелестных польских официанток налить всем вина и выпить за то, что мы тут собрались практически в полном составе. Это случилось впервые, не знаю, как вы, а я безмерно этому рад. Прошу вас, девушки, налейте всем вина.
Официантки протиснулись к столу и стали наливать вино в стоящие перед каждым бокалом. Антон неловко подал свой девушке, при этом толкнув ее в локоть. И вино вместо сосуда полилось на рубашку и брюки мужчины.
Охваченный яростью Антон громко нецензурно выругался, оттолкнул официантку от себя, от чего она отлетела к стене и сильно ударилась затылком о стену. Антон же круша все вокруг себя, вылез из-за стола и выбежал из столовой.
Все на мгновение застыли, но общее оцепенение было разорвано стонами пострадавшей официантки. Она держалась за голову и плакала то ли от боли, то ли от обиды, то ли одновременно от того и другого.
Сидящая неподалеку от девушки Мазуревичуте, не без труда вылезла из-за стола и подошла к пострадавшей.
— У нее на голове кровь! — объявила Мазуревичуте. — Надо срочно перевязать.
Эти слова заставили тут же вскочить Марию, она подошла к девушке и осмотрела рану. Ничего страшного она не увидела, просто была сорвана кожа.
— Я сейчас сходу в свой номер, у меня там есть бинт и йод, — сказала Мария. — А пока ее надо посадить на стул.
Мария подвела полячку к стулу Антона и посадила девушку на его место. А сама помчалась в номер.
Никто не знал, что делать. Продолжать есть было как-то неудобно, но все только начали это делать и никто еще не наелся. Все смотрели на Каманина, словно ожидая от него, что он подаст пример, как себя в этой ситуации вести. Но он сидел молча, не ел и ничего не говорил, а только смотрел перед собой.
В комнату вбежала Мария, она смазала йодом и перевязала голову девушки. Боль у нее уже прошла.
— Mogę znów pracować, — сказала она.
Хотя польского никто не знал, но все догадалась о смысле ее слов.
— Вам лучше пойти и прилечь, — возразила Мария. — Мало ли что. А я потом зайду и посмотрю, что с раной. А пока вас заменю.
Мария проводила девушку до выхода из столовой и повернулась к обедающим.
— Сейчас мы подадим всем горячее, — объявила Мария.
20
Анастасия Владимировна отыскала Антона в расположенном перед замком небольшом садике. Он сидел на скамейке и смотрел на журчащий перед ним фонтан. Она пристроилась рядом с сыном.
— Знаешь, чего мне больше всего сейчас хочется? — спросил Антон. — Уехать немедленно из этого вертепа.
— Так уезжай, может, это, в самом деле, будет лучше, — грустно протянула Анастасия Владимировна.
— Да, не могу, я тебе уже говорил. Пока не решу все дела, я привязан к этому замку железной цепью.
— Не понимаю, какие у тебя могут быть тут дела. Ну, да ладно. Ты же так и не поел. Я принесла тебе со стола котлеты. Будешь?
Анастасия Владимировна протянула Антону завернутые в салфетку две котлеты. Тот жадно схватил их и начал энергично жевать. Его челюсти активно двигались, словно мельничьи жернова, перемалывая на мелкие кусочки мясо.
Мать внимательно наблюдала за сыном. Он закончил есть и вопросительно посмотрел на нее: нет ли еще что-нибудь? Она отрицательно покачала головой. Антон в ответ сделал недовольное лицо.
— Антон, — сказала Анастасия Владимировна, — надо бы извиниться перед девушкой.
— Перед какой девушкой? — не понял Антон.
— Перед официанткой, ее зовут Агнеша.
— Откуда тебе это известно?
— Я прошла на кухню и спросила, как она себя чувствует?
— И как?
— Слава богу, все нормально. У нее всего лишь ссадина. Но извиниться перед ней надо, она ни в чем не виновата.
— А кто виноват?
— Сейчас это не важно, так сложились обстоятельства. В столовой очень тесно, ты совершил неловкое движение, и она пролила на тебя вино.
— В этой столовой невозможно было сидеть! — воскликнул Антон.
— Больше в ней обедов не будет, будем обедать на улице или на террасе. Но извиниться все равно надо.
— Да, не стану я извиняться. Какая-то полячка, официантка! — фыркнул Антон. — Представляешь, если бы я у себя дома стал просить прощения у прислуги. Да она бы мне на голову села. Мама, подумай об этом. Дай ей десять евро — и будем считать вопрос закрытым.
— Десять евро дать не помешает, но это не отменяет необходимость извиняться. Все ждут от тебя этого.
— Что значит, ждут? — изумился Антон.
— Всем неудобно перед ней, а ведь она будет нас обслуживать, пока мы отсюда не уедем.
— Тебя они послали?
— Никто меня не посылал, но я же вижу, что всем неудобно и что все тебя осуждают.
— И отец?
— Феликс уже извинился перед ней. Теперь твой черед.
— Вот что, мама, я тебе скажу: мне глубоко наплевать, что там думают остальные. Никаких извинений приносить не стану. И мне до чертиков надоела эта тема. Пойду лучше отдохну после обеда. — Антон резко встал и так же резко сел. — Совсем забыл, что тут и отдыхать негде. В моем номере как следует, не полежишь. Ну и свинью нам подложил папаша; если ему так приспичило нас всех собрать, можно же было снять нормальный особнячок. Хоть в Польше, хоть на Мадагаскаре. Так нет же, захотелось купить этот занюханный замок. Вот бы и жил в нем со своей Марией. Нас-то зачем сюда приглашать. Знаешь, какое у него главное занятие в жизни — выкобениваться. Всегда и везде, при любых обстоятельствах. И угораздило же тебя выйти за него замуж, да еще родить меня. Нельзя было это сделать от другого донора?
Антон встал и. не оглядываясь, быстрыми, но грузными шагами направился к входу в замок. Анастасия Владимировна смотрела вслед сыну. На ее глазах показались слезы.
21
Когда Мария вошла в номер, то сразу заметила, что Каманин расстроен. Он сидел у окна и смотрел на озеро. Брови напряженно сомкнулись друг с другом, от чего лицо приобрело напряженное выражение.
Она подошла к нему и мягко положила руку на плечо.
— Тебя что-то беспокоит, Феликс?
Он поднял голову и посмотрел на нее.
— Эта история с официанткой…
— Ее зовут Агнеша, — подсказала Мария.
— Эта история с Агнешой вывела меня из спокойного состояния.
— Ты мне говорил, что Антон очень несдержанный. Он был таким с детства?
— Так и есть, но эти качества в нем только прогрессируют. Чем выше он забирается наверх, тем заносчивей становится. Жалко Настю, она чересчур мягкий человек, она не может ничего с ним сделать. Хотя я уверен, что пытается. Она всегда чрезмерно чутко реагировала на все его эскапады и потакала капризам.
