— В ближайшие дни у меня много дел и разъездов, поэтому в Антверпене вы можете оказаться раньше меня. В любом случае снимите комнату в отеле «Витте лилле». По-английски — «Белая лилия». Запомните?
Уилсон кивнул.
— Что потом?
— С алмазами, которые вы получите в Африке в обмен на оружие, пойдем на биржу бриллиантов. Вместе. Там у нас знакомый еврей — давний деловой партнер. Возьмет бриллианты, отправит деньги на счет. Как договорились: мне — семьдесят процентов, вам — тридцать. Ну а после этого — вы вольный человек, ступайте на все четыре стороны.
Уилсон посмаковал кусочек кебаба, помолчал, затем спросил:
— А Бободжон?
Хаким недоуменно вскинул брови:
— При чем тут Бободжон?
— Он будет в Антверпене?
— Нет, конечно. Зачем?
— Мог бы и появиться на глаза старому другу… — произнес Уилсон.
— Ему недосуг. Занимается важным делом. Даже я с ним не скоро увижусь.
— Что за важное дело?
Хаким долго не отвечал, потом улыбнулся:
— Вы же знаете, Бободжон хорошо разбирается в компьютерах. Сейчас он помогает нам в вопросах коммуникации.
— А именно?
Хаким медленно отхлебнул вина, чинно поставил бокал на стол и посмотрел американцу прямо в глаза.
— Позвольте мне дать один совет…
Уилсон тут же задиристо вскинул подбородок. Араб улыбнулся про себя.
— У нас в данный момент общее дело, — примирительно сказал он. — Мы с Бободжоном и вы в одной упряжке. Это хорошо. Но это не делает вас одним из наших. Поэтому для вас же лучше проявлять поменьше любопытства. Лишние вопросы нервируют людей. Меня, в частности. Все равно ничего не узнаете, а на неприятности можете нарваться.
Поскольку Уилсон угрюмо молчал, нахмурился и араб.
— А скажите-ка мне вот что… — вдруг другим, более резким тоном произнес он, — зачем вы… ввязываетесь во все это?
Уилсон скорчил мину, которая должна была означать: слишком трудно объяснить!
Хакима это не удовлетворило. Он погрозил собеседнику пальцем.
— Знаете, что я про вас думаю? Вы гнилой интеллектуал!
Обвинение было смягчено улыбкой, поэтому Уилсон не счел нужным обидеться. Он рассмеялся и, в свою очередь, помотал указательным пальцем, но с другим смыслом.
— Нет, нет. Не надо записывать меня в интеллектуалы. Я инженер. Это совсем другое.
— Верно, инженеры в облаках не витают. Но племянник говорил, вы в тюрьме всё книжки читали. А правильных книжек мало. Правда, Кутба вы читали, да?
— Читал.
— Что именно?
— «Вехи пути».
Араб удовлетворенно хмыкнул.
— И ваши мысли по этому поводу?
Уилсон осторожно пожевал губы. Сайд Кутб проповедовал возвращение к «чистому исламу» и насильственное свержение современных ему «разложившихся» арабских правительств. В конце концов его повесил президент Насер. По мнению Уилсона, именно Сайд Кутб был главным вдохновителем людей типа Усамы бен Ладена.
— Я полагаю, Кутб во многом прав, — сказал наконец Уилсон. — И его идеи хороши… для арабов.
— А если ты не араб?
— Остальным разумней искать учителей по себе.
— Что ж, с этим трудно поспорить, — хохотнул Хаким. — Каждый ищет учителя по себе. Кутб вам явно не глянулся. А другого нашли?
Уилсон уклончиво повел плечами.
Хаким не отставал:
— Бободжон говорил, что в вас течет индейская кровь. Правда?
Уилсон упрямо отмалчивался.
— Извините за невежество, — продолжал Хаким, — я практически ничего не знаю об индейцах. Все знания — из старых вестернов… Но мне думается, и у вашего племени должна иметься ключевая фигура вроде нашего Кутба.
— У моего племени? — Уилсона слегка передернуло. — Эти дикари, — продолжил он с саркастическим нажимом, — не оставили письменных памятников. Никаких трактатов, памфлетов и диссертаций.
Хаким вежливо рассмеялся.
— Но что-то они все-таки оставили, да?
— Да. Причитания.
— Причитания?
Уилсон величаво кивнул:
— Мой народ сочинил много чудесных жалобных песен. Потому что, увы, было на что жаловаться…
— Стало быть, только причитания?
— Нет, — сказал Уилсон. — Еще Танец духов.
Хаким опять вежливо рассмеялся и подлил вина в бокал собеседника.
— Грустные песни и танцы! Что ж, не самое плохое наследие.
Араб не имел ни малейшего намерения уязвить Уилсона — просто не знал, как правильно реагировать. Однако Уилсон уже сам завелся. Внутри он весь кипел, хотя на лице не дрогнул ни один мускул. Стараясь не выдать своего бешенства, он сказал тоном, который казался ему предельно небрежным:
— Я своих родителей не знаю. Рос по сиротским приютам. Поэтому у меня, собственно, нет никакой прямой связи с историей моего народа. Я даже не могу с полной уверенностью утверждать, что я индеец. Многие говорили и говорят, что я похож на индейца. И я действительно похож на индейца. Однако до определенного момента меня нисколько не интересовали мои корни — реальные или предположительные. Но однажды, еще мальчишкой, я вдруг узнал про Танец духов. Точно помню, когда это случилось, — в приемной зубного врача лежал журнал, и в нем была статья.
— Ага, ага… — растерянно тянул Хаким. Он не понимал горячности собеседника. Да и выпитое вино не располагало к каким бы то ни было серьезным разговорам.
— То была заурядная познавательная статья, — продолжал Уилсон, — которую иллюстрировала фотография человека по имени Джек Уилсон. Индейцы звали его Вовока. На картинке он был в обычном индейском одеянии тех, кто изображал на празднестве дух умершего. Этот наряд для ритуального танца — весь в звездах и полумесяцах.
Хаким только моргал. Он решительно не понимал, о чем толкует странный американец. Ритуальные танцы, духи умерших…
— Словом, героем статьи был мой полный тезка. Я подивился совпадению и тут же про него забыл. Только годы спустя, когда я сидел за решеткой… Да, второй год в тюрьме строжайшего режима — второй год в одиночке! Месяцами таращиться на стену… Зато думать и вспоминать никто не мешает. И вот однажды меня вдруг осенило — прямо как ошпарило. «Погоди, — сказал я себе, — а ведь мой полный тезка в том журнале — это ведь неспроста! Никакой он мне не тезка. Он — это я! И я — это он! Да-да. Он мое прошлое и мое будущее. В этом человеке мое все!»
Хаким кивал с отсутствующим видом. Потом тоскливо покосился в сторону стоящего в почтительном удалении официанта. Смущение Хакима перерастало в скуку, а скука — в раздражение.
— Простите, до меня не доходят все эти… тонкости, — сказал он усталым тоном.
Тупость араба возмущала Уилсона. Но тут ему вдруг пришло в голову, что он сам лишил Хакима возможности что-либо понять. Как он представился в Ливане? Фрэнк д'Анкония! А теперь внезапно выпрыгнул его «полный тезка» Джек Уилсон! Без дополнительных объяснений никто, естественно, не врубится в его повествование!
Тяжело вздохнув, Уилсон сухо закруглился:
— Короче, Танец духов — некий аналог вашего идейного наследия в виде книжек Кутба.
Тут Хакима наконец-то взяло любопытство.
— Погодите, вы мне так ничего и не объяснили про этот танец. В чем его идейное содержание?
Уилсон опять загорелся:
— Танец духов — призыв вернуться в потерянный золотой век. Отказаться от прогресса, который несет только смерть, разрушение и страдания. Дело в том, что этому Вовоке — мне тогдашнему — было видение. Будто все индейцы — все! — начинают разом танцевать. И к ним мало-помалу присоединяются все восставшие из праха предки. Они танцуют, и танцуют, и танцуют… и земля — вся земля! — начинает содрогаться под их ногами. А потом все индейцы, нынешние и прошлые, вдруг возносятся на небо, а земля — земля продолжает сотрясаться! И в конце концов пожирает оставшихся на ней людей. А остались — одни бледнолицые! Все враги индейцев погибают. И тогда индейцы возвращаются на землю, все старые раны заживают, и начинается новая, прекрасная жизнь… Мир излечивается от заразы.
— Хм… мир излечивается. Занятно.
— Да, на землю возвращается золотой век, все становится как в старые добрые времена.
Хаким странно поиграл бровями.
— Похожи, мы с вами оба много выпили, — внезапно сказал он.
Уилсон чуть не лопнул от злости. Старый дурак ни черта не понял!
Но тут араб махнул рукой, словно отметая все прежде сказанное, и сделал нечто до такой степени неожиданное, что прежний разговор действительно немедленно вылетел из головы.
Хаким достал из кармана черную бархатную коробочку и положил ее на стол перед Уилсоном. В таких футлярах обычно дарят обручальное кольцо.
— Это что… предложение руки и сердца? — растерянно улыбнулся американец.
Глаза Хакима смеялись и подсказывали: «Открой, сам увидишь!»
Уилсону стало немного не по себе. Не без трепета он открыл бархатный футлярчик. На шелке, в углублении для кольца, лежала розовая продолговатая капсула, похожая на мультивитаминную.
