Ознакомительная версия.
Он легко забросил свое тело на полку, и улыбнулся, прислушиваясь, как старик кряхтит, укладываясь на своем месте. Он мог понять Исмаила и его соседа – такого же дедка Джуму. На склоне лет они получили невероятную возможность побывать на земле Пророка, прикоснуться к Черному камню. Восторг от начавшей сбываться мечты переполнял их, заставляя совершать детские поступки.
– Уважаемый Хазрат! – подал голос старый Джума. – Я не могу придумать, как быть!
– Что случилось? – свесил голову Хазрат.
– Поезд постоянно движется. Я не могу понять, где находится Мекка, чтобы завтра правильно совершить намаз!
– Я совсем забыл! – спохватился Хазрат. Он порылся в сумке, и протянул аксакалу необычный компас. – Это специальный компас для паломников. Стрелка, как и положено, показывает направление север-юг. А вот эта метка в форме полумесяца на вращающемся циферблате – указывает направление на Мекку.
Он едва удержал смех, увидев, как старики, сталкиваясь седыми головами, разглядывают диковинную игрушку. Потом бросил взгляд на соседнюю верхнюю полку. Их четвертый спутник, казанский татарин по имени Назар, лежал на спине с открытыми глазами, но молча. Крепкий мужчина лет сорока с небольшим, он вообще не любил разговаривать. Бывший пехотный майор, он за свою жизнь успел навоеваться «досыта». А в конце концов, осел в окружении Хазрата. После того, как Хазрат предложил ему совершить Умру, Назар и вовсе замолчал, словно растворившись в своих собственных мыслях.
За окном поплыли яркие белые пятна железнодорожных фонарей – поезд прибывал на станцию.
Леха не любил детей. Нет, он не испытывал к ним неприязни, но и умиление маленькими человечками не входило в число его достоинств. Или недостатков? Он их немного побаивался. Их откровенность и непосредственность ставили его в тупик, ему все время казалось, что над ним издеваются. Сам же он к детям относился серьезно, общался с ними фактически на равных, разве что делая некоторую скидку на физическую слабость и отсутствие опыта. Почти так же, как он относился к обычным новобранцам. И, странное дело, именно за это дети любили его.
Обычно компанией детей Леха тяготился, и всячески пытался из нее улизнуть, беспомощно озираясь затравленным взглядом в поисках подмоги и спасения. А вот с этим мальчишкой, Максимом, ему почему-то было легко. Общая беда, неразделенная любовь, сплачивает мужиков, даже если один из них вчетверо старше другого.
Они сидели в тамбуре на корточках рядышком, и болтали «за жизнь».
– С друзьями у меня, честно говоря, проблема, – делился Максим. – Понимаете, мне со сверстниками не интересно. Они не знают ничего, глупые какие-то. В детские игрушки играют. С ребятами постарше мне интересно, но зато уже они меня в свою компанию не берут, потому что я маленький. Они сами боятся, что их засмеют из-за того, что с малышней возятся. Так и дружу… с книжками и Интернетом.
– Да, тяжелый случай, – согласился Леха, подивившись солидной взрослости суждений мальчишки. – У меня похоже было. С ровесниками тоже не водился. Но я хоть спортом занимался, а в секции с ребятами постарше были совсем другие отношения, равноправные, мы были членами одной команды. Да и сам я был пацан, честно сказать, хулиганистый, меня старшеклассники побаивались.
– Ну да, сила есть – ума не надо, – убийственно серьезно прокомментировал Максим. – Таким самая дорога в милицию.
Он не выдержал, и тихонько хихикнул, хитро блеснув стеклами очков.
– Уши оторву, – добродушно проворчал Леха.
– Тогда придется линзы вставлять, – горестно вздохнул мальчишка. – Без ушей очки не удержатся.
– Тебе не в физическую спецшколу, а в цирковое училище надо, – заржал Леха. – Клоун малолетний.
– Клоун, между прочим, самая сложная профессия в цирке, – назидательно ответил Максим. – И одно другому не мешает. Физика – это работа, призвание. А быть клоуном – хобби. Я вот одно время тоже в милицию хотел, бандитов ловить. Особенно, когда у папы с бандитами неприятности были. Дедушка говорил, что милиционеры не только уважаемые люди, но и обеспеченные. Их все отблагодарить спешат – и если сделал что-то, и если не сделал.
Максим изучающе поглядывал на Никифорова украдкой.
– Да вы курите, – разрешил он. – От одной сигареты мне ничего не будет.
– А кто у нас дедушка? – хмуро поинтересовался Алексей, щелкая зажигалкой.
– Бывший директор гастронома, а теперь простой российский пенсионер.
– Плохой пример тебе дедушка рассказал, – после небольшой паузы сказал Леха. – Неправильный. Обеспеченные менты не бывают уважаемыми людьми. Тут уж одно из двух. Нужными, полезными – может быть. Но не уважаемыми. Их не уважают те, кто «благодарит», и презирают свои, те, кто не берет. Вот этих уважают. Но зато у них в кармане ветер.
– А вы не берете? Никогда?
– Нет! – отрезал Никифоров. – Если ты хоть раз что-то взял… И не важно что и у кого – сто баксов у сутенера, чтоб отпустил, сто рублей у бабки, чтоб соседке досадил, халявную кружку пива в ларьке, чтоб сильно не присматривался… Все! Ты уже замазан. Ты уже им должен. А настоящий мент не имеет права быть должником. Потому что в следующий раз они попросят больше.
– Да, тяжелый случай, – повторил пацан слова Лехи, да еще здорово скопировав его голос и интонации.
Алексей снова рассмеялся, чувствуя, как спадает напряжение. Он всегда напрягался, когда говорил на эту тему.
Дверь из вагона в тамбур распахнулась, и на пороге появилась худощавая женщина лет сорока, которая очень старалась выглядеть на тридцать.
– Максим! – воскликнула она. – Ты что тут делаешь? Куришь?
– Это Светлана Игоревна, – с легкой досадой представил мальчик.
Только тут вторая сопровождающая учительница заметила Алексея. Она настороженно разглядывала его острыми птичьими глазками, явно заподозрив его в педофилии. Есть такие породы людей – они всегда всех подозревают в чем-то ужасном.
– Добрый вечер, – поднялся Леха. – Майор Никифоров, подмосковный ОМОН.
Взгляд Светланы Игоревны не потеплел ни на полградуса. «Видали мы таких ОМОНовцев!» – словно говорила она. Впрочем, она была почти права, в ОМОН Леха только еще собирался вернуться.
– А вы что здесь делаете? – с напором спросила она.
Леха ощутил легкий укол раздражения. Он не выносил, когда на него давили или даже просто повышали голос.
– Он – друг Ольги Николаевны, – веско вставил Максим. – И пришел ее проводить. Мы просто с ним задержались поболтать.
Светлана Игоревна, казалось, не заметила реплики мальчишки, но взгляд ее все же изменился. Теперь он стал откровенно изучающим. Ей было жутко интересно, с кем это проводит служебное время ее молодая спутница.
– Ну, хорошо, майор Никифоров, – она смерила Леху взглядом с головы до ног. – До свидания. А ты, Максим, чтобы через пять минут был в постели. Уже почти двенадцать. Я приду проверю.
Леха облегченно перевел дух, когда дверь за педагогиней захлопнулась.
– А вы думали, мы тут в сказке живем? – хмыкнул Максим. – Ее даже в школе Коброй зовут.
– Вот черт! – спохватился Леха. – Двенадцать уже! Сейчас вагон-ресторан закроется!
– А вам что, рюмочка на ночь нужна? – ухмыльнулся пацан.
– Да ну тебя, – махнул Леха рукой. – У меня вагон на другой стороне от ресторана. Если они закроются, как я туда попаду?
Мальчишка оценивающе глянул на нового друга, словно решая, стоит ли ему доверить важную тайну.
– Держите, – он достал из кармана какую-то железяку, и протянул Лехе.
– Ого! – удивился тот. – Где достал? Спер у проводника?
У него на ладони лежал «трехгранник» – железнодорожный ключ-универсал от всех дверей в составе.
– Где взял – там уже нет, – ответил Максим, но смилостивился. – Отец мне дал. Дверь в купе за собой закрыть, если один остался, а выйти приспичило. Ну, или наоборот – туалет на станции открыть и на пути нагадить прямо в городе.
– Ну, спасибо, друг, – Леха протянул руку. – Завтра верну. И…это… – он замешкался, держась за дверную ручку. – Ты присмотри тут, если что…
– Не беспокойтесь, – солидно ответил мальчишка, не переспрашивая, что Алексей имеет в виду. Им обоим это было понятно без слов.
В Сибири темнеет рано, и как-то не по-европейски стремительно и основательно. Хотя, не везде, конечно. Сибирь – она большая. Кто думает, что Россия – это Москва, Смоленск и, максимум, Казань с Екатеринбургом – тот просто никогда не видел карты. Одна Западно-Сибирская равнина накрывает европейскую часть страны как широкая скатерть – обеденный стол. А есть еще и Среднесибирское плоскогорье, и вся Восточная Сибирь с Якутией и Приморьем.
Сильно ошибается тот, кто центром России почитает столицу. Этот самый центр, к вящему удивлению москвичей, находится где-то в районе Красноярска с Томском, которые принято считать очень дальней периферией. И условия в Сибири разные. Где-нибудь в Надыме летом ночь сильно задерживается, а в заполярной Воркуте или Норильске солнце и вовсе висит в небе круглые сутки.
Ознакомительная версия.