Наконец он закрыл окно и пошел в ванную.
Там он высыпал из пакетиков и коробочек все, что только нашлось в аптечке. Как все французы, госпожа Куртен вполне оправдывала репутацию великой потребительницы лекарств. Чего там только не было! И в каких количествах! Получилась целая куча таблеток.
Подавляя отвращение, Антуан принялся глотать их целыми горстями.
Он горько плакал.
Внезапное цунами, родившееся в глубине желудка, с сокрушительной силой прошибло его снизу доверху, скрутило внутренности и вырвалось из горла, буквально сдернув Антуана с кровати. Он скорчился, издав гортанный крик, идущий откуда-то из кишок, изо рта выплеснулась струя желчи, а он, задыхаясь, пытался найти равновесие.
Он изнемогал, спину мучительно ломило. С каждой новой волной все его тело стремилось выскочить из своей оболочки, вывернуться наизнанку, превратиться в жидкость и испариться.
Это длилось добрых два часа.
Мать регулярно поднималась, меняла поставленный на ковер возле кровати тазик, протирала ему уголки губ, прикладывала ко лбу холодное полотенце и уходила.
Когда спазмы утихли, Антуан уснул.
Реми в его сне тоже был вымотанным, абсолютно без сил. Распростертый на дне глубокой черной ямы, он уже не тянул руки, а лишь шевелил пальцами в последнем усилии. Смерть приближалась, она была тут, хватала его за ноги, тащила к себе, Реми увязал, исчезал…
Антуан!
Когда он очнулся, было темно. Он не знал, который может быть час, но наверняка не ночь. Снизу до него доносился звук работающего телевизора. Он подождал, пока зазвонит церковный колокол: его было слышно, когда ветер дул в нужную сторону. Сейчас ветер как раз наваливался на ставни. Антуан насчитал шесть ударов. Но не был уверен. Скажем, между пятью и семью часами.
Он глянул на ночной столик и увидел стакан с водой и графин. И какое-то незнакомое лекарство в бутылочке.
Позвонили в дверь, телевизор смолк.
Мужской голос, перешептывание.
Потом на лестнице послышались шаги, и появился доктор Дьелафуа со своим увесистым кожаным чемоданчиком, который он поставил возле кровати. Он склонился над Антуаном, на секунду приложил ладонь к его пылающему лбу. После чего, по-прежнему без единого слова, снял плащ, достал стетоскоп, откинул одеяло, приподнял пижамную куртку (когда Антуан успел надеть ее? он не помнил) и молча, сосредоточенно глядя куда-то в пространство, приступил к осмотру.
Внизу снова заработал телевизор, но звук был очень тихим. Доктор посчитал пульс Антуана. Потом он убрал стетоскоп и остался сидеть, слегка раздвинув ноги и скрестив руки, задумчивый и осторожный.
Доктору Дьелафуа было около пятидесяти. По общему мнению, отцом его был бретонский моряк, который много странствовал, что же касается происхождения матери, тут выдвигались различные предположения: вьетнамская прислуга, китайская проститутка, тайская потаскуха… Как видим, молва не испытывала большого уважения к этой женщине, о которой на самом деле никто ничего не знал.
Доктор поселился здесь лет двадцать пять назад, и никто не мог похвастаться, что когда-нибудь видел его улыбающимся. В течение года он бороздил дороги кантона, принимал всех пациентов до последнего. Все были с ним знакомы, вызывали его один раз, а потом еще и еще. Он присутствовал на десятках свадеб, причастий, крестин и похоронил множество стариков. Но никто не знал ничего о нем самом; ни жены, ни детей. Дочка хозяйки бакалейной лавки убирала его квартиру, но кабинетом он занимался сам. По воскресеньям, через распахнутые настежь в любую погоду окна, можно было увидеть, как он, одетый в поношенный спортивный костюм, пылесосил, чистил и мыл. И если пациент пользовался случаем, чтобы попроситься на прием, доктор Дьелафуа открывал дверь, впускал его, мыл руки и приступал к консультации, отложив банку мастики и тряпку в угол своего кабинета.
Антуан приподнялся в подушках. Тысячу раз вывернутый наизнанку желудок причинял ему адскую боль, вкус блевотины во рту вызывал тошноту.
Доктор не шевелился, погруженный в свои мысли. Его совершенно непроницаемое широкое лицо метиса и полная неподвижность смущали Антуана. Но постепенно ему стало казаться, что доктора здесь нет, что просто у него в комнате появилась новая мебель. Антуан предался собственным размышлениям. Он не справился. Он хотел умереть, а у него не получилось. Вдруг он вспомнил о начале поисков, о группах, направлявшихся в лес Сент-Эсташ… Ему уже не надо оправдываться, надо лишь подтвердить то, что все теперь и так знали. Тяжесть того, что ему предстояло, была столь велика, что он закрыл глаза и снова утонул в подушках.
– Ты хочешь что-то рассказать мне, Антуан?
У доктора был очень спокойный голос. Он не сдвинулся ни на миллиметр.
Смерть Реми была одновременно совсем рядом и очень далеко, в мозгу Антуана все перепуталось. Куда они положили тело Реми?
Он представил себе Бернадетту, сидящую возле распростертого тела сына и пытающуюся согреть его холодную ладошку в своих руках…
Может, они ждут, когда доктор Дьелафуа даст зеленый свет, чтобы прийти арестовать его? Жандармы удерживают его мать внизу? Раз он несовершеннолетний, может, снимать с него показания должен доктор?.. Антуан уже не знал, на какой вопрос отвечать.
Сумрак в спальне сблизил его с Реми. Здесь было так же темно, как в том месте, откуда его вытащили.
Он представил себе мужчин, склонившихся над поверженным буком. Господин Дэме никому не позволил лезть за своим сыном в черную дыру, даже пожарные оставались на почтительном расстоянии. Они только принесли носилки и большое одеяло, чтобы накрыть тело. Момент, когда господин Дэме тащил к себе ребенка, был душераздирающим. Он схватил его за руку. Сначала показалась голова Реми, все сразу узнали его каштановые волосы, потом появились плечи. Все члены были так странно вывернуты и так податливы, что многим показалось, будто его поднимают на поверхность по частям…
Антуан разрыдался.
И почувствовал неожиданное облегчение. Это были другие слезы, не такие, как в те времена, когда он был свободен, но глубокий и умиротворяющий поток. Слезы очищения.
Доктор Дьелафуа сдержанно кивнул, он соглашался с тем, что как будто бы услышал.
Поток слез Антуана был неиссякаем.
Странно, но в это мгновение он испытывал счастье. Счастье облегчения, на которое он уже не надеялся. Все было кончено, и теперь пришли слезы его детства, какие-то утешительные слезы, они давали ему успокоение, которое он унесет с собой туда, куда его уведут.
Доктор еще долго слушал, как плачет Антуан, потом поднялся, закрыл свой саквояж и, не глядя на мальчика, взял пальто.
И вышел, ничего не сказав.
Антуан успокоился, высморкался, сел в подушках. Может, ему надо одеться, чтобы принять людей? Он не знал, что делать, его впервые шли арестовывать.
Сперва на лестнице раздались материнские шаги. Значит, он должен одеться и спуститься вместе с ней. Он бы предпочел кого-нибудь другого, она станет цепляться, когда жандармы потащат его.
Войдя в комнату, госпожа Куртен сморщила нос: этот запах рвоты…
Она подняла тазик и выставила его на пол в коридор, потом вернулась и, несмотря на сильный ветер, распахнула створку окна, чтобы проветрить. В комнату ворвался холодный воздух. Антуан заметил у матери на лбу вертикальную морщинку – верный признак озабоченности.
Она повернулась к сыну:
– Тебе получше, да?
И, не дожидаясь ответа, взяла с ночного столика бутылочку с лекарством и накапала его в кофейную ложечку.
– Все этот каплун… Я его выбросила. Как можно торговать таким мясом!
Антуан не реагировал.
– Ну-ка! – сказала она. – Это от несварения, тебе станет лучше.
Упоминание о простом расстройстве желудка привело Антуана в недоумение и озадачило. В задумчивости он проглотил лекарство. Он не был уверен, что понимает, что происходит.
Госпожа Куртен закупорила флакон.
– Я сварила бульон, сейчас принесу тебе чашку.
Она сказала про каплуна, а Антуан помнил, что почти не притронулся к нему. И потом, если он заболел несварением, ведь мать тоже ела, почему же она не заболела?
Антуан попытался восстановить события, но в голове стоял сплошной туман. Он не мог отчетливо отличить реальность от того, что ему, должно быть, приснилось. Он встал. Ноги подкосились, он потерял равновесие и схватился за край кровати. Он подумал про Валентину. Она была частью сна или реальности? Он снова увидел ее, стоящую перед ним, когда он пытался завязать шнурки, он поспешил встать, но упал на кровать, как сейчас…
Потом был рождественский ужин, а потом господин Дэме, который обхватил его за пояс. А после еще поиски в государственном лесу и лесу Сент-Эсташ…
Антуан закрыл глаза, переждал, чтобы прошла дурнота, и сделал новую попытку. Опираясь о стены и мебель, он выбрался в коридор, толкнул дверь в ванную, открыл аптечку.
Пусто.
Он прекрасно помнил, что, прежде чем уснуть, видел разбросанные по ночному столику лекарства, некоторые даже упали на пол… Где они теперь?
